Колдовской мир. Год Единорога - Нортон Андрэ

– Кажется, я уже никогда не напьюсь и не наемся вдоволь, – сказала я, осушив рог. – Такая внутри пустота…

– Ну, это уладить недолго, – весело ответил он, старательно избегая моего взгляда.

– Помнится, ты говорил, я из тех, кто хочет слышать правду, а не слова успокоения. Дело ведь не только в еде и воде, верно, Херрел?

– Еще я говорил, что время не на нашей стороне. Они уже знают, что я разрушил заклятье и не выполнил того, что было велено. И теперь вытягивают из тебя жизненную силу, чтобы подпитывать ею свою Гиллан. Ты от этого не умрешь, однако достаточно будет и того, что ослабнешь и замешкаешься в пути. Остальное довершит время.

Я взглянула на руки: они дрожали, и я никак не могла унять эту дрожь.

– У них есть еще одно оружие против меня – мой страх.

– Да. Они пустят в ход любые средства, чтобы лишить тебя мужества.

Я снова вернулась к вопросу, который не давал мне покоя:

– Так эти земли обитаемы или нет? И станет ли местный народ сражаться против нас?

– Людей здесь встретишь нечасто – на равнинах их куда больше. Будь ты сама по себе, они по приказу Стражей Границ устроили бы на тебя охоту. Но ты со мной, а потому они не будут вмешиваться, предоставив нам самим разбираться со Всадниками-оборотнями.

– Но ты говорил, нас за каждым поворотом ожидает опасность.

– Так и есть – Всадники об этом позаботятся.

– А я-то думала, ваша страна – гостеприимный край, полный чудес, но никак не опасностей.

Херрел грустно улыбнулся:

– Увы, миледи, мы так долго скитались вдали от Арвона, что почти забыли его истинный облик, желая помнить лишь его прекрасную улыбку. Но в любой земле есть добро и зло. В Долинах Высшего Холлака их порождает воля людей или природы, а в Арвоне их творит магия. Как-то я сказал тебе, что нас изгнали из родной страны, сочтя угрозой для наконец воцарившегося мира. На деле же это то, что нас заставили помнить. Здесь, как и повсюду, тоже сражались за власть, и оружием гораздо более страшным, чем меч, или стрелы, или даже жезлы Ализона, изрыгающие пламя. После того как наш господин потерпел поражение, нас изгнали, внушив, что причина – изъян в самой нашей сущности, и лишь когда мы станем достойны – Ворота вновь распахнутся перед нами. Война давно закончилась, но за годы часть ее сил вырвалась на свободу. Это не зло и не добро, но их можно заставить служить любой из сторон. И если Всадники будут действовать сообща, эти силы станут им подвластны.

– Постой! – оборвала я его. – Херрел, разве в Арвоне нет закона? Нет высшего правителя, который вершит справедливость?

Он покачал головой:

– Всадникам неведом закон, и на верность мы никому не присягаем. Изгнать из Арвона нас нельзя – это место наше по праву рождения, и, исполнив свою часть договора, мы вольны оставаться здесь навечно. В свое время Всадники перейдут на службу к одному из Семерых Владык, но сейчас, покуда их цель – собственные родичи, ни одна живая душа не посмеет им мешать. Нам с тобой остается уповать лишь на милость этой земли – или на то, что у нас здесь. – Он постучал пальцем по лбу.

Мы подкрепились из запасов, которые нашлись в его седельных сумках, а потом немного прогулялись вдоль ручья. Я чувствовала, как силы возвращаются ко мне, и уже начала думать, что Херрел ошибался, когда говорил, будто Всадники тянут из меня жизненные соки, чтобы вторая Гиллан становилась сильнее.

– У тебя есть семья, Херрел? – спросила я. – Ты ведь не всегда был Всадником – у тебя, несомненно, был дом, родители, может, братья?

Херрел умывался, стоя на коленях у ручья.

