Люди и чудовища. Том 2 (СИ) - Веденеева Валерия
— Думал, — Кирк кивнул. — Честно скажу, мне пришла в голову только одна причина — добровольное жертвоприношение. В нужном Ей месте и в нужное время.
Добровольное жертвоприношение.
Тысяча людей, чьи жизни взяты на алтаре против их воли, дадут меньше Силы, чем одна, отданная добровольно.
Арон слышал, что в былые времена в некоторых храмах некоторых богов — и не только Темных богов — брали детей, от которых отказались их родители, и растили из них вот такие добровольные жертвы. Внушали им с раннего детства, что это их судьба, их предназначение… Потом эта практика прекратилась — по неизвестной причине.
— И ты — если Она потребует — ты согласишься? Принести себя в жертву? Добровольно?
Кирк посмотрел на него и вдруг расхохотался, запрокинув голову, потом пихнул его рукой в плечо.
— Видел бы ты свое лицо, Тибор! Я и не знал, что тебя так легко удивить.
— Ты не похож на человека, который согласится сам лечь на алтарь, — искренне сказал Арон, — вообще не похож.
Кирк пожал плечами.
— Будь уверен, на алтарь я точно не тороплюсь. Но я уже четырнадцать лет живу в долг — а свои долги я отдаю всегда.
«Все еще считаешь, что жезл Каира Солнечного стоит риска?» — немного позднее спросил Арон у Прежнего.
«Стоит. Безусловно стоит,» — ответил тот немного рассеянно, словно бы его мысли занимало что-то другое. — «Сейчас, понятное дело, идти за ним глупо. На сырой Силе и тех немногих заклинаниях, которые ты освоил сам или подхватил из моей памяти, проклятие Змея не преодолеть.»
«Будь в этом теле ты, на пике своей силы, — сумел бы сломать это проклятие?»
«Конечно,» — в голосе Прежнего не было и тени сомнения.
«Сломать проклятие бога?» — уточнил Арон недоверчиво.
«Ну не сломать, ладно,» — возникло ощущение, будто Прежний поморщился. — «Я нашел бы в нем дыру или слабое место. Или создал их… Зачем рваться напролом, если можно обойти?»
«Конечно,» — эхом отозвался Арон и после паузы сказал, — «сегодня вечером продолжим с воспоминаниями.»
«Уверен?»
«Уверен.»
«Хм-м. Ну как скажешь, братец, как скажешь.»
Врата, которые открыл Вечный, не походили на Врата. Он не призывал стихийных духов, чтобы они построили арку перехода. Он не призывал Тьму. Он просто махнул рукой, и воздух впереди замерцал бледной радугой.
— Идем, — велел Вечный и первым шагнул внутрь Врат, которые не были Вратами.
Они не были Вратами снаружи, и они не были Вратами внутри — переход не походил на переход, не походил ни на какую магию, которую Арон творил сам или испытывал на себе — но для простоты Арон все же решил мысленно именовать их Вратами. И, впервые после смерти Мины, он ощутил, как внутри шевельнулось то яркое, почти детское любопытство, желание узнать, понять, повторить , сделать лучше , которое толкало его вперед все годы ученичества.
Врата открылись на мощеной площадке перед трехэтажным особняком. Судя по густому парку, окружающему дом, особняк явно не был городским. Арон чуть приподнял брови, оценивая здание. Белоснежные колонны перед входом, белоснежный фасад, мозаичные узоры над широкими окнами… Честно сказать, он иначе представлял себе жилище Вечного. Уж точно не как загородную виллу, одну из тех, которые так любят нобили королевства Альдемар.
— Через две недели твое эррэ не сможет удержать Дар и ты умрешь, — сказал Вечный, повернувшись к Арону. — Поэтому с твоим мастерским экзаменом я тянуть не буду, проведу через пару дней, после небольшой подготовки. Если выживешь, я буду учить тебя еще год — потому что иначе ты не сможешь закончить то, что не успел закончить я.
