Рената Еремеева - Когда Хранитель слеп (СИ)
3
Майя проснулась позже остальных, и, к своей досаде, не застала никого в доме.
Ведьма вышла в сад, мгновенно погрузившись в волшебство благоухающего Аруна. Дул теплый ветерок, и деревья с шелестом покачивали листвой.
Вдруг неподалеку послышался грохот и плеск воды, а затем раздался сердитый голос Фатэна:
– Ах, ты, шалый-малый! Шашни темной дамы! Я тебе все когти вырву на лапах, если ты еще раз так сделаешь!
Брань рассерженного алькора доносилась из хлева. Девушка осторожно заглянула туда.
– Доброе утро! Как спалось? – спросил Фатэн, заметив ее. Он был весь мокрый, а рядом с ним, виновато опустив голову, стоял Тайфун, и в его желтых глазах плясали озорные огоньки.
– На! Теперь иди и принеси себе воду сам, негодное создание, – Фат протянул ведро. Дракон послушно взял его в зубы и, забавно косолапя, вышел из хлева.
– Думает, это смешно – когда я, ничего не подозревая, открываю утром дверь, и мне на голову опрокидывается ведро воды, – пояснил Фат. – Пошутил, называется! Только вот смеяться некому!
– Я всегда думала, что драконы живут в пещерах и стерегут свои сокровища, и что все они ужасно злые… – удивленно сказала Майя. – Странно, а вчера мне показалось, он намного больше.
– Это же домашний дракон, я сам его вывел, – не без гордости объяснил Фатэн. – Если бы он не менял размеры, представь, как неудобно было бы его содержать: и еды немеряно, и воды не напасешься, и хлев пришлось бы строить огромный, – улыбнулся он.
– А где все?
– Мариэль, я полагаю, демонстрирует гостям местную флору и фауну. Пойдем, я провожу тебя к ним.
– Майя, ты когда-нибудь видела таких пегасов и грифонов? Они же все разные! Есть даже грифон-карнавал! – поделился восторгом Грей.
Моран, как обычно, рассматривала все без лишних эмоций и комментариев.
– Карнавал, – это моя гордость, – заметил Фатэн. – Давай покажу, – предложил он Майе.
Они вышли на полянку, и Фат издал гургулящий призывный клич. Вскоре из леса выбежал темно-фиолетовый грифон с орлиным клювом и с лоснящимся, как у пантеры, телом. Его черные крылья с красными перьями по краю поражали воображение во время полета. Когда грифон взлетел и, описав круг, низко пролетел над ними, Майя лишилась дара речи от изумления: распахнутые крылья с внутренней стороны оказались карминно-красными, а когда он взмыл круто вверх, на наружной стороне каждого крыла ярко вспыхнул желтый глаз.
– Никогда не думала, что возможно сотворить такое диво!
– Был еще грифон-полночь. Он был совсем не похож на остальных, – с сожалением сказал Фат. – Но, благодаря стараниям Луны, он исчез, и я больше не смог его воссоздать.
Майя тоже приуныла, ей не нравилось, когда о Фальконе говорили плохо.
– Фатэн, мне кажется, что вы заблуждаетесь. Фэл не такой, как вы думаете, он гораздо лучше. Он мне рассказал, как все было на самом деле. Его нужно спасать, пока его душа не погибла окончательно, пока он чувствует свое прошлое ясно и остро!
– Не понимаю, о чем ты говоришь, по-моему, тебе просто запудрили мозги, – жестко сказал Фатэн. – Похоже, он тебе наврал с три короба, чтобы заслужить расположение. Мало ли, что могла приказать ему Хартс.
– Лунаэль не по своей воле стала ее прислужницей и не по своей воле сменила пол. Это Хартс поставила ее перед выбором: либо Луна переходит на ее сторону, либо вы с Мариэль умрете. Луна была вынуждена служить ей, чтобы спасти ваши с Мариэль жизни. Предупредить вас об этом она не могла… Фэл одинок и несчастен, хоть и не признается в этом.
– По-моему, ты все идеализируешь, – недоверчиво буркнул Фатэн, – Да ты, поди, влюбилась в него! Ох, что за дела! – он сокрушенно покачал головой.
– Но это правда! Я видела его картины, я видела тоску в его глазах, я была там, где он спрятал свои воспоминания о вас. И я поняла, что он боится их, потому что они… причиняют ему боль. Мировоззрение Фалькона сейчас поколеблено, потому что он видел свое прошлое глазами Луны. Но эта двойственность ненадолго. Воспоминания скоро поблекнут и перестанут так много значить для него.
– Это все со слов Фалькона… – упрямо процедил Фатэн. – Мало ли, какую маску он на себя натянет, лишь бы обелить себя в твоих глазах?
