Вероника Иванова - Нити разрубленных узлов
Не люблю первым наносить удар, но заставлять Герто ждать еще хотя бы четверть минуты кажется кощунственным, особенно если взглянуть на его юное лицо, наполненное покоем. Более безмятежны только надгробия на семейных кладбищах, а я с раннего детства считаю осквернение могил самым последним из недостойных поступков.
Танец подходит к своему завершению, а я к северянину. В три шага. Первый — самый длинный, остальные почти семенящие.
Подхожу. Кланяюсь, с искренним сожалением разводя руки в стороны, и клыки даб-доров тускло подмигивают ничего не понимающему смертнику. А потом поклон плавно переходит в прыжок, и я взлетаю над рыжеволосым гигантом, запоздало задумываясь, хватит ли силы толчка, ведь это препятствие оказывается выше обычных почти на ладонь.
Силы хватает. Ступни касаются пушистого снега за спиной противника, а когти — да, теперь уже когти, а не клыки, потому что бить назад всегда удобнее когтями, — впиваются в плоть, спрятанную под мехами и кожей.
Первый. Второй. Третий. Расчет окончен.
Герто осуждающе зевает, поворачивается и продолжает прерванный нелепой засадой путь. Я отправляюсь следом.
Стрелки так и не показываются, наверное, предпочитают сбежать, а не вступать в бой, тем более свою плату они, скорее всего, получили заранее. Как, впрочем, и эти рыжебородые на лужайке. А зачем мертвецам золото?
Дверь конечно же крепко заперта, но нам не приходится даже задумываться о замках и засовах, потому что у нас есть Кана: створки распадаются на щепки, труху и стальную стружку, а пройти через облако пыли, повисшее в дверном проеме, смог бы и ребенок, едва научившийся ходить.
Широкая лестница ведет на второй этаж, прямо к просторной зале, над которой вместо потолка раскинулось прозрачное стеклянное небо. Здесь светло. Очень светло. Сегодня за облаками не видно солнца, поэтому хозяева дома зажгли сотни ярких свечей, чтобы обмануть природу.
И природа обманулась.
Герто предупреждающе поднимает руку, но я и сам вижу, что представление уже началось, а становиться еще одной парой актеров на этой сцене мы не собираемся. Только внимательно понаблюдаем за разворачивающимся действом, благо оно будет совсем недолгим.
Их пятеро. Не так много, как можно было бы ожидать, но и немало.
Молодые. Почти дети. Пальцы брюнетки, обернувшейся на звук наших шагов, не отмечены даже следами наперстка, хотя всем известно, что добропорядочная девица на выданье должна уметь вышить на свадебном покрове имя своего будущего мужа.
Одеты в самое лучшее, самое изящное и драгоценное, когда разумнее было бы накинуть на себя одну лишь простыню. Неужели думают, что тело, закованное в корсет или не менее тугой камзол, скажет им спасибо после многих месяцев неподвижности?
А впрочем, думают ли они вообще хоть о чем-то, если собрались рано утром вокруг пустой хрустальной чаши?
Вернее, почти пустой.
Быстрые взмахи раскрывающихся черно-синих крыльев невозможно уловить глазом. Кажется, что бабочка, покинувшая надежное убежище кокона, замерла на краешке изъеденного своим предыдущим воплощением листа, а вот воздух вокруг нее быстро и ощутимо мутнеет облаком пепла над потухшим пожарищем.
Я непроизвольно закрываю ладонью нос и рот. Герто делает то же самое, хотя нам ничто не может угрожать: хрупкое создание, столь неуместное посреди снегов и морозов, живет всего несколько минут, успевая наделить своим ядовитым даром лишь тех, кто находится рядом.
Тех, кто готов его принять.
Тех, кто жадно склоняется над прозрачным сосудом и дрожащими ноздрями втягивает в себя мертвенно-серый туман.
Вдох. Другой. На третьем они падают. Кому повезло — обратно, в покинутое было кресло, кому не повезло — на паркетную мозаику пола. Проходит минута, и в зале больше нет блистательного общества, собравшегося в ожидании чуда, остались только безвольные тряпичные куклы и вялое насекомое, сейчас не вызывающее ни восхищения, ни трепета.
Лезвие даб-дора срезает верхушки горящих свечей, и канделябр летит, направленный рукой Герто, в самую середину стеклянного купола, который через мгновение звонкими осколками осыпается вниз, прямо на людей, лишившихся сознания. Да, кто-то из них непременно поранится, но намного важнее убить морозным воздухом дитя знойного юга, а что касается этих несчастных…
— Кана?
Она приходит на зов, вихрем врываясь в потолочный пролом и повисая над столом, в центре которого доживает последние мгновения существо, ставшее проклятием империи Дайа. Под длинным подолом пышной юбки не видно ног нашей защитницы, но мне почему-то кажется, что Кана пританцовывает от нетерпения. Впрочем, так и должно быть: девочка хочет поскорее приняться за свою работу, а наша на сегодня закончена.
Мы с Герто возвращаемся обратно, туда, откуда начали ленивый путь двух медуз, — к просторным саням, по бокам запряженным пепельногривыми вивернами. Звери дремлют, положив лобастые головы на лапы, не отвлекаясь даже на наше приближение. Только когда сани, скрипнув, чуть приседают под добавившимся весом, справа раздается недовольное урчание разбуженной кошки.
Проходит еще минута или две, и теперь взрыкивают уже все виверны, потому что к двум живым присоединяются пять полуживых тел, принесенных ветром из ладоней заботливой Каны. Да и она предпочитает занять место рядом со своими подопечными, а не добираться до города на крыльях природной магии. Должно быть, устала. Хотя кто их знает, этих «выдохов»…
Виверны напрягают спины, раздвигая кожистые крылья, делают несколько бесшумных шагов по снегу, каждый раз зябко отряхивая лапы, и поднимаются в воздух. Ремни упряжи натягиваются, заставляя нагруженные сани последовать примеру зверей, умеющих летать, и земля, накрытая белым плащом, начинает уходить вниз.
Видно, что Кане больше всего прочего хочется сейчас вздремнуть, но она не позволяет своим глазам закрываться. Ответственная девочка. Знает же, что «вдохам» сейчас ничто не угрожает. Это раньше, еще во времена моего детства, на караваны, подобные нашему, частенько нападали, чтобы сжечь на большом огне тех, кто переступил границу мира. Это теперь защитников старых традиций приструнили. По непонятной причине, кстати, ведь недовольных со временем не становится меньше. Более того, в столице, как утверждает свежая сплетня, их ряды медленно, но верно пополняются представителями весьма влиятельных семей.
Хотя торговать «вратами мечты» все равно будут, даже под страхом смертной казни до седьмого колена. Уж больно хороший куш можно получить. И покупатели всегда находятся. Мне, помнится, тоже предлагали купить. Только со временем ошиблись: я к тому дню вдоволь насмотрелся на застывшую в странном сне Либбет и всерьез подумывал лишь о том, чтобы поскорее удрать от столичных соблазнов.
