Мария Гинзбург - Черный ангел
— Давай я положу тебя повыше, — сказала Брюн заботливо. — Тебе ведь неудобно задирать все время вверх головку. Шея затечет.
— Благодарствую, — усмехнулась Маленькая Разбойница.
Брюн положила книгу на столик у изголовья, а сама легла на бок, так, чтобы видеть свою наставницу.
— Можно тебя потрогать? — спросила она. — Я осторожно.
Маленькая Разбойница кивнула и подошла к краю страницы, чтобы Брюн не пришлось тянуть руку далеко. Брюн очень аккуратно коснулась крохотной фигурки одним пальцем. Маленькая Разбойница оказалась теплой, а платье — именно таким гладким и прохладным, каким его себе и представляла Брюн.
— Да ты настоящая! — воскликнула Брюн.
— Предлагаю поговорить о создании тактильных иллюзий, — ответила Маленькая Разбойница. — Это очень увлекательно и, помимо того, полезно. В данный момент, когда твой энергетический баланс высок, усвоение материала произойдет очень легко. Ты сама не заметишь, как у тебя получится.
— Я не сомневаюсь, моя милая Маленькая Разбойница, — ответила Брюн ласково. — Но ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. У нас с Карлом могут быть дети?
Крохотная девочка уселась на край листа, свесила ножки в оранжевых чулочках и принялась болтать ими.
— Да, — сказала она. — Скажу более — теперь у тебя не будет детей от обычных людей. Только от таких же, как Карл и ты сама, прошедших обучение по книге.
— А разве еще есть такие, как мы? — удивилась Брюн.
— Я знаю, что я не уникальна, — сообщила Маленькая Разбойница. — Было создано некоторое количество таких учебников. Разумно будет предположить, что все они были применены по назначению, и где-то есть такие же люди, как вы с Карлом — и мужчины, и женщины. Я помню, что по крайней мере еще одного мужчину я обучала.
Брюн приподнялась на локте.
— Кто он? Как его зовут?
Крохотная девчушка наклонила голову к плечу.
— Я могу только сказать, что он был другой расы, — ответила она, подумав. — Тебе ведь самой было бы неприятно, если бы я обсуждала тебя и Карла другими моими учениками, не так ли?
— Ты права, это нехорошо, — согласилась Брюн. — Ну что же, давай займемся тактильными иллюзиями.
Это было странное место. Справа гудела железная дорога. Сиял огнями вокзал, мигал рекламный щит, установленный рядом с бюстом Александра Невского. Слева находилась улица Ломоносова — с Дворцом Культуры Химиков, блочными многоэтажками, словно собранными из разноцветных кубиков, домами более современной постройки, с их башенками, эркерами и красными крышами похожие на многоквартирные замки, а так же онкологическим центром, поликлиникой и больницей.
Бульвар Юности начинался от ступенек подземного перехода под железнодорожными путями и заканчивался фигурой Кочетова из красного гранита, что стояла напротив Дворца Культуры Химиков. Сказать, что памятник сильно украшал собой улицу Ломоносова, было нельзя. Бульвар прорезал собой чахлый лесок. Он почти не изменился с тех пор, когда здесь гуляли только волки да медведи. Полуразваленные избушки, черневшие в лесу позади Карла, только усиливали ощущение провала во времени. Печально шумели на ветру чахлые ивы. От болота поднимался вечерний туман. Он наползал на асфальт бульвара, серебрился в свете фонарей, тихо и незаметно поглощал тяжелые бетонные скамейки. Красно-оранжевые бархатцы на газоне уже исчезли под его серым платком.
На полпути между вокзалом и улицей Ломоносова бульвар слово ломался пополам, поворачивая под острым углом. Слева к нему примыкала просторная асфальтированная площадка. Она имела два входа на бульвар и практически была не видна за кустами. Тем более, что фонарей на площадке не было. В дальней части асфальтового квадрата находилась облупленная бетонная скамейка. Ее перетащили с бульвара подростки. Авторство поступка было очевидно из надписей, украшавших скамейку. Бутылки из-под пива и яркие пакеты из-под чипсов и сухариков равномерным слоем усеивали пространство вокруг.
Но в тот вечер скамейку облюбовали совсем не подростки. Брюн сидела на ее спинке — она по опыту знала, что спинка чище сиденья. Предусмотрительный Карл принес с собой пластиковый пакет и все же устроился на сиденье, традиционным способом.
— Ну как, — сказала Брюн. — Подходящее место для засады?
Карл запрокинул голову и выпустил струю дыма. Кое-где, в просветах между облаками, небо все еще было холодного, нестерпимо голубого цвета. Эта голубизна переходила в грязную серость и сменялась нежно-розовым в тех местах, где облака подсвечивало закатное солнце. Словом, Гримшоу[2] пришел бы восторг от экстатической тревожности атмосферы.
— Нет, — сказал Карл. — Не походящее.
Брюн обиженно поджала губки и уже хотела что-то сказать, но Карл закончил:
— Не подходящее, а идеальное, детка. Здесь роту можно спрятать, а не нас двоих.
Брюн улыбнулась.
Как ни мало искушен был Карл в подобных делах, он понимал, что охотиться рядом с домом не следует. Однако Шмеллинг очень плохо знал город. Он опасался удаляться от своего замка, чтобы не заблудиться. Карлу приходилось подкарауливать жертв вечерами в малолюдных переулках Торговой стороны. Но это было небезопасно. Карл был в курсе, сколько скучающих старушек и молодых мамаш смотрят в окно по вечерам.
— Кого будем приманивать? — спросил Шмеллинг. — Мужчину и женщину?
— Я как-то не испытываю желания убивать женщин, — сердито ответила Брюн.
— Какое удачное совпадение, — откликнулся Карл. — Я тоже. Значит, нам нужны двое мужчин.
— Мне хватит и подростка.
— Отлично, — сказал Карл. — Ну, слушай.
У Брюн новый способ познания реальности ассоциировался со зрением. Хотя, разумеется, он никак не был связан с глазами. Брюн иногда даже закрывала их, чтобы они не мешали видеть. У Карла же, видимо, более сильной оказалась акустическая составляющая дара. Когда Шмеллинг пользовался своими способностями, он ощущал это как крик. Вопль изливался словно бы прямо из груди Карла, минуя горло.
Брюн закрыла глаза. Карл поднялся и повернулся лицом к светящейся громаде вокзала. Она была ближе, да и людей на вокзале было в любом случае больше, чем на затихающей улице Ломоносова. Карл закричал. Брюн ощутила это как красные круги, расходящиеся в темноте. Такие круги расходятся по воде от брошенного в нее камешка. Круги становились все шире, вот они уже захлестнули бульвар, накрыли вокзал…
— Готово, — пробормотала Брюн, не разлепляя глаз. — Они идут.
Карл кивнул и изменил мощность своего зова. Красные волны превратились в толстую красную линию. На конце она раздваивалась, связывая головы ночных путников с грудью Карла.
