Анна Алмазная - Давай поиграем
- Думаю, виссавийцам не понравится такое отношение к их книгам.
- Прошу прощения, не могла удержаться, - промямлила девушка.
- Удержаться от чего?
- От чтения. Тут столько всего, столько!
И куда только стеснительность делась? Говоря о книгах, девушка вдруг расцвела, залившись восторженным румянцем. Бегая вдоль стеллажей, она касалась пальцами то одного, то другого корешка, восторженно шепча все новые названия.
Мир не слушал. Он наблюдал за незнакомкой и почему-то вспоминал черную кошку, которую когда-то видел в одном из городских трактиров. Кошка сидела на подоконнике, свесив хвост и смотря на принца осуждающим взглядом. Потом вдруг поднялась, сладко потянулась, выгибая спину, прыгнула принцу на колени.
Эта незнакомка была похожа на ту кошку: черноволосая, гибкая, с пронзительными глазами. И голос ее был подобным мурлыканью: глубоким и насыщенным. Он так глубоко проникал в душу Мира, что различать слова он начал далеко не сразу:
- Моя мама - травница. Она многое рассказывала, но это! Вы смотрите - она выхватила из рук принца книгу и живо отыскала нужное место, тыча пальчиком в тщательно прорисованное изображение какой-то травки, - чертову траву лучше собирать в полнолуние. И на влажном лугу, там, где похоронен невинно убиенный. Лучше младенец!
- А вы, моя дорогая, ведьма! - усмехнулся принц. - Говорите об убиенных младенцах так спокойно, тогда как девушке вашего положения не пристало...
- А о чем пристало? - надула пухлые губки незнакомка.
- Ну о платьях, об украшениях, о моде?
- Вот как! Рожанки не смейте травоведением заниматься, ибо низкорожденным запрещено, арханы - даже не думайте, ибо не пристало.
Так кому же этим заниматься-то?
- Почему бы не виссавийцам? - продолжал насмехаться принц, которому нравились пылающие огнем глаза девчонки.
- А вот сам телохранитель наследного принца, говорят, не чурается, - парировала красавица, отбирая у Мира книжку. - И вообще, никто не запретил...
- Это Тисмен-то? - чуть нахмурился принц. Что-то ему совсем не понравилось восхищение в голосе незнакомки. И чем это только тихоня зеленоглазый заслужил?
- Ну да, телохранитель оригинал, - неожиданно более едко, чем то было необходимо, сказал принц. - Ему все больше со зверюшками, людей он не любит. Вижу, вы его неплохо знаете...
- Ну что вы, - девушка пожала плечами. - Кто я, а кто он? Он - телохранитель самого принца, я - простая архана. Таких как я принцам даже не показывают.
- Ну и зря. Вы прелестны.
- А вы - врун. Глазки, архан, другим стройте, а я ваши штучки знаю! Мужчины!
Принц опешил - таким тоном с ним еще никто не разговаривал. Раньше, чем он очнулся от удивления, незнакомка легкой тенью выскользнула из библиотеки.
На следующий день, вне обыкновения, Мир вновь не послал за книгой хариба, а явился в библиотеку сам. Но, к его огромному разочарованию, незнакомки там не было.
Виссавия очаровывала. Впервые до конца понял Рэми, что такое быть магом и господином. Почувствовал, что такое быть одним целым с магической страной.
В клане все жило им и ради него. И если виссавийцы Рэми не замечали, то сама земля, животные, растения - еще как, окружая наследника неведомой тому до сих пор любовью.
И потому он вставал на рассвете. Потому в свободное от дежурств время сбегал из замка, в густые, сочные леса Виссавии, к серебристым венам рек, к цветущим лесам и ручным, доверчивым животным.
Там он был счастлив. И в то же время понимал - слишком долго продолжается это счастье. И слишком обманчив покой. Так хорошо долго не бывает...
В тот вечер Рэми не мог спать: всю ночь ворочался на кровати, мучимый смутными предчувствиями. Казалось ему, что воздух застыл в предчувствии бури, хотя за окном стояла летняя жара.
После визита Рины непогода приходила только с ночью - поднимался сильный ветер, лил проливной, холодный дождь, но перед рассветом все утихало.
Этой ночью дождя не было. Было душно несмотря на раскрытое настежь окно, и от запаха цветущий черемухи болела голова.
Валяться без толку Рэми устал далеко за полночь. Поднялся, не став будить Эллиса, быстро оделся, и уже привычно открыл переход.
На другой стороне дышалось гораздо легче: тут дул мягкий ветерок и слегка накапывало.
Рэми любил это место и присмотрел давно: больно уж красивый вид открывался с обрыва. Рэми прижался спиной к вековому дубу, посмотрел вдаль, на всходившее над лесом солнце и пытался понять. Почему, несмотря на все это великолепие, ему хотелось броситься прочь из клана?
Тем временем полностью расцвело и Рэми долго вглядывался в белоснежные стены замка Арама, в остроконечные башни и гадал - таким ли был замок его дяди? Столь же нереально воздушным, прекрасным, или, подобно замку повелителя Кассии - тяжелым и приземистым, всегда готовым к защите?
Вокруг замка Арама не было тяжелых стен, рвов, голой равнины и какой-то иной защиты. Оно и правильно - в укрытом щитом магии клане не было и не могло быть врагов.
- Может, и зря, - сказал вслух Рэми.
Красивая страна, безопасная для ее жителей. Но сама безопасность, как ни странно, была опасной.
"Слишком большая свобода ума рождает скуку. Скука - глупость. Глупость желает нас жестокими", - учила когда-то мать.
И Рэми вспомнил, когда впервые возненавидел Виссавию.
Тогда тоже шел дождь. Шумел по листьям, стекал в холодные, обжигающие холодом лужи и идти по лесу было тяжело, мокро и холодно. Рэми старался ускорить шаг, успеть, пока не вымок окончательно, дойти до недалекой уже охотничьей хижины, развести огонь и переждать непогоду.
Чувствовал он, что дождю быть недолго, что последней влагой исходит тяжелая туча, а к вечеру вновь просветлеет, да выглянет солнце. Тогда можно будет и домой собираться...
Рэми сбежал по обрыву, хотел уж перепрыгнуть разбухший, недовольно ворчащий ручей, как что-то его остановило. Теперь Рэми знает - что. Даже тогда, опоенный зельями матери, он оставался виссавийцем и мог слышать призыв о помощи...
Совсем тихий, незаметный для обычного уха плач заставил его свернуть с дорожки, обойти поваленное дерево, чтобы в ямке под корнями найти вжавшуюся в мокрый песок фигурку...
Фигурка была жалкой, растрепанной и исходила мелкой дрожью. Стремясь помочь, Рэми опустился на корточки, осторожно дотронулся до ее плеча и вздрогнул, когда фигурка развернулась, выставив вперед скрюченные пальцы.
- Не подходи! - шипела растрепанная, оцарапанная женщина.
