Керстин Гир - Таймлесс. Сапфировая книга
— Замечательная идея, мой дорогой, — сказала тетя Мэдди.
— Всегда к вашим услугам, мадам.
Мистер Бернхард подбросил в камин еще дров и пожелал нам спокойной ночи. Ксемериус отправился за ним.
— Я обязательно должен выяснить, снимает ли он очки, когда идет спать, — сказал он. — Я тебе расскажу, если он украдкой сбежит, чтобы сыграть на бас-гитаре в какой-нибудь «хэви-метал»-группе.
Вообще-то мои брат и сестра среди недели должны были вовремя идти спать, но сегодня мама сделала исключение. Наевшись и нахохотавшись вволю, мы устроились перед камином. Каролина забралась к маме на руки, Ник прислонился ко мне, а бабушка Мэдди уселась в кресло леди Аристы, сдунула светлую прядь со лба и с удовольствием наблюдала за нами.
— Тетя Мэдди, расскажи что-нибудь о прежних временах, — попросила Каролина. — Когда ты была маленькой девочкой и должна была ехать в гости к своей кошмарной кузине Хэйзел в деревню.
— Но вы уже так часто слышали эту историю, — сказала бабушка Мэдди и поставила обутые в розовые тапочки ноги на скамейку.
Но долго ее упрашивать не пришлось. Все ее истории о кошмарной кузине начинались одинаково: «Хэйзел была самой чванливой особой, которую только можно себе представить», а мы отвечали хором: «Точно, как Шарлотта!». Бабушка Мэдди покачала головой и сказала:
— Нет, Хэйзел была намного-намного хуже. Она поднимала кошек за хвост и крутила их над головой.
Пока я, опершись подбородком на голову Ника, слушала историю, во время которой тетя Мэдди, тогда десятилетняя девочка, мстила за всех замученных кошек Глосестершира и устроила так, что кузина Хэйзел приняла ванну в выгребной яме, мысли мои кружились вокруг Гидеона. Где он сейчас? Что он делает? Кто с ним? Думает ли он в этот момент обо мне — тоже с этим странным теплым ощущением в районе желудка? Наверное нет.
Я с трудом удержалась от глубокого вздоха, вспомнив наше прощание у ателье мадам Россини. Гидеон даже не посмотрел на меня, хотя еще пару минут назад мы целовались. Опять. А я только вчера вечером поклялась Лесли по телефону, что это никогда не повторится: «Пока мы не выясним однозначно, что между нами происходит!»
Кстати, Лесли только засмеялась в ответ.
— Ой, перестань! Кого ты хочешь обхитрить? Совершенно ясно, что между вами происходит: ты безумно влюблена в парня!
Но как я могла быть влюблена в парня, с которым я всего пару дней знакома? Парня, который большей частью невозможно себя ведет по отношению ко мне? Правда, в моменты, когда он этого не делает, он просто… он такой… такой невероятно…
— А вот и я! — каркнул Ксемериус и с шиком приземлился на стол возле подсвечника.
Каролина, сидящая на коленях у мамы, вздрогнула и уставилась в его направлении.
— Что, Каролина? — спросила я тихонько.
— Да нет, ничего, — сказала она. — Мне показалось, я увидела какую-то тень.
— Правда? — Я ошарашенно посмотрела на Ксемериуса.
Он только пожал плечами и ухмыльнулся.
— Скоро полнолуние. Чувствительные люди могут иногда нас видеть, но только уголком глаза. Когда они пытаются приглядеться, нас уже нет… — Он снова повис на люстре. — Старая леди с кудряшками видит и слышит тоже намного больше, чем вам рассказывает. Когда я для пробы положил ей на плечо лапу, она схватилась за это место… Но в твоей семье меня это не удивляет.
Я с любовью посмотрела на Каролину. Такой чувствительный ребенок — не хотелось бы, чтобы она унаследовала от бабушки Мэдди дар видений.
— Сейчас будет мое любимое место, — сказала Каролина с горящими глазами, и тетя Мэдди с удовольствием рассказала, как садистка Хэйзел в нарядном воскресном платье стояла по шею в выгребной яме и громко орала: «Я тебе отомщу, Мэделин, я тебе отомщу!»
— И она отомстила, — сказала бабушка Мэдди. — И не один раз.
— Но эту историю мы послушаем не сегодня, — энергично вступила мама. — Детям пора в кровать. Завтра им в школу.
Мы все только вздохнули, причем тетя Мэдди громче всех.
В пятницу был блинный день, а значит, никто не пропускал обед в школьной столовой, потому что блины были там единственным съедобным блюдом. Я знала, что Лесли готова все отдать за блины, поэтому я не разрешила ей остаться со мной в классе, где я договорилась встретиться с Джеймсом.
— Иди поешь, — сказала я. — Я буду сердиться, если ты из-за меня откажешься от блинов.
— Но тогда некому будет стоять на стрёме. Кроме того, мне хочется подробнее узнать о тебе, Гидеоне и зеленом диване…
— Подробнее уже некуда, — сказала я.
— Ну тогда расскажи еще раз, это так романтично!
— Иди кушать блины!
— Сегодня ты обязательно должна взять номер его мобильника, — сказала Лесли. — Это же золотое правило: не целуй парня, чей номер мобильника ты не знаешь.
— Вкусные, румяные блинчики с яблоками… — сказала я.
— Но…
— Со мной остается Ксемериус. — Я показала на подоконник, где сидел Ксемериус и, скучая, жевал острый кончик хвоста.
Лесли сдалась.
— Ну хорошо. Но пусть он научит тебя сегодня чему-то нужному. Никому не нужно уметь размахивать указкой миссис Каунтер. А если тебя в таком виде кто-то увидит, то тут же отправит в психушку, подумай об этом.
— Иди уже, — сказала я и выпихнула ее за дверь в тот момент, когда в комнате появился Джеймс.
Джеймс был рад, что мы в этот раз были одни.
— Эта веснушчатая нервирует меня, постоянно вмешиваясь. Она относится ко мне, как к пустому месту.
— Причина этому… а-а-а… забудь.
— Чем могу быть тебе сегодня полезным?
— Я подумала, что ты мог бы мне рассказать, как говорили «Привет» на суаре в восемнадцатом веке.
— Привет?
— Ну да. Привет. Алло. Добрый вечер. Ну ты знаешь — как приветствуют друг друга при встрече. И что при этом делают. Пожимают руку, целуют руку, кланяются, приседают, Светлость, Сиятельство, Высочество… всё так сложно и легко ошибиться.
Выражение лица Джеймса тут же стало высокомерным.
— Не ошибешься, если будешь делать, что я говорю. В первую очередь я тебе покажу, как дама приседает перед кавалером, одного с ней общественного положения.
— Супер, — сказал Ксемериус. — Интересно только, как Гвендолин должна узнать, какое общественное положение занимает этот кавалер?
Джеймс уставился на него.
— А это что такое? Кыш, кыш, кошка! Брысь отсюда!
Ксемериус фыркнул скептически.
— Как ты сказал?
— Ах, Джеймс, — сказала я. — Присмотрись. Это Ксемериус, мой друг… э-э-э… демон-горгулья. Ксемериус, это Джеймс, тоже мой друг.
Джеймс вытащил из рукава носовой платок, и я почувствовала запах ландышей.
— Что бы это ни было… оно должно уйти. Оно мне напоминает, что я нахожусь в ужасном бреду, лихорадочном бреду, в котором должен учить невоспитанную девочку хорошим манерам.
