Мария Гинзбург - Черный ангел
— Маньяков пусть бабы боятся, — сказал он. — Отобьемся, если что.
И тряхнул сумкой с инструментом. Данил хотел возразить. Но тут что-то сладко дрогнуло в его сердце. Неведомая истома мазнула по лицу и груди парня пушистой кисточкой. И показалось вдруг, что там, на сумрачной аллее, бредет, испуганно озираясь на встающие из болота тени, девушка в черных брюках и курточке с серебряными молниями. И будто подкрадывается к ней кто-то высокий, черный, и черный плащ его лаково блестит в свете фонарей…
Девушку надо было спасать, это было ясно.
Данил сделал шаг вперед. Ноги сами понесли его по лестнице вслед за отцом.
Егор с сыном прошли подземным переходом. Он был гулким и пустым, как холодильник перед получкой. Мужчины оказались на бульваре. На всей аллее они не встретили ни души, что впрочем, было неудивительно. Было тихо-тихо. Данил слышал, как скрипят подошвы ботинок отца при каждом шаге. Видение прекрасно незнакомки исчезло. Данил вдруг понял, что проголодался — есть хотелось прямо ужасно, так, что челюсти сводило в судороге. Он зашагал быстрее, представляя себе, как будет макать горячие пельмени в ароматную горчицу. Когда они приблизились к тому месту, где аллея резко поворачивала направо, Егор вдруг замедлил шаги. Данил тоже. Ноги словно налились свинцом. Голова загудела, веки стали слипаться.
— Что за… — пробормотал Егор и принялся ожесточенно тереть глаза.
Он увидел, что сын, шатаясь словно пьяный, сделал несколько шагов к кустам и вдруг исчез. Егор бросился за Данилом — насколько позволял воздух, ставший вдруг вязким, как мёд. Мужчина вспомнил, что за кустами есть площадка, за миг до того, как вылетел на нее.
Данил уже стоял перед полуразбитой скамейкой. Девица, которая сидела на спинке скамейки, похабно разведя ноги, ласково улыбнулась парнишке.
Губы у девицы были алые, а лицо — очень бледное.
И в этот момент Данил понял, эхо чьего безумного голода отразилось в его мозгу.
Данил попятился. Но девушка уже встала на скамейке. Ее лицо оказалось вровень с лицом Данила — он был долговязым парнем. Девушка прыгнула на него, как на своего любовника, как рысь прыгает на свою добычу. Она обхватила Данила ногами чуть выше бедер и прижалась своими губами ко его рту. Губы у нее оказались холодными, а вот живот — очень горячим. Данил почувствовал, как его член набухает и встает, и одновременно по телу разливается сладкая слабость. У него подогнулись ноги. Перед тем, как удариться затылком об асфальт, Данил еще успел подумать:
«Но почему не в шею?»
Егор видел, как деваха опрокинула сына на землю и впилась ему в лицо зубами. Он шагнул вперед, сжимая кулаки. Вдруг в голове загрохотало с такой силой, словно безумный звонарь бил в набат. Егор невольно обернулся в сторону источника звука — звон доносился слева. Он увидел высокого мужчину в черной рубахе. Она была расстегнута чуть ли не до пупа. На обнаженной груди поблескивала цепочка. Рукава рубахи кончались чуть ниже локтей, и Егор смог наметанным взглядом оценить мышцы противника. Перед ним стоял не судебный служка, целыми днями перекладывающий бумажки с места на место.
А такой же бывший солдат, как и сам Егор.
Егор зарычал, выдернул из сумки с инструментом молоток. Бросил бесполезную сумку под ноги.
Мужчина кинулся вперед, замахиваясь.
Его противник не двинулся с места. Только чуть наклонил голову набок. Глаза у него были такие же черные, как и рубаха. И словно бы эбонитовые. Ни проблеска не отражалось в его глазах, хоть и стоял он лицом к фонарям.
Егор замер с занесенной рукой. Он был не в силах отвести взгляда от этих мертвых черных глаз.
— Ну и? — меланхолично спросил мужчина. — До утра будем так стоять?
Егор попятился. Бросил молоток на асфальт, обхватил себя руками и зарыдал.
Последнее, что он ощутил, была тяжелая горячая ладонь. Она коснулась его затылка мягко, почти нежно. Словно утешая…..
Брюн оторвалась от парнишки как раз вовремя, чтобы увидеть, как Карл расправляется со своей жертвой. Мужчина стоял на коленях, спиной к Шмеллингу, обхватив себя руками. Карл положил руку ему на макушку. В тот же миг лицо мужчины стало белым, как асбестовая маска. Брюн знала по опыту, что этого более чем достаточно.
— Хватит, Карл! — крикнула она. — Убери руку!
Карл ее услышал. Шмеллинг качнулся всем телом назад, пытаясь оторвать ладонь от головы мужчины. Но тщетно. Голова мужчины мотнулась назад вслед за рукой Карла, будто приклеенная. Лицо жертвы при этом вмялось внутрь, как резиновая маска.
В следующий миг все было кончено. Раздался негромкий хлопок. Брюн привычно зажмурилась, чтобы вспышкой ей не резануло по глазам. Когда она открыла их снова, на асфальте перед Карлом чернела небольшая вмятина. Больше от жертвы не осталось ничего — даже одежды.
Карл поднял молоток, выпавший из руки погибшего, засунул его в сумку. Неторопливо подошел к краю площадки. Шмеллинг широко размахнулся и метнул сумку в болото. Трясина утробно чавкнула, подобно огромной сытой лягушке.
Карл вернулся к скамейке. Парнишка, чьей энергией полакомилась Брюн, все еще лежал на асфальте. Он разбросал руки и ноги в стороны и напоминал морскую звезду, вытащенную на берег.
— Ты, кажется, хотела оставить ему жизнь? — осведомился Карл.
— Ну да, а что?
— Если он так проваляется еще минут пятнадцать, то подхватит… как это… пневмонию. И все твои гуманистические порывы окажутся бесполезными, — сообщил Шмеллинг.
Брюн тихо ругнулась. Карл был прав. Она пристально уставилась на парнишку. Тот поднялся на ноги — резко, механически, как кукла, которую дернули за ниточки.
— Ты ему память стерла? — спросил Карл.
Брюн кивнула. Именно этим она и занималась, пока Карл избавлялся от следов, которые могли бы навести милицию на ненужные размышления. Память человека представлялась Брюн в виде красной ленточки, которая проходила через голову насквозь, как телеграфная лента через аппарат. Справа она ныряла в висок. Здесь она еще была ярко-алого, незамутненного цвета. Из левого виска ленточка выходила уже покрытая золотистым причудливым узором. Брюн отхватила от ленточки слева сантиметров пятнадцать. Затем подтянула из головы оборванный край и связала их вместе. Отрезанный кусок ленты к этому моменту уже растворился в воздухе. Он лишился той силы, что придавала ему материальность — личной энергии своего владельца.
Парнишка двинулся прочь от скамейки. Он шагал неестественно прямо и вряд ли видел, куда идет. Но в поворот вписался удивительно ловко. Парнишка покинул площадку. Брюн проводила его взглядом и присела рядом с Карлом. После насыщения всегда хотелось немного отдохнуть, не двигаться.
