Сергей Раткевич - Наше дело правое
— Вот потому я никаких пророчеств и не испрашивала, — киваю я. — Просто я знала, что судьба моя здесь. А иначе мне так всю жизнь одной и вековать? Охотников за мной поухаживать и то не найдется — что уж о любви говорить… а чтобы меня кто замуж за себя взял, так и вовсе…
— Далле! — перебиваешь ты. — Ну что ты говоришь такое! Разве тебя можно не полюбить?
— Кому как, — задумчиво говорю я. — Дилан, сердце мое… неужели ты и правда не понимаешь, кто я такая? Не понимаешь, кем я была в Храме?
— Ликом Смерти, — недоуменно отзываешься ты. — Ну и что?
— Балда ты все-таки, — улыбаюсь я. — Ты и в самом деле не понимаешь… и все вы здесь не понимаете… это ведь мой дар — помогать душе умершего найти дорогу! Ну кому нужна девушка, которая каждый день имеет дело со смертью!
— А что, у тебя от этого нос кривой, глаза косые, голова глупая или сердце злое? — парируешь ты. — Хотя голова у тебя точно глупая, раз ты думаешь, что тебя полюбить нельзя…
И ведь ты веришь в то, что говоришь. Когда ты полюбил меня, ты даже не задумался ни разу, что я…
Ты сумасшедший, Дилан. Наверное, именно это и заставляет мое сердце таять от счастья всякий раз, когда я смотрю в твое бесшабашное лицо.
Ты сумасшедший, и я тебя люблю.
— Дилан, командир Эттин хоть раз тебе рассказывал, как он к Лиссе присватался?
— Нет, — недоуменно отвечаешь ты. — Я ведь в этих местах человек новый, приезжий. А поженились они еще до того, как я сюда приехал. Ну, я и не выспрашивал как-то.
Ты и в самом деле приехал, когда я как раз вернулась после первого месяца в форте. Приехал — и сразу записался в отряд. Я помню этот день так явственно, словно это было вчера. Я зашла к командиру, чтобы отдать ему талисман, который я сделала для Лиссы, — ну не успевала я к ней никак! — а ты отложил перо, поставив свою подпись на листе пергамента и обернулся, услышав мои шаги… Дилан — я помню, какая улыбка засветилась в ту минуту в твоих глазах!
Ты и в самом деле не был на свадьбе Эттина и Лиссы — ведь она случилась в один день со сватовством, когда я и решила — бесповоротно…
— А зря не выспрашивал. — На моем лице появляется озорное выражение. — История была просто замечательная. Лисса ведь красавица — глаз не отвести. И сердце у нее золотое — да я добрее Лиссы человека не знаю! И умница она. И приданое при ней было немалое. А замуж выйти не могла никак. То есть ухаживать за ней ухаживали, честь по чести, и влюблялись даже… а как узнает парень, чем она себе на жизнь зарабатывает, — и все, как отрезало, и любовь вдребезги, и никакого тебе венчального обруча…
— А почему? — недоумеваешь ты. — Что она такого делала?
— Поросят холостила… Дилан, перестань смеяться немедленно!!!
— Да я и не думаю смеяться, — возражаешь ты, но уголки твоего рта предательски дрожат.
— Вот и не думай. Ну сирота она, чем-то же надо было на хлеб зарабатывать… выучилась на подмастерье коновала, рука у нее легкая… так и повелось. И ничего тут смешного!
— Да в этом и правда ничего смешного, — говоришь ты. — Смешно то, что из-за этого от нее отказывались. Ты точно ничего не путаешь?
— Не путаю я ничего! Мы же с ней с детства дружны были. Это уже потом у меня дар открылся и меня в храм определили — так ведь дружбе это не помеха. Она мне и рассказывала. Сколько парней за ней увивалось — а любой, как узнает, сразу как-то весь потускнеет, полиняет… а через пару дней и нет его — мол, подумал я, дорогая, и решил, что мы с тобой не пара. Она это дело скрывала всячески — ну так городок невелик, долго ли скрывать получится!
— Да что им за беда? — недоумеваешь ты.
— Ох, Дилан… ну страшно им как бы становилось… мне такого толком не понять, я ж не мужчина…
— Ты не мужчина, это точно… — киваешь ты, и снова у тебя в глазах искрится смех, а уголки губ подрагивают.
— По мне, так и они тоже! — взрываюсь я. — Как узнают, что Лисса поросят холостит, так мигом за свою мужскую гордость опасаются…
— А по-моему, мужская гордость расположена в каком-то другом месте, — посмеиваешься ты.
— Ну а им так не казалось! Один раз уже вроде совсем дело к свадьбе шло, да не сладилось. Уж очень парень на приданое ее нацелился… а все-таки себя превозмочь не сумел. Испугался в последний момент, чуть не из-под венца удрал. Ну, а жаба-то душу давит… вот он приметил, как к Лиссе кавалер заезжий мостится, так и света невзвидел — да неужто это приданое, на которое у него духу не хватило, другому достанется? Подлетел, за рукав схватил да как гаркнет на всю площадь: «А ты знаешь, откуда у нее приданое? Знаешь, чем она занимается? Поросят холостит!» Кавалер от Лиссы аж шарахнулся.
— Подонок. — Твое лицо темнеет. — Оба — подонки.
Дилан… Дилан, как же я люблю тебя!
— Подонки — а Лиссе от этого не легче. А только тут на площади Эттин как раз и оказался. Подошел к Лиссе и присватался. Тоже во весь голос — чтобы всем вокруг слышно было! Так и сказал — «поскольку я себя считаю мужчиной, а не поросенком…». Дилан, прекрати хохотать!
Бесполезно. Проще заставить воду прекратить быть мокрой. Ты хохочешь, запрокинув голову, хохочешь до слез — и я невольно начинаю хохотать вместе с тобой.
— Вот только скажи, что ты и в этом не видишь ничего смешного! — стонешь ты. — Ой… не могу… наш командир в качестве поросенка… такого розовенького… с хвостиком… и арбалет пятачком взводит! А как представлю себе рожи тех, кто это слышал… вот где пятачки-то!
— Ох, да! Дилан, ты бы их видел! Как их Эттин вот этими своими словами наотмашь прямо! И ничего ведь не скажешь, не возразишь — сами себя в поросят записали и зачислили!
Ты уже не смеешься.
— Молодец Эттин, — серьезно говоришь ты. — И что, свадьбу скоро сыграли?
— В тот же день, — отвечаю я. — Он Лиссу сразу с площади в храм увел, в чем была. Венчальные обручи по дороге купил, даже опомниться ей не дал. А свадебный наряд пошел ей покупать уже после венчания. Вечером весь отряд так на свадьбе гулял — город вверх тормашками перевернули!
— И правильно, — неожиданно жестко говоришь ты.
— Вот тогда я и поняла, — говорю я. — Я ведь даже не поросят холостила, а по дороге мертвых ходила… вот тогда я и поняла, что если я хочу любить и быть любимой… если я хочу, чтобы в мои глаза смотрели без страха… то искать мне надо среди тех, кому даже такой страх не в страх. Бросила все и в пограничники ушла. Это ведь редко когда случается, чтобы пограничник на ком со стороны женился. Лиссе, считай, повезло безмерно…
— Мне тоже, — тихо говоришь ты. — Тоже повезло и тоже безмерно. А как подумать, отчего повезло… отчего ты в пограничники подалась… за это непременно надо выпить будет. За командира, за Лиссу и за поросят!
