Змейские чары - Осояну Наталья
— Ты хочешь кому-то помочь, — догадалась Кира. — Ты хочешь вернуться туда и забрать кого-то.
И вновь вышло так, что перед нею распахнулись страницы огромной книги.
Во
— Что это?..
— Моя суть, — просто ответил Дьюла, и руки его взметнулись, будто он сам превратился в книгу. А может, и впрямь ею был?.. — Моя Катарина. Так зовут ту, ради кого я хочу как можно быстрее вернуться в Школу, чего еще никто ни разу не делал за всю историю мира.
— Возьми меня с собой, — попросила Кира.
Теперь, сердце мое, я расскажу тебе сказку…
То, чего не может быть
Князь Драгомир Резвянский праздновал победу в войне с соседним княжеством, Ходоницей. Радослав из Ходоницы не уберег шаткий мир, над которым старательно трудился его отец, а до того — дядя; задумав расширить владения, он заслал войско в вольный городок Славин, расположенный на перекрестке торговых путей, и приказал взимать с купцов пошлины так, будто они проезжали через его княжество, начинавшееся поодаль — за поросшей густым лесом горой. Драгомир, узнав об этом, отправил большой отряд на Дивий перевал, через который в Ходоницу с ее каменистыми склонами, где выращивать удавалось разве что виноград, шли караваны с зерном. Когда в назначенный срок стал приходить сперва лишь каждый второй, а потом и каждый третий такой караван, приграничные деревеньки Резвяны заполыхали, и старейшины попросили князя о помощи.
Поначалу удача сопутствовала Радославу — он сам командовал одной из небольших армий и вселял в бойцов веру в победу, появляясь перед ними на белом жеребце. Радослав не чурался сражений и был трижды ранен. Но отвага и вера иной раз действуют сильнее любого хмеля — и, как хмель, влекут за собой горькие, бесполезные сожаления. Князь Драгомир напомнил старейшинам о том, что и полвека не прошло с предыдущей большой войны; они вняли ему, отправили женщин и младенцев в пещеры подальше от границы, а сами объединились в четы и стали нападать по ночам на отряды Радослава. С каждым разом они теряли людей, но набирались опыта, да и Драгомир не упускал ни единого часа: он строил свой грядущий успех по крупицам, как пчела улей. Рассылал гонцов, предлагал и уступал, заключал союзы, обещал золотые горы с пока еще ходоницких рудников…
И вот однажды утром капитан Вуче, командовавший защитниками наполовину вросшей в гору, вот уже месяц как осажденной резвянцами крепости Предъяра — главного украшения того, что называли Ожерельем Ходоницы, — получил с почтовым голубем письмо, которое прочитал в одиночестве, стоя на самой высокой сторожевой башне, а после разорвал на кусочки. Он проходил до вечера с таким суровым лицом, что все привычные рутинные дела в крепости делались будто сами собой, по волшебству: солдаты старались не злить командира и не попадаться лишний раз ему на глаза. А когда пала тьма, Вуче в одиночку прошел по запутанным коридорам Предъяры, направляясь к черной двери, запертой на засов; несведущий гость решил бы, что по ту сторону — лишь мощное тело горы. Рядом стояли двое дозорных, один постарше, другой — почти мальчик. Старшему Вуче воткнул нож в заросшее щетиной мягкое место под нижней челюстью, пришпилив язык к небу, а мальчика локтем другой руки стукнул в висок так, что у него мгновенно закатились глаза и подкосились ноги. Старший еще успел заметить сквозь кровавую пелену боли, как Вуче отпирает черную дверь, за которой была не гора, а длинная пещера, уводящая сквозь освещенную редкими факелами темноту прочь от крепости. Этим путем защитникам доставляли провиант — благодаря этому Предъяра в прошлом выдерживала осаду на протяжении месяцев и даже лет. Но на этот раз в пещере ждали те, кто хотел обезвредить твердыню изнутри, быстро и тихо, а после — открыть врата союзникам. Пока предатели расправлялись с застигнутыми врасплох ходонцами, Вуче отправился туда же, где утром прочитал принесенную голубем весть, и прошептал одно слово, одно имя — а после перевалился через парапет и упал в ущелье. Всем было не до него, никто так и не узнал, ради чьего спасения капитан Предъяры погубил столько жизней, крепость, репутацию и, как стало ясно чуть позже, страну.
