Джон Толкин - Властелин Колец
— В лесу и в поле легче спрятаться, — заметил Фродо. — Ждут нас на дороге, а в стороне, глядишь, и разыскивать не будут.
— Ладно! — согласился Пин. — Пойдём прыгать по кочкам: ты впереди, мы за тобой. Но это жестоко! Я рассчитывал очутиться до заката у "Золотого Шестка" в Стоке. Лучшее пиво в Восточном уделе. Было, во всяком случае. Давно я его не пробовал.
— Тогда и спорить не о чем, — решил Фродо. — Дольше едешь — дальше будешь, но в кабаке и вовсе застрянешь. Ишь ты, нацелился на "Золотой Шесток". Нет, нам бы успеть до заката к парому. А ты что думаешь, Сэм?
— Я-то что, я как вы скажете, — вздохнул Сэм, вопреки собственным дурным предчувствиям и глубокому сожалению о лучшем пиве Восточного удела.
— Стало быть, договорились, пошли в болото и колючки, — заключил Пин.
Жарко было почти как вчера; но набегающие с запада облака грозили дождем. Хоббиты спустились по крутому травянистому склону и нырнули в заросли с расчетом обойти Лесосечку слева, срезать наискосок лесом, который жался к восточному склону холмов, и выйти на открытое место, а уж оттуда — напрямик к парому через поля, где не было никаких преград, кроме нескольких канав и изгородей. Фродо прикинул, что по прямой это будет миль восемнадцать.
Вблизи заросли оказались куда гуще, чем виделись издалека. Никакой тропы не было, путники шли наобум, продвигаться быстро не получалось. Пробравшись к речке, они увидели глинистые обрывы, с которых свисали колючие плети ежевики. Река преграждала путь: чтобы перейти через неё, надо было измызгаться, исцарапаться и вымокнуть. Хоббиты остановились, прикидывая, как быть.
— Для начала неплохо! — мрачно заметил Пин.
Сэм поглядел назад — в просвет между деревьями ещё виден был зелёный гребень лесного холма, откуда они спустились.
— Смотрите! — шепнул он, схватив Фродо за локоть. Путники обернулись и увидели на фоне неба чёрного коня, а рядом — чёрную ссутуленную фигуру.
Назад пути не было. Фродо первым съехал вниз по глине, к густым прибрежным кустам.
— Вот так! — сказал он Пину. Что ты, что я — оба мы правы. Напрямик, может, и не ближе; но хороши бы мы были, если бы пошли по дороге. У тебя лисьи уши, Сэм, крадётся кто-нибудь за нами?
Они замерли и затаили дыхание: погони было не слышно.
— Такой спуск лошадь не одолеет, — объявил Сэм. — Но этот, видать, знает, что мы тут спустились. Пойдёмте-ка лучше отсюда поскорее.
Идти оказалось совсем непросто: попробуй-ка с мешками продраться через кустарник и ежевику. Оставшийся позади хребет прикрывал их от ветра, воздух был душен и неподвижен. Когда хоббиты выбрались наконец на более открытое место, то вспотели, устали и страшно исцарапались, а вдобавок ещё и не были уверены, в каком направлении идти дальше. Они достигли низины: берега реки выположились, русло расширилось и запетляло, — вода бежала к Маришам и Брендидуину.
— Да это же ручей, по которому Сток назван! — понял Пин. — Если мы хотим двигаться по плану, то лучше перейти тут и взять вправо.
Мелководьем они перешли речку и оказались почти на виду — их прикрывали только заросли осоки да редкие деревья. Однако затем они снова подошли к полосе леса: в основном высокие дубы, кое-где ильмы и ясени. Земля ровная, подлеска почти нет, но деревья стояли слишком тесно, чтобы хоббиты могли видеть далеко вперед. Ветер взметнул сухую листву и затих, а потом хлынул дождь. Путники торопливо побрели дальше то по траве, то по глубокой лесной подстилке, а по листве барабанила и стекала тонкими струйками вода.
Примерно через полчаса Пин сказал:
— Мы, пожалуй, слишком вправо забрали и идём теперь вдоль леса. Полоска-то не слишком широка — точно не больше мили, а местами и меньше. Давно должны были выйти в поле.
— Нет уж, не будем плутать, — сказал Фродо, — а то совсем заплутаемся. Пошли прямо. Да и боюсь я выходить на открытое место.
Они прошли, наверное, ещё пару миль. Сквозь рваные тучи проглянуло солнце, и дождь стал реже. Было за полдень, а голод не тётка. Они устроились под развесистым ильмом; пожелтевшая листва его ещё не осыпалась, и у корней было совсем сухо. Эльфы наполнили их фляги давешним бледно-золотистым напитком, свежим, чистым, медвяным. Вскоре они уже смеялись над моросившим дождём, а заодно и над Чёрными Всадниками. Идти-то оставалось всего ничего.
Фродо привалился спиной к стволу и закрыл глаза. Сэм с Пином, устроившиеся рядом, в полголоса завели:
А ну — развею тишину,
Спою, как пели в старину,
Пусть ветер воет на луну
И меркнет небосвод.
Пусть ветер воет, ливень льёт,
Я всё равно пойду вперёд.
А чтоб укрыться от невзгод,
Во флягу загляну.
— А ну! Во флягу загляну! — чуть громче пропели они — и осеклись.
Фродо вскочил на ноги. С ветром донёсся протяжный вой, цепенящий, злобный и унылый. Он перекатывался из дола в дол, наливаясь холодной, хищной яростью, и, как тупой бурав, сверлил уши. Они слушали, словно бы оледенев; а вою, не успел он прерваться, ответило дальнее завывание, такое же яростное и жуткое. Потом настала мёртвая тишина. Лишь ветер шуршал в листьях.
— Странный какой крик, правда? — сказал Пин деланно-бодрым, но слегка дрожащим голосом. — Птица, наверно; правда, не слышал я у нас в Хоббитании таких птиц.
— Не зверь и не птица, — возразил Фродо. — Один позвал, другой ответил — и даже слова были в этом кличе, хоть я и не разобрал их. Только перекликивались точно не хоббиты.
Обсуждать не стали. На уме у всех были Чёрные всадники, а про них лучше помалкивать. Идти — опасно, оставаться — ещё опаснее, но ведь рано или поздно всё равно придётся пробираться через поля к парому, — и тогда лучше поскорее, чтоб засветло. Они вскинули мешки на плечи и припустили.
Вскоре лес резко оборвался; дальше раскинулись луга. Видно, они и правда слишком забрали к югу: за равниной маячила невысокая Косая Гора по ту сторону Брендидуина, но сейчас она была слева. Крадучись, хоббиты выбрались из-под деревьев и затрусили лугом.
Поначалу без лесного прикрытия было страшновато. Далеко позади возвышалось лесистое всхолмье, где они завтракали. Фродо оглядывался: не виден ли там — крохотной чёрной точкой на фоне неба — недвижный Всадник. Всадника не было. Солнце прожгло облака и опускалось за дальние холмы, яркими закатными вспышками озаряя равнину. Страх отпустил; но тоскливая неуверенность росла. Однако земля была уже не дикая: покосы, пажити. Потом потянулись изгороди с воротами, возделанные поля, дренажные канавы. Всё было знакомо, надёжно и мирно: обыкновенный уголок Шира. Путники, что ни шаг, успокаивались. Да и река была всё ближе и ближе, а Чёрные Всадники остались где- то позади — лесными призраками.
