Лоринна Ли - Беглец
В этот момент Йарра поняла, что может направить волю парализовавшего ее паука себе на пользу. Что-то в ней самой было от этого существа, которое держало ее невидимыми путами. Это нечто могло откликнуться на вибрации, которые исходили от смертоносца, словно круги по воде от брошенного камня. Она, используя его собственные волевые усилия, освободила руки, потом переступила с ноги на ногу. Волна ненависти сотрясла паука, и он мягкими прыжками двинулся к жертве, прекратив бесполезные попытки удержать жертву на месте.
Девушка вскинула головню и вдруг явственно представила, что паук спотыкается. При этом она старалась не смотреть на гигантскую фигуру приближающегося чудища.
Передняя лапа смертоносца подломилась, он неуклюже пробежал стороной от девушки, развернулся, вскинувшись, словно бы защищаясь, и ударил ее волной ненависти. Подобный прием в иных ситуациях помогал ему кормиться. Некрупные птицы падали на землю замертво, одинокий человек мог начать бестолково метаться, отбросив оружие и стараясь то залезть на дерево, то зарыться в землю. Но в этот раз оружие обернулось против самого хозяина. Точно так же, как паук отражал направленное внимание девушки некоторое время назад, от Йарры сгусток злобы устремился назад, хлестанув смертоносца, словно бичом.
Порченый, застывший на мгновение на задних лапах, вздрогнул и опустился на вывихнутую переднюю ногу. Боль вновь привела его в бешенство. Беглянка же невесть как почувствовавшая эту боль, смогла ее усилить. Смертоносцу показалось, что все его суставы перебиты и он вот-вот рухнет на траву, жалкий и беспомощный. В довершении всего, шипящая головня ударила его по глазам. Девушка, швырнув палку, двинулась вперед. Она теперь не была испугана. Напряженное лицо под шлемом побелело, а грудь распирала жгучая злоба. В этот миг Йарра желала растерзать, растоптать восьмилапого. Нечто внутри нее, от которого отразился сгусток воли, посланный пауком, смогло гнать и гнать по открывшемуся невидимому каналу эту испепеляющую ненависть прямо в нервные центры незадачливого охотника.
И паук не выдержал. Из последних сил он рванулся и бросился прочь, как не улепетывал никогда. Вернее, подобное с ним случалось редко, но всякий раз было предсказуемым, где-то даже рассчитанным заранее бегством. Это случалось, когда преподнесенная им самке добыча оказывалась недостаточно свежей, и вместо любовных утех его ожидали вскинутые лапы и готовые к расправе хелицеры. Он знал, как опасны паучихи, ведь он был один из немногих восьмилапых, которым удалось и послужить делу продолжения паучьего рода и избежать немедленного съедения. Одинокий охотник, он был хитер и силен. Седой ветеран, несколько раз поспоривший с самой природой. Но в этот раз происходило что-то совершенно необъяснимое. Двуногий, состоящий из сочного мяса и теплой крови, обернулся вдруг разъяренной паучихой. И восьмилапый бежал так, как не бегал никогда в своей жизни.
На Йарру обрушилась страшная усталость. Словно бы она не спала несколько ночей, при этом перетирая зерно каменными жерновами, или перекладывая мешки с мукой. Глаза слипались, руки сотрясала конвульсивная дрожь. Девушка с трудом доплелась к дымящейся головне, набросала на нее сухих веток и растянувшись рядом, заснула.
Сон был ужасен. Обычных цветных сновидений не было и в помине. Она тонула в густой черноте, где не было места ни звуку, ни жесту.
Это был хаос, пожиравший ее сознание, волны и водовороты которого старались стереть само то, что было ее сознанием.
Сухая ветвь из кострища коснулась ноги. По щепке побежали язычки пламени. Вот дрожащий алый лепесток лизнул колено. Йарра вскрикнула и вскочила, потирая обожженное место. Вокруг был вечер. Сквозь густую листву проглядывала мертвенная желтизна лунного света, в цепенящих лучах которого окружающие кусты и деревья казались облитыми воском.
Лес притих, только со стороны ручья раздавалось слитное кваканье, да редкие всплески. Под горкой пепла слабо краснели угли, догорала последняя разбудившая ее ветка.
Девушка встряхнула тяжелой головой, потом сняла шлем. Прохладный ветер шевельнул волосы. Воздух был наполнен неброскими ароматами, вокруг не чувствовалось никакой угрозы. Понимая, что безопасного места для ночлега ей уже не найти, Йарра направилась к паучьим тенетам. Прощупывать куст не было сил и возможности. От малейшего усилия в этом направлении голова начинала раскалываться, в висках начинала гулко стучать кровь. Но и без того юная Арахнида была уверена, что восьмилапый убрался далеко и надолго. Она наломала ветвей боярышника, сторонясь липких тенет, потом сходила к ручью, с трудом притащив на спине относительно сухую корягу. Еще две-три ходки, и костер запылал весело и жарко.
Йарра растянулась на траве, без единой мысли уставившись в огонь. Поединок с пауком истощил все силы, но в то же время многому научив. Девушка знала теперь, как восьмилапые охотятся и маскируются, знала, что может довольно успешно противостоять этим ментальным уловкам. Она была последней из Арахнид Долины, и в ее сознании было нечто подобное тому, что использовали пауки. Темное нечто, отзывавшееся на направленные пучки простейших эмоций, исходящие из центра воли насекомых. Но, кроме того, она была несказанно более сложно устроенной, чем тот смертоносец, что пытался на нее охотится. Паук совершенно не мог думать. Паук не мог на ходу перестраиваться, подлаживая усилия воли под быстро меняющуюся обстановку, пользуясь лишь самыми грубыми формами проявления своей ментальной силы.
Для того, чтобы сделать данное открытие как бы частью себя, Йарра просматривала в памяти все происшедшее, отмечая произошедшие в ней изменения. Словно очищая осторожными руками луковицу, слой за слоем она проникала внутрь себя, понимая, что не столько учится, сколько открывает в себе все новые и новые таланты, до поры скрытые не только от окружающих, но и от нее самой. Дремлющая в ней сила просыпалась. Она распускалась в глубине существа Арахниды по мере продвижения вглубь Урочища.
Меж тем, вечернее затишье сходило на нет. Урочище просыпалось для потаенной, ночной жизни. Луна теперь не освещала пространство, полог леса был непроницаем также и для звездного света. Все поглотила тьма, которая имела свою собственную структуру. Что-то в ней плыло, копошилось, сгущалось и растекалось. Лунные лучи струились вниз, мерцая в чернильном море отдельными бело-желтыми колоннами, словно небо тщилось пронзить землю световыми стрелами.
Стрелы эти могли освещать лишь самое себя, оставив окружающий мрак на произвол судьбы. То и дело в вертикальные лунные дорожки вплывали чьи-то крылья, там чувствовалось мельтешение и шорохи, которые заставляли Йарру поминутно вздрагивать и придвигаться поближе к огню. В океане лесной тьмы, пронзенной небесными стрелами, пульсировал световой кокон, образовавшийся вокруг костра.
