Лесса Каури - Золушки из трактира на площади
— Это только начало, папочка! — хихикнула Персиана. — Пойду детей одевать! Весь, помоги мне с малышами!
Ко всеобщему удивлению, Веслав беспрекословно подхватил под мышку младшего мальчонку и потащил в детскую.
— А он любит с детьми возиться, — заметил Пип, поглядев ему вслед. — Интересно, почему?
Бруни подошла к окну — на улице светлело. Над мостовой плыл бледный туман — ночной призрак, который сгинет, едва солнце поднимется чуть выше и согреет землю.
— Мы даже не знаем, были ли у него братья или сестры, — тихо сказала она.
Пиппо подошел ближе и, приобняв ее за плечо, загляделся на стаю скворцов, суматошно чертившую небо перед отлетом.
— Дай ему время, девочка! Лед тает не сразу! Но тает — лишь бы очаг горел постоянно!
Матушка благодарно потерлась щекой о его руку.
— Экипаж за невестой прибыл! — сообщила прибежавшая с улицы Виеленна.
— Одурел, что ли? — удивился Пип. — Рано еще!
— Кучер говорит, боялся проспать, лучше здесь подремлет!
— Пойдем глянем! — Персиана ухватила Бруни за руку и потащила наружу.
Экипаж представлял собой открытую повозку, запряженную четверкой белых лошадей и украшенную осенними цветами, которым засыпающая природа дарила последнее буйство красок. Три пояса, собранные из мелких астр — белых, сиреневых и бордовых, охватывали периметр люльки. Ступицы утопали в белых и красных георгинах, таких толстых и важных, что их судьба закончить свою цветочную жизнь на колесах казалась крайне несправедливой. В гривы и хвосты лошадей были вплетены мелкие белые и желтые хризантемы, а за тульей высокой шляпы кучера красовался… небольшой подсолнух, полный семечек.
— Бруни! — раздался голос со второго этажа.
Из окна высовывалась Ванилла, тряся головой с наполовину расплетенными волосами. Другая половина, сплетенная наподобие толстого рога, торчала весьма воинственно и делала хозяйку похожей на демоницу из детских страшилок.
— Пресвятые тапочки! — пробормотала Персиана.
— Возьмите в погребе корзину с морковью и украсьте карету! — приказала невеста.
— Да куда ж украшать-то? — возмутилась ее сестра. — У Ориданы и то цветов меньше было!
— Делайте, что я говорю! — рявкнула Ванилла, борясь с кем-то, кто пытался утянуть ее обратно. — Это мой свадебный подарок Дрюне — в память о том, как мы познакомились!
— Морковь мытая? — уточнила Бруни, засучив рукава.
— Мытая! — приглушенно раздалось из комнаты, и окно захлопнулось.
Бруни и Персиана принялись обвешивать экипаж морковками. Лошадки из упряжки живо заинтересовались их занятием и были вознаграждены: овощей в корзине оказалось немало, поэтому Матушка втихую скормила лошадям больше трети. Сытые и довольные, животные дружно задремали, и к победоносному храпу кучера добавилось сонное фырканье, что заставило умолкнуть местных петухов, устыдившихся слабости собственных глоток.
Ванилла спустилась на кухню через час. Прическа более не напоминала рога, превратившись в волшебную башню, украшенную шпильками с бабочками, цветами и стрекозами, на зависть всем благородным дамам. Крылья бабочек были оранжевые, а стрекоз — зеленые. Матушка представила, как это великолепие будет смотреться с пышным платьем невесты, и даже глаза прикрыла от восторга. Любила ее подруга притягивать взгляды. Она бы, Бруни, так не смогла!
— Твоя очередь, — кивнула Ванилла сестре. — Поднимайся наверх. Бруни, поможешь с платьем?
Платья, накануне доставленные слугами мастера Артазеля, стояли на специальных подставках в чистой и светлой комнате рядом с прядильным станком Аглаи. Наряд невесты казался закатным облаком, кувыркнувшимся с неба, нежно-зеленое платье Персианы — пучком юного салата, распустившимся на грядке. Третье одеяние было лишено всяких украшений, лишь золотой шнур с кистями красовался на нем вместо пояса. Глядя на гладкую ткань цвета топленых сливок, на простые узкие рукава, на спадающую до пола юбку безо всяких оборок и кружев, на неглубокое декольте, Бруни мысленно поблагодарила старого портного. Ее посетило странное чувство, будто в эту самую минуту Хлоя проводит ладонью по ткани и одобрительно качает головой. Образ матери был так ярок, что дочь даже зажмурилась, стараясь избавиться от наваждения. Но спугнуло его другое. Сквозь закрытые окна донеслись резкие звуки рожков и дудок, уханье барабана и звон бубна, неожиданно печальная нота простуженной волынки. Это прибыли музыканты, чтобы сопровождать кортеж новобрачной.
— Ради Пресветлой Индари, умоляю, — потихоньку впадая в панику, свойственную всем невестам во все времена, попросила Ванилла, — будешь надевать на меня платье — не задень прическу!
— Эту шедевру? — скрывая улыбку, уточнила Бруни. — Как можно!
Оранжевое великолепие опустилось на Ваниллу, превратив ее в экзотический дивный цветок. Матушка даже ахнула и захлопала в ладоши, так удачно сочеталось платье со светло-каштановыми волосами невесты и украшениями в них. Глубокий вырез почти не скрывал пышный бюст, лаская его мягкими кружевами с золотой нитью.
Однако Ванилла не спешила подойти к зеркалу, в которое смотрелась еще ее мать, собираясь замуж за Пипа Селескина. Повернувшись спиной к Брунгильде, решительно сказала:
— Затягивай!
Матушка, вздохнув, взялась за шнуровку корсета. Спорить с подругой сейчас не стоило.
Зеленый, богато расшитый бисером и золотыми нитями пояс и такие же туфельки завершили образ невесты.
Вошедшая Персиана, головку которой украшала живописно уложенная тугая коса с зеленой лентой, расшитой бархатными белыми цветочками, пораженно застыла на пороге.
— Ну ты, мать, даешь! — заявила она, когда к ней вернулся дар речи. — Настоящая благородная дама! — и, хихикнув, добавила: — Дородная такая!..
Ванилла показала ей язык и повернулась к Бруни.
— Иди в мою комнату. И без шедевры не возвращайся!
Матушка кротко вздохнула и отправилась по указанному направлению.
* * *Туссиана Сузон смотрела в окно, энергично растирая ладонями поясницу. Когда Бруни вошла и робко остановилась у порога, она даже не оглянулась.
— Значит, это ты — Матушка Бруни, двадцатитрехлетняя вдова, владелица трактира на площади Мастеровых? — выдержав паузу в несколько минут, наконец соизволила спросить она.
— Я, госпожа, — тихо ответила Матушка, гадая, откуда ей столько известно. Не иначе, Ванилька наболтала!
Туссиана развернулась.
Пип был прав: взгляд горничной был пронизывающим, все подмечающим. С такой прислугой благородной Рю Филонель не требовалась ни записная книжка, ни личный маг. Сузон все запоминала и видела всех насквозь. Не последнюю роль она сыграла и в той партии, в которой место шахматной королевы — официальной любовницы Редьярда Третьего — заняла ее госпожа. Да что говорить, если сам Викентий Висконтин, Шеф Королевской Канцелярии, не считал зазорным склонить голову, когда эта «простая» горничная проносила мимо него свою неоднозначную персону.
