Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать
Смола запылала с таким жаром, что отпрянули и укрылись за зубцами даже любопытные дружинники, свесившие было головы, чтобы посмотреть, сработает ли это средство.
Успех операции состоял в том, что смола качественно растеклась почти по всей крыше и загорелась едва ли не с первой искры.
Неудача — что кроме смолы в таране не сгорело ничего.
И когда неуязвимая осадная машина полностью скрылась в арке, в воздухе витали только жалкие бледные дымки.
Победно ухмыляясь друг другу, зверолюди — с тигриными головами на этот раз — опустили свой горизонтально-трапецеидальный домик на землю и хотели уже взяться за рукояти тяжелого тарана, как вдруг из всех бойниц и, не исключено, что и из-за ворот, дружно грянуло оглушительно-молодецкое: "Во поле березка стояла".
Костеевцы оторопели.
В самый ответственный момент они ожидали чего угодно — второй порции смолы, стрел, копий, камней, бревен, вылазки, но чтобы обреченные враги принялись услаждать их слух пением на два голоса?..
К тому же, если лукоморцы действительно хотели сделать им приятное в расчете на пощаду при последующем штурме, то они могли бы сперва поинтересоваться их музыкальными предпочтениями, а лучше всего — добровольно открыть ворота…
И не успел капрал подумать это, как ворота, словно по мановению волшебной палочки, беззвучно распахнулись[193], и тигров в черных доспехах встретил залп из длинных луков, потом тут же, без малейшей паузы, другой, третий, четвертый[194]…
Зверолюди падали, так и не успев ничего понять, а тем временем в действие вступил третий этап диспозиции Граненыча.
Отовсюду — из-за створок ворот, из-за спин лучников — по сигналу главкома выскочили люди с канатами и крюками и в мгновение ока опутали оставшийся без экипажа таран как очень маленькие, но бойкие паучки очень большую, но туповатую муху.
Новый сигнал — и первые две шеренги стрелков кинулись врассыпную, а третья — сидящая задом наперед на спинах огромных, в рост человека, битюгов, хлестнула своих скакунов по бокам. Конный поезд рванулся вперед, и массивный таран, словно легкие санки в руках у стайки мальчишек, плавно въехал в распахнутые ворота.
Которые были поспешно закрыты перед самым носом прорвавшейся костеевской пехоты.
Впрочем, огорчаться солдатам с волчьими мордами пришлось недолго — лучники в бойницах над их головами умели не только петь.
Граненыч оказался прав не только при составлении своего плана по захвату вражеского тарана.
Великому Агафонику действительно приходилось туго.
С первой башней, хоть и пришлось слегка поволноваться, все обошлось благополучно.
Не приземляясь, под градом стрел, камней и всего остального, что предприимчивые костеевцы запасли в своей поистине исполинских размеров башне[195], специалист по волшебным наукам, изящно сманеврировав (хотя, это, конечно, целиком заслуга Масдая, а не его), ловко зашвырнул один из двух оставшихся камней в беспечно открытый порт изрыгающей стокилограммовые булыжники баллисты.
По удачному стечению обстоятельств, камень этот оказался огненным, и лукоморской обороне Гуляйской стены пришлось выяснить опытным путем, что противопожарные меры осаждающих неосмотрительно распространялись только на внешнюю поверхность стен.
Башня вспыхнула как свечка и сгинула в столбе ревущего пламени за несколько минут.
Когда огонь погас, перед взором изумленных противников осталась стоять, задумчиво покачиваясь от ветра, только тонкая внешняя оболочка самой страшной из всех пока примененных Костеем осадных машин.
Завороженные странным и неестественным зрелищем войска с обеих сторон застыли и смотрели на мрачный призрак смертоносного монстра, не отрывая глаз.
Потом кто-то нервный с лукоморской стороны не выдержал и выстрелил в почерневшую шкурку из лука.
Та покачнулась, потеряла равновесие, упала на поле боя, подняв волну грязи и сажи, и смялась под собственной тяжестью.
Морок развеялся, и зверолюди снова бросились в атаку, но душа их к этому уже не лежала, что и сказалось на успехе всего штурма.
Как выяснилось через два часа после торжественной гибели осадной башни, у нее была сестра-близнец.
Вообще-то, гонец с этой вестью прискакал во дворец через пять минут после того, как штатный маг выбыл на фронт вместе с Масдаем и Сайком, а теперь, с расширенными и застывшими от ужаса глазами он докладывал заместителю главкома обороной по волшебным вопросам ситуацию напротив Колдобинского участка городской стены — ситуацию четырехчасовой давности.
Агафону не нужно было раскладывать карты или заваривать чай, чтобы с холодящей желудок уверенностью сказать, что Колдобинская стена и есть тот самый четвертый участок, помеченный на карте Граненыча условным знаком "завалы".
Затащив на Масдая несопротивляющегося гонца, маг приказал ковру лететь на Колдобины, что между Песками и Мясищами, что есть духу.
Потому что у самого волшебника духу как раз и не оставалось.
— Кабуча… — твердил он всю дорогу, как заклинание. — Кабуча, кабуча, кабуча…
Еще на подлете они увидели, что, как ни медленно передвигалась башня по пересеченной местности, но за четыре часа она успела добраться до скрепленной песчано-галечной смесью имени боярина Никодима стены, и бой был в самом разгаре.
Было видно, что первый раунд остался за лукоморцами, но за победу, свалившуюся на них, пришлось заплатить высокую цену.
Как и предусмотрено конструкцией, в башне был устроен перекидной мост, который, в четком соответствии со своим названием, перекидывался на стену штурмуемого города для того, чтобы осаждающие могли не мучаться с шаткими ненадежными лестницами, а с комфортом перебраться на стену и заняться тем, за что им, собственно, деньги и платят.
Так произошло бы почти со всеми участками городской стены, но не с этим. Злополучная смесь, изобретенная подрядчиком Труворовича, внесла в ход штурма свои коррективы: как только на перекинутый мостик взбежало несколько десятков двухметровых верзил в полном снаряжении и вооружении, стена дрогнула и дождем осыпалась в бывший ров. Вместе с ее изрядным куском двадцатиметровое путешествие к неровной, усыпанной обломками кладки и деревьями земле совершил и почти весь неудачливый десант. А мостик висел теперь безвольно и безжизненно, перекрыв дорогу растерявшемуся тарану этажом ниже.
Покончив с теми костеевцами, что на свою голову успели перескочить на крошащуюся под их ногами стену, осажденные рассыпались по стене. Они спрятались за уцелевшими пока, хоть и изрядно пострадавшими, зубцами от камней и бревен, с завидной регулярностью посылаемых в них не находящими себе пока другого занятия зверолюдьми, и стали ждать развития событий.
