Ольга Денисова - Берендей
Что ж, он его прошел. Ему не было любопытно, что будет дальше. Дальше все будет так, как надо.
Старики не отпустили Берендея домой, и оставили ночевать, как он не сопротивлялся. Поэтому к себе он вернулся только на следующее утро. На прощание Михалыч напомнил ему, что про ружье надо заявить в милицию обязательно сегодня. Егор кивнул так, чтобы Михалыч понял, что в милицию он не пойдет.
– Никогда не оборачивайся при людях, – говорил ему отец, – Даже если тебе грозит смерть. Если тебе угрожает человек, то справляйся с ним по-человечески. А если человек вооружен, в облике бера он пристрелит тебя так же, как и в человеческом. А если обернешься, представь себе, что с тобой будет дальше. Ты рискуешь всю жизнь провести в клетке.
Берендей не собирался оборачиваться при людях. Не потому, что боялся оказаться в клетке, а из-за святости Тайны. Отец никогда не учил его этому, оно было у него в крови, как у всякого берендея. А у Заклятого не было. И Берендей находил, что это еще один повод его убить. Желая накопить как можно больше причин для убийства Заклятого, Берендей совсем забыл, что Заклятый не может контролировать свои превращения.
Он вернулся домой и на этот раз тщательно оценил урон, нанесенный ему Заклятым. Ничего больше не пропало, и разрушения ограничились только разбитыми окнами. При этом окна в библиотеку остались нетронутыми. Берендей не сильно верил, когда отец говорил ему, что их дом заговорен от пожара, а библиотека – от любого чужого проникновения. И заговор этот очень старый, ему несколько веков. С того времени дом много раз перестраивался, а заговор продолжал действовать. И ведь точно! Ни окна в библиотеке, ни дверь никто не тронул. А юго-восточный угол дома был облит бензином и слегка обуглился, но дом не загорелся. Вот почему Заклятый не стал трогать остального, хотя мог оставить Берендея и без холодильника, и без телевизора, и без газовой плиты. Он думал, что дом сгорит. А дом остался стоять.
Ущерб, нанесенный морозом, оказался значительней: в подполе померзли картошка, морковка и лук, лопнули банки с огурцами и с вареньем. Не все, но довольно много.
Берендей достойно похоронил своих питомцев в углу двора, вырыв им общую глубокую могилу, и положил их в объятия друг друга. Они не ладили при жизни, пусть их примирит смерть.
Он съездил в поселок на мотоцикле, тоже уцелевшем, купить новых стекол. Зашел и в милицию.
– Здорово, Егор, – поприветствовал его участковый, – заявление пришел написать?
– Здорово, – ответил Берендей удивленно, – а ты откуда знаешь?
– Михалыч уже приходил, я, если честно, тебя и не ждал, сам хотел к тебе заехать. Грохнут кого-нибудь из твоего ружья, что делать будешь? Документы с собой взял?
– Взял.
– Слушай, а про медведя-людоеда правду говорят или так, болтают?
– Ты милиция, тебе видней.
– А я что? Заявлений не было – значит, и медведя не было. Я его за руку не ловил и трупов обглоданных не видел.
– А я видел… – вздохнул Егор.
– Да? Где? – участковый вскочил с места.
– В Белицах.
Участковый сел на стул и облегченно вздохнул:
– Ну, где я и где Белицы! И что там?
– Замяли дело. Там парнишку он убил, сына депутата. Ну, его охрана сама разбирается, милиции денег дали, что б не вмешивалась.
– Эх, мне бы кто денег дал, что б я не вмешивался!
– Сколько? – рассмеялся Берендей.
– Ну, рублей пятьсот… А ты что, на медведя собрался идти?
– А что мне остается? Он на моем участке. Пока все бумаги соберу – он тут полпоселка сожрет. Ты попробуй докажи, что он людоед.
– А что? Начальство твое далеко. Ты только шкуру домой не тащи, никто и не узнает. Слухи слухами, а документов-то нет…
От участкового Берендей завернул в универмаг и долго рассматривал витрину с мобильными телефонами.
– Привет, – махнула ему из-за стекла продавщица Катя.
– Привет, – рассеянно ответил Берендей.
– Телефон собрался купить?
Он кивнул.
– Бери вот этот «Сименс», он простой, конечно, но зато и противоударный, и водонепроницаемый.
– Да?
– Да точно тебе говорю. Для тебя лучше всего подходит. И недорогой совсем, это старая модель.
– Сколько?
– Две с половиной тысячи. Это вместе с подключением.
– Давай.
Катя показала ему в общих чертах, как пользоваться мобильником и вставила в него сим-карту.
Берендей выбросил коробку от телефона на выходе из универмага, спрятал документы за пазуху и долго разглядывал новую игрушку, тонувшую в ладони. Потом все же присел на ступеньки у магазина, вынул из кармана бумажку с номером Юлькиного телефона и долго разбирался, как внести его в телефонную книгу.
До вечера он вставлял стекла – по чужим домам ночевать ему надоело. Он любил свой дом, свою маленькую уютную комнату с окнами на две стороны. Удобную кухню, дровяную плиту, сохранившуюся с незапамятных времен.
А вечером, когда дом, наконец, прогрелся, Берендей собрал все для долгой охоты. И лег спать пораньше, чтобы затемно выйти в лес. Но уснуть не мог. Едва погас свет, все его мысли о Заклятом и о мести ему улетучились, и он вспомнил Юльку. Весь день он старался не думать о ней, потому что это сразу сбивало ему дыхание, а в легких образовывалась странная пустота, которую нечем было заполнить. Но без всяких сомнений, ничего более приятного он не испытывал никогда в жизни.
Вот и теперь, едва он вспомнил о ней, в груди зашевелилась непонятная сила, постепенно набирая обороты, а потом заклокотала так, что захотелось вскочить с постели и что-нибудь сделать. Ну, например, стукнуть в стенку кулаком. Берендей повернулся на другой бок и зарыл голову под подушку. Но выдержал всего пару минут, а потом рывком поднялся и достал из кармана мобильник. Едва он дотронулся до кнопок, экран засветился желтым светом. Сети не было, как и следовало ожидать, и Берендей обрадовался. Он дал слово, что позвонит Юльке только после того, как убьет Заклятого.
Берендей встал и направился в кухню, не зажигая света. У него горели щеки, и он плеснул в лицо водой из умывальника. Вода была теплой и нисколько не помогла. Тогда он вышел на крыльцо и швырнул в лицо пригоршню снега. Мороз обжег кожу и не только не отрезвил, а наоборот, еще больше взбодрил его. Но Берендей знал, что пройдет всего пара минут, и холод сделает свое дело. Босиком на заиндевевших досках долго не простоять.
Он огляделся. Очертания леса перед крыльцом были знакомы ему с детства, и любимы до боли. Берендей не мог себе представить, как люди уезжают навсегда из мест, где родились. У него было счастливое детство, и ему казалось, что счастье это питается тем, что его окружает – лес, дом, дорога, ведущая в поселок. И стоит только всему этому исчезнуть, и счастья не станет.
