Алексей Игнатушин - Железная скорлупа
— Есть радости выше, — сказал рыцарь твердо. Воспоминания об отъезде из деревни Тилуиф Теджа наполнили гордостью. Правда, его несколько охладило воспоминание, что гордыня — смертный грех.
Поляну огласило сочное чавканье: демоноконь приоткрыл глаз, но интерес к происходящему быстро потерял и вновь засопел. Рыцарь повернулся, и его едва не стошнило: Юрином — пожиратель падали — с аппетитом жевал чью-то руку. Астарот посмотрел на него с укором:
— Можешь не чавкать? Ты проявляешь неуважение к собеседнику.
Бесы засмеялись. Рыцарь боролся с приступами тошноты. Юрином, кивнув виновато, ощерил окровавленные зубы:
— Сир, я буду трапезовать тише.
Астарот удовлетворенно кивнул, обратил взгляд на рыцаря:
— Так вот, о дьяволе и добродетели. Я тебе помогу, здесь наши цели совпадают. Невесту Христову похитили выродки из Ирландии, угнездившиеся здесь подобно зловонной опухоли. Бывшие хозяева острова с гордым именем Туат Де Даннан. Наивные думали, что сильней их нет никого! Что ж, люди выбили из них дурь, и нечисть бежала в Уэльс, сменив имя на Дэйойн Сайд.
Не знаю, чью волю они преследовали, им не впервой разбавлять жаркой человечьей кровью свою болотную жижу в жилах. Следуя общей христианской цели, мы атаковали рыцарей, похитивших деву. Но упустили одного, с пленницей, разумеется.
— Почему не настигли беглеца? — спросил рыцарь.
Астарот омрачился:
— Мы не можем. Мы существа нового христианского мира, и путь в волшебные обители нам заказан.
Рыцарь тупо кивнул, спохватился:
— Как вы смеете причислять себя к христианам? Вы — проклятые демоны!
Ронве фикнул презрительно:
— Вот и помогай грубиянам.
Хапхан зашумел мехами, а Юрином неодобрительно зачавкал.
— А разве мы — не часть христианского мира? — спросил Астарот спокойно. — Разве не являемся второй стороной монеты? Христианство принесло новые ценности, не мне вам говорить. Как бы скептически я к ним ни относился, они куда лучше бездумно-счастливых идеалов Тилуиф Теджа. Христиан соблазнять интересней. Но мир следует очистить от старых владельцев — факт непреложный. Этим занимаемся и мы, и Церковь. Кому нужны конкуренты?
К тому же именно Темное воинство отвращает людей от преступлений. Неужели вы думаете, что они не грешат от избытка сознательности? Нет, посмертные муки пугают.
Инконню молчал, ошарашенный.
— Как же мне найти леди Хелию?
— Я укажу путь, — улыбнулся Астарот. — Право, будет интересно наблюдать, как полукровка пойдет против собратьев.
— И вы туда же! — вздохнул рыцарь огорченно.
Герцог Преисподней рассмеялся, подручные залились визгливыми трелями.
— Отрицать бессмысленно, один из ваших родителей явно из поганого семейства. Прекрасно, это породит смятение души — сладкую пищу для демона.
— Извольте говорить о родителях уважительно! — прорычал рыцарь. Меч вытащил из земли, поднял над головой. Астарот наблюдал насмешливо.
— Перестаньте, без нашей помощи не отыщите леди Хелию.
Инконню должен был признать его правоту.
— Может, скажете, кто мои родители? — спросил с затаенной надеждой.
Астарот округлил глаза:
— Откуда мне знать? Я не колдун.
Ронве сказал со смехом:
— Сир, чума затмила ему разум, он соображает хуже тупого виллана. К тому же начисто лишен способности удивляться: и бровью не повел, когда вы цитировали отцов Церкви.
— Может, и повел, — хохотнул Хапхан, — под шлемом не видно.
Астарот полюбопытствовал:
— В самом деле, рыцарь, почему? Зачем демону цитировать святых отцов?
Инконню пожал плечами:
— Смутить и зародить сомнения — сладкую пищу демона. Разум человеческий — благодатная почва для сорняков.
Ронве засмеялся:
— Сир, чума ему на пользу. Может, лечить не стоит?
— Не знаю, — усмехнулся герцог Преисподней.
— Разумеется, не стоит, — сказал рыцарь твердо. — Еще не хватало принимать исцеление от демонов.
Астарот посмотрел на него недоуменно, маска безразличия исчезла.
— Как же вы собираетесь, больной, освобождать деву? В королевстве Дэйойн Сайд укрылось не одно чудовище, способное потягаться силами даже со мной.
— Укажите дорогу, а дальше — моя забота.
Юрином сыто рыгнул, промычал с набитым ртом:
— Дурак, трясешься за ее душонку. Ну, посуди, каким образом исцеление ей повредит?
Рыцарь ответил холодно:
— Я прекрасно знаю, что душу можно продавать частями. Вашего исцеления не приму.
Бесы выдохнули разочарованно, Астарот кисло улыбнулся:
— Что ж, невесту Христову не спасете, но постарайтесь убить хотя бы одну нечестивую тварь — уже будет хорошо.
— Дорога, — напомнил Инконню. — Укажите, куда идти.
— Ступайте туда, — указал рукой демон. — Вход в Дэйойн Сайд пока открыт. Ступайте.
Рыцарь заковылял в указанном направлении, волоча меч по земле, сквозь болезненный гул в ушах расслышал:
— Светить слепому, говорить глухому, вразумлять бессмысленного — труд напрасный.
Бесы захохотали, заворчал пробудившийся зверь, и в спину рыцаря ударила волна холода. Инконню обернулся — на поляне остались лишь тела рыцарей и лошадей.
«Надеюсь, я не запятнал душу подобным общением, — подумал рыцарь. — Проклятье, как мне плохо, я еле иду. Может, стоило принять исцеление? Что толку от чистоты души, если леди Хелия останется пленницей волшебного народа? Господь всеблагой, помоги!»
Глава четвертая
Унылый осенний лес незаметно сменился цветущей землей. Рыцарь с глупой улыбкой оглядел зеленые кущи, плотные шатры крон, россыпь рубиново-алых цветов в траве. Теплый воздух ласково обнял его, проникал в глазную щель, щекотал ресницы.
«Как чудесно!» — умилился рыцарь.
С серебристого неба падали крупные снежные хлопья, похожие на головки одуванчиков.
Рыцарь оглянулся — заснеженная равнина. Царство весны оказалось предбанником меж миром смертных и ирландскими беглецами Туат де Даннан, ныне — Дэйойн Сайд. Инконню поневоле обиделся.
Ветерок взвихрил белые хлопья, смотровую щель запорошило, рыцарь смахнул снег. Движение будто прорвало плотину — одежда вмиг промокла от пота.
На стыке серебристого неба и белой земли виднелась темная прослойка. Путь лежал вниз с холма, и рыцарь медленно начал спуск. Пар дыхания вырывался из шлема, будто из-под крышки котла.
«Господь, дай сил! — взмолился рыцарь. — Зря, что ли, отказался от помощи демона? Хотя бы немного сил, пока не спасу фрейлину».
От молитвы сил не прибавилось. Мелькнула богохульная мысль, Инконню вздрогнул и закусил губу.
