Шестое действие - Резанова Наталья Владимировна

– Что за тип?

– Такой, какой нужен на его месте. Неглупый. Хитрый. Энергичный. Потому на хорошем счету, хоть и протестант.

– Протестант? – Анкрен взглянула на него с недоумением.

– Ты что, протестантов раньше не видела?

– Нет, почему же. В колониях. Там много всякой-разной публики. А здесь это вроде не одобряется, хотя и не запрещено.

– На Севере вообще-то прежде терпимее относились к иноверцам, чем в столичном округе. Но когда во время гражданской войны стали, как всегда, искать виноватых, протестанты, следом за евреями, подались прочь. На важных должностях их теперь почти нет, и это заставляет Форсети выслуживаться особенно рьяно. А ты что с ним не поделила?

Анкрен, уже одетая, но босая, села на постель.

– Он принял меня за ангелистку. Кажется, мои приметы, как ангелистки, ему сообщили из Аллевы. Забавно, да? Хотя ты, кажется, упоминал, что меня там за ангелистку приняли.

Но Мерсер не счел это забавным.

– Из Аллевы… так это я, когда собирал о тебе сведения, пустил слух, что ты ангелистка. Выходит, в городе есть агент Форсети… Не стоило благодарить меня за спасение. Получается, что я тебя и подставил.

– Под арест – возможно. Но глотку мою под тесак подставил не ты. Сама, по глупости…

Мерсер пресек это самобичевание, проведя пальцем по ее губам.

– Ты так и не объяснила мне внятно, зачем тебе понадобилось спасать этих сумасшедших.

– Твой Форсети поймал их в ловушку. И я знала, что их ждет. Не первый год живу в Эрде и видела, как тут поступают с ангелистами. Это жестоко и несправедливо.

– Я тоже видел. Побывал в местах пастырского служения епископа Деция. Но то, что с ними жестоко обошлись, еще не причина, чтоб я их жалел.

– Это я заметила. Стреляешь ты без промаха. Правда, больше в спину. А в лоб сумел бы?

– На войне приходилось.

– Да ладно тебе. Ты слишком молодой, чтоб успеть повоевать.

– Анкрен, это было не в Эрде.

– Верно. Прости, я опять сказала глупость. Где-нибудь война есть всегда. – Она соскочила на пол. – Пойду посмотрю на кухне, нет ли чего пожевать. Надеюсь, Миккель в обморок не грохнется, когда меня там увидит.

– Все, что найдешь, – тащи сюда. А я пока оденусь.

Неизвестно, упал ли в обморок слуга Китцеринга, но вскорости Анкрен вернулась с добычей: половиной курицы, хлебом, сыром и бутылкой можжевеловой настойки. Все это, возможно, было доставлено в дом из той же «Розы и единорога», где Анкрен вчера не успела притронуться к ужину.

Они устроились за столом в комнате у Мерсера. Анкрен была задумчива, что не мешало ей уплетать хлеб с сыром с обычным аппетитом. Потом она сказала:

– Капитану Форсети следовало быть на том совещании у примаса. Но его не было, я точно помню. Это из-за того, что он протестант?

– Возможно. А может, в его задачу входило обеспечить безопасность почтенного собрания. А для этого не обязательно находиться в доме. – Мерсер допил можжевеловую. – Из того, что ты любопытствуешь, делаю вывод, что ты не собираешься отступать.

– Если бы я отступала из-за каждой неудачи… А ты против?

– Нет. Я тоже привык доводить задуманное до конца. Однако послушай моего совета: на ближайшее время затаись. Вчерашняя заваруха не останется в городе незамеченной, а Форсети запомнил тебя в лицо. Вряд ли он додумается искать тебя здесь: отсиживаться едва ли не рядом с «Розой и единорогом» – это превосходит тот уровень наглости, к которому он привык. Но по Эрденону наверняка шныряют его агенты. Я понимаю: ты не из тех, кто сидит сложа руки или валяется в постели, читая романы, – хотя это неплохое занятие… И все-таки постарайся, чтоб тебя не увидели и не узнали. Если будешь выходить, прибегни к своему Дару. А лучше – доверься мне. Как договорились раньше: я буду искать, а ты книжку почитывать. Я чувствую, что разгадка где-то близко. Как только пойму, в чем она, введу в курс дела. Мы вместе разберемся с теми, кто хотел нас убить. И если останемся в живых, сумеем найти себе – на двоих – такое занятие, где каждый применит свои способности.

