Александр Чернобровкин - Слово о граде Путивле
– Нет! – заверил Ванька.
– Ну, тогда пойдем к нам. Тятя и братья ждут тебя.
Анютка жила в курной избе, которая стояла на лесной поляне возле родника. Рядом с избой был сарай, разделенный на несколько отделений, закрываемых крепкими деревянными решетками, видимо, для содержания медведей. Сейчас все отделения пустовали.
Внутри полутемной избушки за столом сидели тринадцать мужчин и что-то пили. Судя по запаху, настоянную на травах медовуху. Двенадцать человек были остроголовы, коренасты, широкоплечи, коротконоги, длинноруки и заросшие густыми волосами, отчего напоминали то ли медведей, то ли обомшелые, выкорчеванные пни, и так похожи друг на друга, что Сорока догадался, что это отец и братья Анютки. Сидевший во главе стола, скорее всего, был отцом, хотя больше походил на старшего брата остальных одиннадцати. Тринадцатым был молодой попик в рваной рясе и с небольшим медным крестом на замызганном льняном гайтане. Попик сидел по правую руку от главы семейства, как важный гость. Хотя он был худ и высок, остроголовость и густоволосость подсказывала, что попик родственник сидящим за столом.
Ванька Сорока перекрестился на иконку в красном углу. Она была так мала и закопчена, что юноша не смог разглядеть, чей лик на ней изображен.
– Господи Иисусе, помилуй нас! – поприветствовал Ванька, поклонившись в землю.
Все сидевшие за столом что-то промычали в ответ.
– Садись, гостем будешь, – указал отец на место за столом напротив себя.
Анютка поставила перед Ванькой деревянную чашу и отошла в угол у двери. Сидевший справа от Сороки брат налил ему в чашу медовухи, зачерпнув ее ковшиком из ведерной братчины, стоявшей на столе.
– Ну, за твое здоровье! – провозгласил отец и выпил залпом.
Выпил и Ванька. Медовуха была очень вкусная, он сроду такой не пробовал. И сразу почувствовал, как тепло от хмеля растекается по всему телу, делая его мягким, податливым, наполняет глаза, которые начинают видеть всё более светлым и приятным.
Сидевший слева брат заглянул в Ванькину чашу, убедился, что осушена до донышка, и кивнул отцу.
– Если пришел, значит, готов взять Анютку без приданого, – сказал отец. – Я правильно понял?
– Да, – ответил Ванька.
– Только есть еще одна закавыка: мы завтра уходим отсюда. Тебя с собой, сам понимаешь, не возьмем, нам лишний рот ни к чему, самим бы прокормиться, и Анютку просто так не оставим, всё-таки не чужая. Так что или ты сегодня женишься на Анютке и живи с ней, где хочешь, или вон бог, – указал отец на икону, – а вон порог! – направил руку на дверь.
– Я женюсь сегодня, – согласился Ванька.
– Ну, раз так, забирай ее, – сказал отец.
Он вылез из-за стола, взял из красного угла закопченную иконку.
Ванька и Анютка встали перед ним на колени.
– Мир вам да любовь! – перекрестив их иконой, благословил отец и спросил у попика: – Так вроде бы?
– Сойдет и так, – ответил попик. – Пойдемте во двор, там обвенчаю вас.
Венчание длилось недолго. А может, и долго, просто для Ваньки пролетело, как один миг. Священник взял Анютку за руку и передал ее мужу со словами:
– Отныне и навеки она твоя. Поцелуйтесь.
Ванька радостно припал к губам жены. Он все еще не верил, что Анютка принадлежит ему.
Поп дал им чашу с медовухой:
– Пейте.
Муж принял чашу, отпил первый, передал жене. Она отпила и вернула мужу. Так они выпили по очереди три раза. Потом жених допил и бросил чашу под ноги, и вдвоем начали топтать ее со словами:
– Пусть так под ногами нашими будут потоптаны те, которые станут сеять между нами раздор и нелюбовь!
Жена первой наступила на чашу, значит, будет главенствовать в семье. Муж не возражал, даже нарочно промедлил, чтобы она опередила. Потом один из братьев подал Анютке платок, и она повязалась им, спрятав волосы.
– Ну, пойдемте к столу, – позвал всех в избу отец Анютки.
Стол оказался накрытым всяческими яствами. Тут тебе и мясо жареное и вареное, тут тебе и рыба всякая, тут тебе и пироги, тут тебе и братчина вновь доверху наполнена медовухой и еще одна с пивом. Непонятно было, откуда всё взялись, ведь в избушке, кроме стола, лавок, полатей, очага и поставца возле него, больше ничего не было, негде было спрятать столько еды. Ванька решил не ломать над этим голову: в каждой избушке свои погремушки.
Молодоженов посадили по главе стола, отец сел возле невесты, попик возле жениха, и пир пошел горой. Братья поднимали тосты за молодых, похабно подшучивая. Анютка относилась к их шуткам спокойно, а Ванька первое время стеснялся, краснел по-девичьи, но потом привык, перестал обращать внимание. Сорока с нетерпением ждал, когда вновь закричат: «Горько!», и он сможет припасть к губам своей жены, напиться их сладости и опьянеть сильнее, чем от медовухи. К ночи он так опьянел от медовухи и поцелуев, что уже не мог подняться с лавки. Жена и ее братья помогли ему выбраться из-за стола, вывели во двор.
– Ну, живите долго и счастливо! – пожелал на прощанье отец.
Ванька только головой кивнул, сказать что-нибудь сил не хватило. Жена закинула его руку себе на плечо, а сама рукой обхватила его за талию и повела через лес к посаду. Отец и братья проводили их немного, потом вернулись в избушку.
По пути Ванька Сорока лепетал Анютке, как он ее любит. Жена молчала, чтобы хватило сил дотащить мужа.
Поскотинские ворота были закрыты.
– Эй, открывай! – крикнул стражникам немного очухавшийся Ванька. – Я жену веду!
– Ты ее или она тебя?! – насмешливо спросил стражник и весело заржал.
Ворота он открыл, впустил молодоженов.
– Вот тебе, – сунул Ванька в руку стражника денежку, – выпьешь за наше здоровье.
– Обязательно выпью! – пообещал стражник и пошутил: – Даже могу тебе помочь с женой управиться!
– Мы и сами с усами! – хвастливо заявил безусый Ванька Сорока.
Он жестами показывал Анютке, где его дом. Добравшись до постели, он пробормотал:
– Я сейчас, только отдохну… – и заснул, как убитый.
Проснулся Ванька от первого крика соседского петуха. Голова у него трещала, во рту был гадкий привкус, будто наелся падали, а тело болело, как измолоченное цепами. Он начал вспоминать, где и почему так напился. Вроде бы женился или это приснилось? Тут он почувствовал, что рядом кто-то лежит. Ванька осторожно дотронулся до жестких волос на голове лежавшей рядом женщины, потом добрался до ее плоской груди с крупным соском. Да, это Анютка. Значит, свадьба не приснилась. От радости он сильно сжал грудь жены.
– Чего? – произнесла спросонья Анютка. – А-а, очухался! – Она повернулась к нему и потребовала: – Тогда целуй меня. У нас ведь первая брачная ночь.
Ванька хотел сказать, что ему сейчас не до поцелуев, но горячая рука жены прошлась по его телу, и оно сразу перестало болеть и затряслось от возбуждения. Он страстно овладел Анюткой и, когда отпал от нее, подумал, что всё-таки это сон: в действительности нельзя быть настолько счастливым.
