Николай Толстой - Пришествие Короля
В разубранных каменных стенах Врат Гвиддно неподвижно сидели князья и знатные люди Севера и ждали в тишине. В молчании прошел час, и лишь капли смолы, падающие с гаснущих сосновых факелов, нарушали тишину. И вот вдали послышался звук, которого все ждали. Там, у Врат Севера, он был совсем слабым и далеким, но становился все громче и все сильнее привлекал к себе внимание, все громче и громче, пока не стал похож на грохот зимнего прибоя, бьющегося о скалы. Он был повсюду. Воздух гудел, словно тучи насекомых в прогретом солнцем летнем лесу. Теперь порывистый могучий ветер в вершинах деревьев ревел, как Водопад Эхвидда, и буря бросалась на покрытую дранкой кровлю пиршественного зала короля Гвиддно Гаранхира.
Над ними неслась Дикая Охота, воинство демонов и гоблинов, что идет над землей каждый Калан Гаэф, летя в грозовом свинцовом небе вслед за своим хозяином Гвином маб Нуддом. Духи и гоблины, черные и волосатые, задувая костры, срывая планки с крыш и выхватывая младенцев из колыбелей, несутся в беспечном ликовании над пустыми усадьбами, из которых ушли люди Одну ночь без закона отдал обманутый Бран Благословенный Врагу, и в эту ночь он собирает свою дань ужаса Впереди Дикой Охоты летит лающая свора Адских Псов. Сами они сияют белизной, а уши их горят алым огнем, по яркости не уступающим белизне их тел. За ними, едва касаясь земли, плавно несется темная стая медно-красных птиц с широкими крыльями и кривыми клювами, уничтожая посевы и убивая скот своим ядовитым дыханием.
Доски зала короля Гвиддно трескались, и каменные блоки шатались в своих гнездах Засовы и запоры раскрылись, двери широко распахнулись от порыва ветра, а дождь, хлестнувший внутрь, погасил все факелы и свечи Король и его приближенные сжались и застыли, как изваяния, словно воины Артура, что спят в его чертоге под горой Невайс Земляной пол дрожал и колыхался Повсюду среди темных колонн и в тени кровли слышали пораженные князья пронзительные вопли бесовской шайки — смеющейся, скачущей, плюющейся и пускающей ветры Некоторые гигантскими пауками сбегали по стропилам, свешивались вниз, ухмылялись в лицо людям, показывая злобные свинячьи, жабьи, змеиные и крысиные морды.
Первая шайка дьявольского воинства ворвалась в зал с громким, яростным шумом Они влетели туда так буйно, что не осталось ни копья на стене, ни щита на крюке, ни меча в оружейной, что не слетел бы с грохотом на пол. Можно было бы подумать, что море встало из глубин и перекатило через стены. Самообладание покинуло людей, и во Вратах Гвиддно послышался отчетливый стук зубов.
Только рябиновые ветви, прикрепленные к внешним колоннам зала Сайтеннином-друидом, позволили отразить главный натиск шайки демонов, и листья и сучки их высыхали съеживались и опадали от смрадного серного дыхания и рывков злобных пальцев вторгнувшихся мучителей. Старый епископ Серван поднялся со своего места и опустился на усыпанный тростником пол, раскинув руки крестом. И среди насмешливого хохота демонов, призраков и псоглавцев добрый старей дрожащим голосом забормотал Литанию Символа Веры:
Многочисленны и огромны грехи мои,
Пронзающие грудь мне
О, Владыка, несть им числа,
Избавь меня от них, о Господи,
Сломай, разбей, ополчись на них,
Уничтожь, согни, иссуши их,
Забери, отгони, разрушь их
Восстань, рассей, победи их,
Изгони, подави, изничтожь их,
Уничтожь, прикажи, умори их,
Повергни, сожги, изруби их,
Убей, казни, разрушь их,
Мучай, разрывай, очищай их,
Вырви, изгони, сотри их,
Убери, рассей, рассеки их,
Подави, измучь и повергни их
В обычных обстоятельствах молитва такой святости заставила бы стаю демонов черными птицами нырнуть в пучину морскую или отправить самого злобного Дьявола в кучу дерьма. Но сейчас, когда епископ дерзко читал строки молитвы, дьяволы все сильнее ярились и вели себя все оскорбительнее. Они становились все наглее, бегали по столам в обличье огромных медведей, волков и леопардов, ползали по полу змеями, аспидами, скорпионами. Они роились в воздухе тучами шершней, огромных, как воробьи, и прыгали по столам обезьянами, переворачивая кубки и блюда От угощения, что стояло на столах, они не оставили ничего — ни жирного, Ни постного, ни холодного, ни горячего, ни острого, ни нежного, ни свежего, ни соленого, ни вареного, ни сырого.