Анкрен ответила не сразу. Машинально коснулась шрама на мочке уха. Мерсер прежде не замечал за ней этого жеста. Правда, она обычно прикрывала уши, а сейчас волосы были распущены.

– Убедительно врешь… еще убедительней стреляешь и обнимаешь. В любом случае сегодня высовываться было бы глупо. Ладно, не стану выходить. Может, даже буду валяться в постели с книгой, как ты присоветовал. Но если твой Форсети меня выследил и его ребята начнут высаживать дверь прикладами – пеняй на себя.

– Посмотрим. Эти красные перевязи – отличные мишени. Так что я сегодня тоже останусь здесь. И еще: если уж ты вознамерилась лежать в постели, есть занятие получше, чем чтение…

– Стоило одеваться, – проворчала Анкрен.

– Да, в какой-то мере Эрдская провинция выиграла, лишившись прежних вольностей. Есть порядок, спокойствие, процветание. Но – увы! – исчез тот дух истинного северного, сурового рыцарства, что всегда отличал Эрденон. Я знаю, о чем говорю, поскольку застал то незабвенное время, а в Эрде подобных мне почти не осталось. – Напротив, сидя за столом, Мария Омаль о чем-то беседовала с двумя солидными господами – городским олдерменом и заехавшим из Свантера откупщиком. Рыцарь Ларком был, пожалуй, единственным человеком благородного происхождения, посещавшим утренние приемы госпожи Омаль. Вероятно, сюда своего покровителя заманивала Белинда, не упускавшая любого случая показаться в свете. Она и сейчас восседала рядом с ним, посверкивая обнаженными плечами и постреливая глазами – просто так, чтобы не растерять навыка.

С Мерсером, несмотря на то что он не мог похвалиться ни именем, ни состоянием, эйсанский рыцарь беседовал охотно. Может быть, инстинктивно почувствовал в нем отставного военного. Или ему просто было скучно.

– Вы возразите: старикам свойственно приукрашивать времена своей молодости. Не стану спорить – я был тогда молод. Молод и влюблен. Это было не просто юношеское увлечение, жар крови, заставляющий видеть Венеру в каждой замарашке; но высокое, истинное чувство, идеальная любовь, которую испытываешь раз в жизни. На счастье или на беду, я встретил женщину редкостной красоты и ума и назвал ее своей дамой…

– А она любила вас? – полюбопытствовал Мерсер.

– Все препятствовало нашему соединению. Разница в социальном положении… к тому же я уже принес обеты и вступил в орден. Но, думается мне, она понимала благородство моих чувств… Она называла меня «рыцарем без страха и упрека»…

– И чем все закончилось?

– К несчастью, ее жизнь сгубил человек, который принес горе не только мне, но и всему Эрду. Я говорю о Тальви-Самозванце.

– Вы знали Тальви?

– Вас это удивляет? Конечно, для молодых людей это уже древняя история… Как все, что было до их рождения. Увы, я встречал его до начала смуты. Правда, редко. Это был человек, желавший во всем добиваться первенства во что бы то ни стало. Но не умевший этого первенства удержать…

– Эйсанский орден не участвовал в тех событиях?

– Нет, не участвовал… Но не об этом речь. Она… Нортия… та женщина, вовсе не любила Тальви… однако когда-то, из-за своего стремления к показной храбрости, он спас ей жизнь. Из ложно понятого чувства долга она сочла, что должна ответить тем же… но лишь погибла сама. Меня тогда не было в Эрде… – Он смахнул набежавшую слезу. – Вот в чем истинная трагедия, а не в измышлениях вашего Бергамина.

– Вот и посоветуйте ему, о чем написать, когда он снова приедет, – подала голос Белинда. – Может, тогда он сочинит что-то дельное.

– Ни за что! Незачем всяким писакам опошлять идеальную любовь.

Оскорбленный в лучших чувствах рыцарь предпочел прервать разговор и снизошел до того, что ответил на какой-то вопрос откупщика относительно политики ордена в Южных водах.

– Как он мне надоел с этой идеальной любовью, – прошептала актриса на ухо Мерсеру. – Не подумайте плохого, но когда слышишь эту историю не помню уж который раз подряд…