Год учебы у величайшего мага мира? Это было не то предложение, от которого Арон мог бы отказаться… собственно, он и не мог. Вечный ничего ему не предлагал, он просто ставил в известность.
— Когда начнется подготовка к экзамену, мастер? — спросил Арон своим самым вежливым тоном.
— Сейчас.
Вечный не учил его заклинаниям или обращению с артефактами, контролю над стихиями или над стихийными духами. Вообще то, что Вечный называл подготовкой, не имело ничего общего с магией — с той магией, к которой Арон привык.
Можно ли назвать магией умение видеть иначе? Умение расщеплять существующую реальность на составные части и строить из этих частей нечто новое — но строить не в реальности, а в своем разуме? Создавать мысленные лабиринты с десятком выходов и сотней тупиков? Создавать геометрические фигуры, не имеющие смысла? Безумное сочетание кубов, тетраэдров и пирамид?
Потом Вечный принес свитки с изображением странных узоров, от разглядывания которых у Арона начинало ломить виски, но которые он должен был запомнить и повторить, сплетая вместе шелковые нити…
Обычные магические практики не требовали такой тонкой ручной работы, и многолетние мозоли на ладонях Арона — от постоянных тренировок с оружием — тут явно не помогали. Нити не связывались, не складывались в нужные узоры, просто рвались… Для работы с шелковыми нитями нужны были пальцы книжника, а не воина…
Поначалу Арон пытался спрашивать, зачем все это нужно. Вечный оказался не из тех, кто любит объяснять, и несколько часов Арону пришлось выполнять все более странные задания, одновременно стараясь не морщится от свежих ожогов — теперь полосами покрывающих его руки от локтей до запястьев — ожогов, которые он не мог исцелить. Как с запозданием выяснилось, Вечный не любил, когда ученики задавали ему больше одного вопроса подряд.
К вечеру ожоги зажили, конечно, — даже без использования целительских способностей все повреждения на магах заживали несравнимо быстрее, чем на обычных людях, — но ощущение невидимых раскаленных полос на коже, ощущение волдырей, наливающихся жидкостью, ощущение боли, которую он впервые не смог смягчить и убрать своим Даром, застряло занозой — застряло навсегда.
Арон не мог позволить себе злиться на Вечного за наказание, полученное ни за что. Он мог только запомнить это, как он запоминал многое иное, и отложить в памяти — на будущее.
У него была отличная память.
А ведь это действие, которое Вечный совершил мимолетно, блокировав только один аспект магии Арона, его целительные способности, и оставив остальные аспекты нетронутыми — это действие в классической теории магии считалось невозможным. Что ж, если Арон выживет, он обязательно узнает, как это было сделано. Потому что, раз хотя бы один человек сумел это сделать — пусть даже этим человеком был безумный бессмертный маг — значит, Арон мог найти способ и повторить его.
Арон задумчиво покачивался на пятках, разглядывая вход, ведущий в длинный темный грот.
Мастерский экзамен обычно проводили на природе, как можно дальше от человеческого жилья. Если подмастерье экзамен проваливал, это не заканчивалось спокойно и мирно. Дар, даже у самых слабых подмастерьев, оставался отражением Тьмы. Дар, вечно желавший жить и расти, не хотел покидать тело мага, пусть даже оно, разрушенное, умирало.
— Готов? — Вечный стоял рядом, тоже глядя внутрь грота.
— Конечно, — резерв Арона был полон, Тьма довольно мурлыкала где-то на пределе слышимости, а Сила билась в стены эррэ, которое с каждым часом становилось все более тесным.
— Ты упрям и очень самоуверен, — после долгого молчания сказал Вечный.
— Что? — удивленно переспросил Арон и торопливо поправился, — к чему вы это говорите, мастер?
— Упрямство встречается часто, но мне редко приходилось видеть веру такой силы, направленную внутрь. Обычно люди верят во что-то или кого-то вовне: в друзей, в любовь, в свой род, в бога или в идею. Ты веришь только в себя, — в голосе Вечного не было порицания, но не было и одобрения. С такой интонацией можно было озвучить абстрактную философскую проблему.
