Лада Лузина - Выстрел в Опере
Рыжая сидела на краю дивана, сутулясь и опустив глаза, точно ее терзало изнутри неразрешимое и гнетущее нечто.
— Да, можем, — отрешенно сказала она. И коротко пояснила: — Я считаю, мы можем ведьмовать.
— Ты че?! — возмутилась Землепотрясная Даша. (Громко че-кать по любому поводу было одной из неискоренимых Дашиных привычек!) — Ты че, Маш, совсем вдруг того? Во всех фильмах ведьмам запрещено пользоваться колдовством для личной выгоды.
— Мы — не ведьмы. Мы — Киевицы, — сказала Маша. Она смотрела на свои сцепленные в «замок» руки, стиснутые между коленями. — Наша власть — дар, такой же, как и любой другой. И запрещать нам пользоваться своим даром для личных нужд так же абсурдно, как запрещать писателю вести личный дневник, а балерине танцевать на дискотеке для собственного удовольствия. Мы можем делать все, что хотим. Просто мы не должны делать зло, как в магии, так и без нее, не должны отбирать у кого-то что-то, не должны ведьмовать втайне друг от друга. Но я не могу понять, почему, если я боюсь высоты, я не могу применить заклятие «Рать» против страха? Или облегчить с помощью заговора «Сет» роды… жене своего брата.
— А у твоего брата жена ребенка ждет? — заинтересовалась новой темой Землепотрясная.
— За-ме-чательно! — приняла прозвучавший тезис Катя, выказывая восхищение как Машиным выводом, так и тем, как он был сделан.
— Ну, если в таком плане, я тоже не против, — сказала Чуб.
Из чего мой читатель способен без труда сделать вывод: рыжая, грустная и невзрачная Маша и была тем единственным, что связывало между собой несовместимых Дашу и Катю.
Помимо…
— Теперь второй вопрос, — объявила Катерина Дображанская. — Как нам жить дальше? Как управлять Киевом?
— А ты у нас че, председатель? — немедленно взъелась Даша. — Опять решила командовать? И очки снова надела! В них же простые стекла, сама признавалась.
— Пусть она побудет председателем, тебе что, жалко? — вздохнула Маша, не отрывая глаз от своих мающихся рук. — Она ж пытается как-то наладить нашу жизнь, после того как ее нам разрушили.
— Хорошо. Пусть. Только недолго, — мгновенно согласилась Чуб и, откинувшись на спинку дивана, погладила рыжую «горжетку».
«Горжетка» вибрирующе замурчала и, для полноты счастья, потянулась ленивой лапой к Машиным кудряшкам.
Маша слепо мотнула головой.
Красивая Катя помолчала, давая понять, что перебили ее незаслуженно, и принялась излагать:
— Пять дней назад мы случайно стали ведьмами.
— Киевицами, — упрямо поправила Маша.
— Киевицами, — покорно приняла правку Катя.
— И спасли мир! — похвасталась Чуб.
— Только Киев, — поправила Маша.
— Ну и что? — отбилась от умаления их подвига Даша. — Можно подумать, спасти Киев — не землепотрясно!
(Вставлять словечко «Землепотрясно» к месту и не к месту было второй из Дашиных привычек.)
— Можно не перебивать?! — Дображанская оскалила зубы и, сложив руки на груди, прибила Землепотрясную Дашу повелительным взглядом. — Мы — Киевицы. Мы властвуем над Киевом.
— Так же, как и он над нами. — Судя по всему, Маша не терпела нечеткости формулировок.
— Так же, как и он. — Судя по всему, в отличие от Дашиных реплик, Машины правки Катя воспринимала бесконечно толерантно. — У нас есть личный офис, — Дображанская окинула взором круглую комнату Башни, затянутую в дубовый корсет книжных шкафов, — куда не может попасть ни один человек.
— Если у него нет ключа и он не знает пароля, — сказала Маша.
— Есть три говорящие кошки.
— Только две, — весело хрюкнула Чуб. — Бегемот с нами не разговаривает!
Кончик хвоста черного кота недовольно задергался.
— Есть килограммов 100–150 раритетного золота, которое преподнесли нам на шабаше киевские ведьмы и которое надо еще как-то реализовывать, — проигнорировала Дашину реплику Катя.
— Зачем? — Чуб рефлекторно вцепилась в свою серьгу. — Я свое золото носить буду.
— …И самое главное, — окончила Катя, — Книга Власти!
— Книга Киевиц, — сказала скрупулезная Маша.
В то время как Катя подошла к тонконогому дамскому бюро, на коем возлежала упомянутая вещь, и с вожделением прикоснулась пальцами к черному переплету.
— А еще мы должны каждую ночь дежурить на Старокиевской горе, — влезла Чуб.
— Даша! — разозлилась наконец Дображанская.
— Это важная поправка, — не поддалась та.
— Я к этому и веду! — осадила ее Катерина. Она по-прежнему не отрывала пальцев от Книги, словно прикосновение к ней доставляло ей непреодолимое удовольствие, которого она не в силах себя лишить. — Я перечислила «плюсы»: власть, золото, квартира в центре… Но есть и «минусы». Как верно заметила Маша, мы — Киевицы. Мы владеем этим Городом и защищаем его. «Киев властвует над нами так же, как и мы над ним» — так написано в Книге. В частности это выражается в том, что мы обязаны каждую ночь дежурить на нашей горе, «чтобы, завидев на небе красный огонь, полететь туда». Туда, где нужна наша помощь.
— Ну а я что сказала? — обиженно буркнула Чуб.
— Тем не менее, — продолжила Катя, — прошлую ночь мы сидели там совершенно зря. На небе ничего не загорелось.
— И что ты теперь предлагаешь? — спросила Землепотрясная Даша.
— Я не предлагаю, — с удовольствием выправила ее Катерина, — а выношу на обсуждение. Быть может, целесообразней дежурить по очереди? Еженощные дежурства — изматывающая вещь. А у меня бизнес. У Маши послезавтра экзамен. Только ты у нас можешь спать по полдня, потому что нигде не работаешь.
— А как мне работать? — закипела Землепотрясная. — Я ж работала в ночном клубе! По ночам! А теперь все ночи заняты. И если завтра что-то где-то опять загорится, дни тоже пойдут побоку. Это ты у нас сама себе хозяйка. А Маша во-още студентка. Экзамены сдаст — и каникулы. А кто будет держать на работе певицу, которая в любую минуту может скакнуть со сцены, всех кинуть и побежать спасать Город?
— Именно поэтому, — завершила Катерина, — я и предлагаю немного облегчить себе жизнь и дежурить парами. Сегодня ты и Маша. Завтра мы с тобой, чтобы Маша могла подготовиться к экзамену. Послезавтра я с Машей. И так далее.
— Ну-у-у, давайте попробуем. — Чуб отвернулась.
Будучи в недавнем прошлом профессиональной полуночницей — певицей и арт-директором ночного клуба «О-е-ей!», — Даша не видела особой проблемы в том, чтобы не спать каждую ночь.
Но сиднем сидеть ночь напролет, бесплодно вглядываясь в небо над Старокиевской горой, было для ее подвижной натуры занятием куда более тяжким, чем любая дикая пахота.