– Вы же знаете ее с рождения, как вы можете думать, что она способна на подлость? А ей просто не оставили выбора! Вы ни разу не попытались ее понять, – с грустью сказала ведьма, видя, что жесткое лицо Фата не меняется. – Конечно, когда тебя все считают чудовищем, легче всего соответствовать этому… – Майя уже повернулась, чтобы уйти, но потом решила, что Фату не помешает знать еще кое-что.
– Да, кстати, профессор, ваш грифон не погиб, он с Луной. Только Элерана превратила его в летучую мышь.
Фатэн не успел удивиться.
Крупная розовая птица с зеленовато-желтым хохолком и такими же крыльями с шумом вылетела из зарослей, за ней, продираясь через кусты, выскочил Грей.
– Ой! – он сконфуженно остановился.
– Ты что пытался сожрать мою птицу, волчина? – с наигранной угрозой произнес Фатэн.
– Я просто… Э-э-э…Нееет!.. Честное слово, я просто хотел посмотреть поближе! А они очень вкусные?
– Да нет… Эти, большие и яркие, на вкус не очень, – дружелюбно заметил профессор. – Есть пестрые невзрачные птички, которые хорошо плодятся. Их можно есть. Я и выводил их для этой цели.
– Ух ты! На них можно поохотиться, да? – обрадовался Грей.
4
Мариэль рыхлила почву на клумбе с душистыми красными цветами, когда подошла Майя. Она присела рядом и тоже взяла в руки лопаточку.
– Ну как тебе в Аруне, понравилось? – поинтересовалась Мариэль между делом.
– Да! – отозвалась Майя. – Я всегда мечтала жить в таком сказочно красивом месте. Расскажи мне о Луне,– вдруг попросила она. – Какой она была?
– Сорванцом была в детстве и непоседой, как многие дети. И училась неважно, потому что в облаках витала. Общение со сверстниками ее как-то мало привлекало, так же, как и обычные их развлечения – танцы, спорт... Все грезила о потусторонних мирах и мечтала улететь с Рагоном за горы, что окружали Гринтайл…
– Гринтайл… – со вздохом повторила Майя.
– Да, так раньше назывался Дрэймор. В юности Лунаэль обожала рисовать, и свои воображаемые миры она создавала красками на холстах. Жаль только, после пожара ее рисунки не сохранились.
– А я видела его картины, – вставила ведьма.
– Значит, она по-прежнему рисует, – вздохнула Мариэль.
– В душе он прежний, – подтвердили Майя.
– Она была доброй девушкой. Хотя я никогда не понимала, что творилось внутри нее. Теперь мне кажется, что изначально в ее душе была какая-то печаль. Она никогда не радовалась тому, чему радуются другие. Я даже думаю, что теперь Фалькон достиг гармонии с собой. Он даже летать умеет. Он и живет в том мире, который сам себе в детстве рисовал – мрачном, полном страждущих заблудших душ, в мире, где нужно постоянно бороться с собой и окружающими, в мире, где каждый шаг как по лезвию ножа. Наверное, ради этого Луна и перешла на сторону Элераны. Меня удивляет, что она ни разу не попыталась объясниться с нами. Впрочем, после изгнания из Турулла мы ее больше не видели… После того, как мы основали Арун, я разыскивала ее, чтобы выкрасть. Но она исчезла. А возле Хартс появился какой-то пугливый нескладный юноша. Однажды из укрытия я смогла поближе рассмотреть его: это было лицо абсолютно несчастного электа, а в глазах плескалось такое неподдельное отчаяние… что я… я в ужасе узнала в нем свою бедную племянницу – было в выражении его лица нечто такое, что свойственно только ей одной. Она с детства была такой: если горе, то беспредельное, если радость, то взахлеб… Позже Фалькон, наверно, привык к своему положению, он больше не выглядел таким потерянным. Нас с Фатэном он как будто не узнавал. Наверно, для того он и сменил свой пол, чтоб мы не догадывались, кто он на самом деле. Хотя я до сих пор не верю в то, что его душа стала черной, как ночь.
– Это не так. Он хороший, и я верю ему, – возразила юная ведьма. – Кто-то должен верить, чтобы дать надежду…
Она не договорила. Из-за пышных зарослей цветущих кустарников появился Фатэн.
– Я подумал над твоими словами, Майя. Я готов поверить, что все, что ты говорила – правда. Но сейчас Фалькон выполняет приказы Хартс, поэтому в любом случае не доверяйте ему.
5
Долго смотрел Фалькон вслед дракону, на котором улетели Фат, Мариэль и Майя со своими друзьями, и странно было ему вновь обнаружить в себе, то щемящее чувство тоски, от которого он почти избавился, упрятав свою память. Внезапно за его спиной раздался ненавистный ему металлический голос.