Чтобы отвлечь святого от молитвы, злобные гости создавали видения диких воинств, слепо сражающихся в ночи, флота, разбитого бешеной бурей, больших городов, горящих алым пламенем среди опустошенных земель, на которые обрушились мор и порча. Из мрака послышался плач детей, зовущих своих матерей, вой женщин по потерянным детям, громкое мычание коров в затягивающей их черной трясине, торжествующее рычание рвущего в кровавые клочья свою добычу льва.
Наконец, когда все эти тщетные видения не смогли устрашить отважного духа святого человека, укрепившегося помощью воинственного Сына Божьего, две темные гномоподобные твари без лиц, с вывернутыми назад ослиными ногами вскочили на спину святому и начали хлестать его шипастыми ремнями.
Со словами «Подави, измучь и повергни их» епископ Серван, лишившись сил, потерял сознание. Взрыв торжествующего хохота поднялся изо всех углов и щелей, и воины, которые, не дрогнув, встречали орды бледноликих сэсонов, сжались, охваченные неодолимым ужасом, дрожа и покрываясь испариной.
Ибо сейчас звезды, заглядывавшие сквозь дымовое отверстие в крыше зала, исчезли, и сквозь него ворвался в зал Гвин маб Нудд со своей Дикой Охотой. Бешено кружась, устремились они к очагу. Сквозь кроваво-красный туман увидели король и его придворные ужасающих всадников на черных скакунах: королей и епископов, благородных мужей и жен, ведьм, прелюбодеек и шлюх. У некоторых головы были повернуты лицом к спине, другие щеголяли головами рогатого оленя и волчьими, у других ухмыляющиеся лица были прямо на груди. Иные были искалечены — у кого не хватало плеча, руки, ноги или глаза. Другие были покрыты холодно блестящей ящеричьей кожей или беспомощно размахивали живыми внутренностями, вываливавшимися из открытых ран на животе. Были и те, кто мчался верхом на железных шипастых седлах, что раздирали им бедра, чресла и зады, и кровь текла из ран, и вертелись и вопили они от нескончаемой боли.
И из самой середины этого сатанинского выводка появилась огромная черная лошадь, со спины которой соскочил гигантский Хозяин Дикой Охоты. Он, хромая, перешагнул через лежавшее на полу бесчувственное тело святого. Был он страшен, наг — лишь золотая гривна была на его шее, зелен и космат, и ростом он был гораздо выше любого смертного. Из его костистого лба выпирали оленьи рога, раскидистые, как у самца косули в расцвете сил. Они торчали среди зачесанных на макушку, колючих огненно-рыжих волос — волос дикарей, которые из года в год грабили берега и нарушали границы управлявшихся законом королевств. Взгляд его был яростным, испепеляющим, мрачное лицо поросло рыжей бородой, а губы кривились в злобной ухмылке. На длинных руках его росли когти, по животу тянулись два параллельных ряда сосков, огромный волосатый срамной уд болтался между мускулистыми козлиными бедрами. Вокруг левой его руки обвивалась толстая остроголовая змея, а в правой руке был трезубец с черной как смоль рукоятью. Таков был Гвин маб Нудд, в которого Господь вложил ярость духов Аннона.