– У меня была семья. А может, все они живы до сих пор – если время было к ним милосердно. Мы с тобой немного похожи, Гиллан: как и ты, я чужой среди своих. Моя мать происходила из дома Кар До Прон, владения которого простираются на севере. Она пала жертвой приворотных чар какого-то Всадника и бежала с ним – по своей воле или нет, это мне неизвестно. Ее отец отправил за ними погоню. Мать вернулась, а в положенное время родился я. Ее семья приняла меня, но однажды – я был еще ребенком – что-то меня напугало или разозлило, и я изменил облик. Тогда-то всем стало ясно, что во мне больше от Всадника, чем от их почтенного семейства клана Красных мантий, и меня отправили в Серые Башни. А поскольку и Всадником я был только наполовину, мой отец любил меня не больше, чем благородные родственники из Кар До Прон.

– Но твоя мать…

Он пожал плечами и стряхнул воду с рук.

– Ее зовут Элдрис – больше я ничего о ней не знаю. А что до отца…

Херрел поднялся на ноги и, отвернувшись от меня, продолжил:

– Он один из тех, кто навлек на нас несчастье. Ему всегда было стыдно за сына-полукровку.

– Херрел… – Я подошла к нему и вложила свою руку в его ладонь. Он не сжал ее, и тогда я сама крепко стиснула его пальцы. Однако он по-прежнему не смотрел на меня. – Что ж, – произнесла я, – выходит, у нас есть только мы. Разве этого мало?

Голос мой прозвучал бодро, но на душе было тяжело. Я чувствовала нарастающий страх и ничего не могла с этим поделать. Херрел свистом подозвал коня, запряг его и посмотрел на меня. Взгляд у него был чужой и безразличный.

– Нам пора.

Мы вернулись на дорогу. Постепенно местность вокруг изменилась: холмы стали выше, а их склоны круче. Мы долго ехали молча, и я наконец решила нарушить эту гнетущую тишину:

– Ты упомянул Серые Башни. Это туда Всадники держат путь? Это их дом?

– Да. И нам нужно настичь их раньше, чем они доберутся до Башен. Так у нас будет хоть крошечный шанс на победу. В Серых Башнях мы обречены – там каждый камень пронизан магией, которая будет тут же обращена против нас.

– Долго нам еще ехать?

– Всадники опережают нас на полдня. Думаю, женщин они где-нибудь спрячут.

– Но если они спрячут Гиллан, мы никогда…

– Вот именно!

По его тону я поняла, что облачила в слова один из его сильнейших страхов.

– Херрел, а что, если я перенесусь в ту Гиллан и попробую их задержать?

– Забудь об этом! Они теперь глаз с нее не спускают и сразу поймут, что ты вернулась. Изгонять тебя им больше нет надобности: они пленят тебя и наконец превратят тебя в ту Гиллан, которая им нужна.

Вдруг кусты впереди шевельнулись. Конь навострил уши.

– Херрел! – едва слышно позвала я.

– Вижу, – так же тихо ответил он. – Похоже, они решили действовать. Держись крепче.

Хотя Херрел не подавал никаких сигналов, которые я могла бы уловить, конь перешел на рысь. Едва мы поравнялись с кустами, как оттуда на нас выпрыгнул невообразимый зверь, которого попросту не могло существовать в природе: это был гигантский, покрытый чешуей волк с острыми шипами на голове и плечах. Еще мгновение – и чудовищная когтистая лапа распорола бы коню бок. Херрел изо всех сил пнул чудовище, оно, издав оглушительный вой, попятилось и вдруг начало быстро изменяться.

Оно уменьшилось, чешуя словно расплавилась и растеклась по шкуре. Теперь это был коричневый уродец, отвратительная пародия на человека. Он поднял голову, и на нас уставились далеко не человеческие глаза – в них не было и тени ума, лишь лютая животная ярость. Существо было столь невероятным и мерзким, что я закричала от ужаса.

Херрел свесился с седла и принялся бить уродца плашмя мечом, выкрикивая какие-то слова, которые, казалось, причиняли тому больше боли, чем сами удары. Уродец сжался и отполз обратно в кусты.

– Погоди.

Спрыгнув с коня, Херрел подошел к кусту, за которым исчезло существо, и воткнул меч в землю перед ним. Обхватив рукоятку – так, что правая рука лежала на левой, – Херрел нараспев прочел какое-то заклинание, после чего вынул меч и начертил им непонятные мне символы на дороге – позади коня и на обеих обочинах.

– Что это было за чудовище? – спросила я, когда он вернулся.

– Вензал. По одиночке они не опасны, но за разведчиком придет целая стая, а это уже серьезная сила.

– А что это за знаки?

– Чтобы сбить их со следа.