Ожерелье Ходоницы рассыпалось; прочее было лишь делом времени.
И вот теперь Драгомир и Радослав сидели за одним столом, как лучшие друзья и добрые соседи. Князь Резвянский за свои без малого шестьдесят лет успел много раз выйти на поле битвы и не испытывал ни малейшей неловкости из-за того, что в только что окончившейся войне сам брал в руки только перо и чернильницу. Правитель Ходоницы, сберегший трон — точнее, место на троне — милостью Драгомира, чье настроение весьма улучшилось после объезда новообретенных золотых рудников, был на полтора десятка лет моложе, но выглядел гораздо хуже, поскольку не вполне оправился от ран; он сидел скособоченный, словно из последних сил сдерживался, чтобы не сползти под пиршественный стол. А может, подумал бы несведущий гость, этому мужчине просто очень не хотелось даже краем глаза видеть сидевшую рядом девушку, совсем еще дитя — светловолосую, худенькую княжну с узким личиком и грустными серыми глазами. Милица Ходоницкая, дочь Радослава, была предназначена в жены Драгомиру, который недавно овдовел во второй раз.
Вино лилось рекой, и столы ломились от яств. Драгомир во хмелю делался все более неистовым; он втыкал двузубую вилку в очередной зажаренный до золотистой корочки бочок с таким рвением, словно видел перед собой какого-нибудь ходонца, и рычал, оскалив зубы, сверкая глазами. Бояре угодливо хохотали. Радослав все больше мрачнел. Милица же смотрела безучастно на подсвечник, стоявший поодаль, и воображала себя свечой.
Перед столом плясали танцоры в пестрых нарядах, и некоторые гости улыбались им, кивали в такт, даже хлопали в ладоши, однако Драгомиру что-то не понравилось, и он рявкнул:
— А ну пошли прочь!
Они сгинули, как зайцы при виде лисы.
— Тащите сюда этого… как его… — И без того пугающие глаза князя Резвянского полыхнули адским пламенем. Отважный челник Растко, стоявший за спиной господина, подсказал нужное слово, но тот не смог его выговорить. — Граб… граш… этого негодяя в черном! Из темницы! Быстро тащите его сюда!
Приказ вызвал некоторую растерянность среди собравшихся за столом, однако им не пришлось долго ждать, пока дело прояснится. Стражники привели узника в цепях: это был юноша немногим старше Милицы, бледный, темноволосый и одетый в черное. Его одежда хранила на себе следы достаточно долгого пребывания в каменном мешке, и все-таки держался он так, словно явился в пиршественный зал гостем, а не грязным, заросшим, вонючим оборванцем, чья жизнь висела на волоске.
— Как тебя звать? — Драгомир успел чуть успокоиться, и бешенство в его взгляде уступило место любопытству. — Кто ты такой?
— Дьюла Мольнар, ваша светлость, — спокойно ответил узник, глядя князю Резвянскому прямо в лицо. — Я граманциаш. В ваших краях нас зовут черными школярами.
— Объясни-ка моим дорогим гостям, школяр, за что ты попал в темницу.
Дьюла Мольнар вздернул подбородок и чуть слышно усмехнулся. Этот звук вынудил Милицу отвлечься от созерцания подсвечника и обратить внимание на происходящее перед большим столом. Она с трудом сдержала испуганный возглас — судя по всему, эта странность открылась лишь ей одной: у черного школяра не было лица.
