Юлия Рыженкова - Халт
— Какой ещё амулет? Я не дотрагивался ни до каких амулетов!
— Хочешь сказать, я вру?! – Бугай схватил Халта за грудки. Льняная рубаха затрещала, и рукав порвался по шву.
— Ладно, ладно, сколько стоит твой амулет? – путешественник вытащил из рюкзака палку колбасы. – Этого хватит?
— Вполне! – торговец схватил её и сунул в мешок с такой торопливостью, что с него свалились очки. – Держи амулет! О! Да он даже работает!
Халт хмуро взял устройство, напоминающее пейджер с Терры. Он понял, что его только что обвели вокруг пальца, всучив какой‑то хлам. И, судя по улыбке продавца, Халт заплатил раз в десять больше.
— Как он хотя бы работает?
— Это же амулет–подсказка! Задаёшь вопрос – он тебе пишет ответ. Только это одноразовый амулет, так что хорошенько подумай, что спрашивать.
Сын Глойфрида повертел в руках безделушку, глянул на торговца. Что‑то в нем было не так, но что? Ответ вертелся в голове, но Халт никак не мог поймать его за хвост. Так бывает, когда пытаешься вспомнить что‑то важное, что точно знаешь, но никак не можешь выловить из глубин подсознания.
«Спрошу, как ко мне относится Аннет, – подумал Халт. – Да нет, ерунда какая‑то. Что может пейджер знать о её чувствах?» Он решил вообще ничего не спрашивать – ну обманули его, да, впредь наука. Сунул амулет в карман и побрёл в сторону шатра. Может быть, о на все же туда придёт… Потом достал амулет и задал вопрос:
— Где мне найти Ванду?
Пейджер пикнул, мигнул зеленой лампочкой, и вдруг на нем появилась надпись: «Ппроспект Завоевателей, дом 6». Халт едва не выронил амулет. Обалдело обернулся, но торговца уже не было. Он не просто ушёл – на его месте сейчас сидела толстая старуха, а на грязно–красной тряпке перед ней лежали мочалки.
— Ээээ… тут сейчас был такой парень в солнечных очках, майке и тренировочных штанах, где он?
— Какой парень? Тут моё место! И мочалки мои! – ощерилась старуха.
— Он амулеты продавал! Вот такие! – показал Халт купленный пейджер.
— Вообще не знаю, что это. Может, тебе мочалка нужна?
И тут потомок Хагена понял, что его смущало в бугае. По четыре зрачка в каждом глазу! В Упорядоченном такое лишь у одного существа…
Аннет ждала его у шатра, притопывая ножкой.
— Я уж думала, ты не придёшь! – упёрла она руки в бока.
— Солнышко, смотри, что у меня! – Халт, улыбаясь во весь рот, протянул амулет.
— Что это? Какая‑то дурацкая побрякушка.
— Это амулет–предсказание.
— А, знаю, – хмыкнула она. – Абсолютно бесполезная штука, отвечающая на все вопросы расплывчатыми фразами навроде «слушайте своё сердце» или «все решится в ближайшее время».
— Может быть, но этот другой. Я спросил, где мне найти Ванду, и смотри, что он написал!
— Что там?
— Да читай же!
Аннет опустила глаза и тихо сказала:
— Я не умею.
— Ты не умеешь читать? – обалдел Халт.
— Да! – вспыхнула она. – А где мне было научиться? И кто бы меня учил?
— Ну, я думал, родители…
— Нет у меня родителей. И с детства я была занята тем, чтобы выжить, а не тем, чтобы научиться читать и писать.
— Извини, не хотел тебя обидеть. – Он поцеловал её в щеку. Аннет махнула рукой:
— Ладно, и что написала эта железяка?
— Адрес! Проспект Завоевателей, дом шесть!
Про встречу с торговцем Халт рассказывать не стал.
— Ого! А ведь это, похоже, реальный адрес.
— Проверим?
— Конечно! Только давай завтра? Солнце скоро сядет, а Киев – не то место, в котором приятно гулять по ночам.
Хотя Халту не терпелось сходить по указанному адресу, он согласился. Возможно, это все же обманка и бугай был обычным мошенником. К тому же ещё одна ночь пройдёт с медноволосой пантерой. А кто знает, сколько ему осталось таких ночей?..
С утра пошли искать проспект. Аннет, хотя и не умела читать, ориентировалась в городе прекрасно. Чем ближе к центру они подходили (а проспект Завоевателей располагался в центре), тем больше удивлялся Халт. Странные существа, напоминающие роботов, но собранные из железного хлама, немыслимые конструкции и механизмы, по всем законам природы не могущие работать, однако работающие… Полное смешение стилей: барокко, готика, хай–тёк… видимо, все это повыкидывало из разных миров и времён, а мастера слова собрали в одном месте. В этом районе не было места беднякам: шикарные дома, скорее, даже дворцы, вышагивающие слуги–механоиды, никакой вони или груд мусора.
Внимание Халта привлекла девочка лет десяти, сидящая на коленях перед автомобилем и гладящая его по фаре. Похоже, она разговаривала с ним. Это продолжалось недолго: охранник с глазом Схарма на доспехе отогнал её пинками.
— Что тут происходит? – нахмурился Халт.
— Наверное, в этом некромобиле сердце кого‑то из её родственников. Может, матери или сестры, – пожала плечами Аннет.
— Эээ… не понял. Что значит – сердце в некромобиле?!
— Ты знаком с некромагией?
— Не–а.
— Разлом тебя поглоти, ну неужели тебе уроки проводить о её принципах?
— Ну, могла бы хоть вкратце рассказать!
— Ладно, для неотёсанной деревенщины поясняю: некромагия – это магия смерти, связанная с одушевлением неодушевлённого посредством передачи жизни живого этому неодушевлённому. Я не очень сложно говорю? – съязвила она.
— Не очень. Пример можешь привести?
— Пожалуйста. Вот автомобиль. Железяка, которая не поедет без мотора и бензина. Бензин, в отличие от автомобилей, в наш мир выбрасывает редко и мало, так что мы были бы обречены ходить пешком (потому что лошади – это пища, а не средство передвижения), если бы не некромаги. Они скрещивают живого человека с неживой материей, в данном случае – с автомобилем. Вынимают мотор и вместо него вставляют человеческое сердце. Вуаля! Лет пятьдесят, а если повезёт, и семьдесят этот автомобиль ездит безо всякого бензина – пока работает сердце. Правда, есть побочные эффекты: автомобиль, по сути, становится живым существом, телом этого человека. Тот все чувствует и понимает, разве что говорить не может. Пнёшь – ему больно, скажешь, что он дурацкая железяка, – может обидеться и при следующей поездке сбросить тебя в кювет.
— Откуда же берут людей для создания некромобилей? – Халт ошарашенно рассматривал розовый, явно дамский, лимузин, с которым только что разговаривала девочка.
— Обычно это пленные. Бывает ещё, что бедняки сами продают себя, чтобы обеспечить семью. Больше всего ценятся молодые парни и девушки – их сердце крепкое, проживёт ещё долго. Стариков и детей практически не берут. Вместе с сердцем автомобилю передаётся и характер человека: смелые, сильные и амбициозные парни становятся гоночными автомобилями, рассудительные мужчины – представительными лимузинами, юные девушки – аккуратными женскими машинами, а вот автомобиль с сердцем ребёнка неуправляемо шарахается из стороны в сторону, гудит, не заводится или не тормозит – в общем, ведёт себя как дитя. Самоубийц ездить на такой машине нет.
