Анна Алмазная - Давай поиграем
- Ничего я от тебя не хочу, - сказал принц, желая поскорее закончить разговор.
Он врал. На самом деле он хотел от Рэми очень многого, но гораздо большего, чем тот мог ему дать - он хотел иметь сильного советника, опору, мага, того, кем Рэми должен был стать... через некоторое время. Но если ли у Мира это время?
"Твоя жизнь подходит к концу, мой принц, - голос Ниши звучал в голове Мира и днем и ночью. - И прежде чем уйти, ты должен сделать нечто важное - ты должен удержать власть в руках вашей семьи."
Должен, но как? Глядя на Рэми - мага, целителя, наследника Виссавии - Мир мог думать только об одном - подняться сейчас с этого проклятого кресла, пойти к вождю Виссавии и выдать глупого мальчишку... А так будь что будет! Только бы не тащить за собой. Ни его, ни остальных телохранителей.
Рассказать о пророчестве? Дать возможность уйти? Да ведь не уйдут.
И все равно почему-то больше всего жаль именно Рэми.
Не Тисмена, этого зеленоглазого тихоню, что любил скрываться в своем кабинете, вместе с растениями, зверюшками и книгами.
Не Лерина - спокойного, уравновешенного, уверенного в себе, холодного, как умытая в ручье сталь.
Не даже Кадма - дамского угодника и насмешника, верного товарища и в бою, и на балу, и в шаловливой пьянке.
А этого Рэми... черноволосого, тонкого, тихого и упрямого... почему-то жаль. И пошел бы прямо сейчас к вождю Мир, да вот только... не простит его мальчишка. Что угодно простит - и унижение, и трепку, и холодный приказ, а вот предательства не простит. И жалости к себе не простит.
И почему-то важно было для принца это прощение. Важно, чтобы молчаливый, неохотно высказывающийся Рэми всегда был рядом. Будто мальчишка приносил удачу... Да и достоин ли вождь Виссавии такого наследника, коль не сумел уберечь ни сестры, ни ее детей?
Коль сошел с ума среди целителей душ? Позволил себе это? Скатился в безумие, хотя имел целый клан целителей, готовый помочь, поддержать... безответственный и слабый... вот кем на самом деле был вождь Виссавии.
"Не сумел вождь тебя уберечь, значит, не достоин", - подумал вдруг Мир, смотря в черные глаза мальчишки.
И сам вдруг испугался. Устыдился. Потому что поймал себя на мысли - думает о Рэми, как о собственности. Как о амулете, что висит на шее. И в то же время...
- Какая она? - спросил вдруг Мир.
- Кто? - не понимающе ответил Рэми.
- Моя сестра. Твоя невеста. Какая она?
Рэми отвел взгляд. Ну как же, выругался про себя Мир, первая любовь, чистая, невинная. Цветочки, короткие поцелуи по углам и шальная подготовка к свадьбе. С девушкой, которой Мир и знать не хотел до появления в его жизни Рэми.
- Мне просто спокойно с ней, - начал телохранитель. - Я чувствую себя наполненным. И не хочется ни тревожиться, ни думать о будущем. Она - будто холодная вода, что остужает мой огонь. И мне это нравится... Понимаешь?
- Понимаю, - нахмурился Мир.
А ведь любит. Так любит, как Мир и не любил никогда. Говорит о ней, а глаза светятся теплом, и выражение на лице такое мягкое, спокойное... незнакомое.
- А ты? - неожиданно спросил Рэми. - Ты - любил?
- И не полюблю, - быстро ответил Мир. - Что мне ваша любовь? У меня есть Кассия.
- А у меня - Виссавия, - в тон ему ответил Рэми. - И Кассия, но Аланна для меня - важнее.
Как может женщина быть важнее?
Но тут в глазах целителя судеб появилось странное, задумчивое выражение, и принц быстро добавил:
- Не смей меня жалеть.
- Что? - не понял Рэми.
- Не смей меня жалеть! Не смей желать мне любви, слышишь, не смей, целитель судеб!
- Не смею...
Но странное чувство тревоги не отпускало принца еще долго. Лишь поздней ночью, закончив, наконец-то, длинное письмо отцу, Миранис отдал послание харибу и забылся на холодных простынях. Один: после смерти Лейлы он почему-то так и не решился выбрать новой фаворитки.
Это, наверное, судьба всех властителей - мучительное одиночество и огромный груз ответственности, которую и разделить-то толком не с кем.
Глава двенадцатая
Вождь
Прошла седмица.
Кадм встал у окна, с удовольствием потягиваясь. Когда в последний раз он спал крепко? Так сразу и не припомнить. Но с крепким сном пора завязывать: несмотря на внешнюю благожелательность и улыбчивость виссавийцев, чувствовал Кадм исходившую от клана неясную угрозу.
Виссавия так же сложна, упряма и непонятна, как и этот мальчишка целитель судеб, от которого толку, помимо его крови, никакого, зато проблем - выше крыши.
Но в последнее время Рэми успокоился и стал понятнее. Да и Рина исполнила свое обещание. Более телохранитель не хирел, по словам осторожно опрашиваемого хариба, спал спокойно, ел и пил только эту виссавийскую кислятину - эльзир... и за несколько дней заметно округлился. Стал похожим на того упрямого мальчишку, что до привязки не боялся грубить принцу-оборотню.
Рэми послушно ходил на дежурства, со своим нытьем к принцу более не лез, сидел тихо, а в свободное от дежурств время исчезал в лесах Виссавии.
Эти странные леса Виссавии... Телохранители наследного принца, как ни странно, были единственными, кому позволяли виссавийцы выходить из замка. Пару раз гордые арханы пытались пожаловаться Миру на "золотую клетку", но принц лишь раздраженно отмахивался.
И правильно: безопасные на вид леса Виссавии, таковыми, по словам Тисмена, вовсе не являлись, и водились в них зверюшки, от которых зеленый телохранитель был в восторге, а остальные - в ужасе.
Пару существ Тисмен даже притащил в свои покои. Наученный горьким опытом, Кадм даже не пытался подойти в выглядевшему невинно бутону в детский кулак, что покачивался на толстом, мясистом стебле. И не зря: прошмыгнула рядом с бутоном мышь и стебель внезапно выпрямился. Мелькнули среди нежных лепестков острые зубки. Мышь пискнула, исчезнув в бутоне и недавно белоснежный цветок вдруг стал кроваво-красным.
Краска медленно бледнела, сменяясь на нежно-розовую и цветок вдруг раскрылся, показав алую, невинную сердцевину. Кадм выдавил:
- А такие же и побольше там водятся?
- Водятся, - бесцветно подтвердил Тисмен.
- Насколько большие?
- Один из них на моих глазах съел кабана.
- Но ты его сюда не притащил, не так ли?
- Я еще с ума не сошел...
- А мне кажется, уже сошел, - сказал Кадм и вышел, благодаря богов, что принц не изъявляет желания выйти из замка.
Когда солнце вечером того же дня клонилось к закату, над Виссавией пошел дождь. Кадм стоял у распахнутого окна и смотрел, как на глазах темнеет зелень столь невинного на вид леса, как вздымается рябью поверхность пруда и ласково причесывает ветер пряди растущей у стены замка ивы.
