Анна Коростелева - Школа в Кармартене
— Святой Кольм Килле собрал всех птиц и обещал, что та из них, которая сумеет взлететь выше всех, станет птичьим королем. Орел честно поднялся выше облаков. Когда он совсем притомился, у него со спины вспорхнул притаившийся там крохотный крапивник и поднялся еще выше орла. Святой Кольм Килле без особой радости признал крапивника повелителем птиц, но в наказание прибил его к земле, так что тот теперь порхает по кустам и никогда не взлетает выше колена. Тебе кого-нибудь жалко в этой истории?
— Ты идешь беззвездной ночью на север, ориентируясь по компасу. На твоих глазах стрелка компаса, до этого указывавшая на север, плавно разворачивается и начинает указывать на юг. Первое, что ты подумаешь: что у тебя под ногами магнитная аномалия; что компас сломался; что у тебя затмение рассудка; что все это время стрелка ошибалась и только сейчас спохватилась; что причина такого поведения стрелки в том, что на самом деле тебе нужно на юг?
Но как ни изныло сердце Гвидиона от любви, пока он отвечал на вопросы Рианнон, лихорадочно размышляя, где и когда он сможет еще раз увидеть ее и чем он готов ради этого жертвовать, — оказалось, что и это входило в тест. Это объяснил ему, извинившись, дожидавшийся за дверью Мак Кархи, пока они спускались по лестнице. «Способность к любви, — сказал он, вчитываясь в кусок пергамента, врученный ему Рианнон, — феноменальная», — тут он добавил, чтобы Гвидион не расстраивался: «У меня не меньше», — пробежал глазами остальное, пробормотал что-то и сказал: «Короче: везде, где попросят разбиться на группы по складу ума, ты в группе V». Гвидион молчал.
— А девочки? — спросил он наконец.
— А девочки — увы, — с тяжким вздохом отвечал Мак Кархи, который сразу понял, о чем спрашивает Гвидион.
И Гвидион понял по этому вздоху, что проверку девочек на склад ума поручают обычно самому Мак Кархи, и, следовательно, их способность к любви проверяется на его собственной ничтожной персоне.
— Иногда, впрочем, помогает Мак Кехт. Когда я выдыхаюсь, — скорбно пояснил Мак Кархи.
— Я так испугался доктора Мак Кехта!.. Чуть не умер, — признался Гвидион.
— Доктор Мак Кехт — лучший из людей, — откликнулся Мак Кархи. — Единственный человек, к которому, может быть, не стоило бы попадать в первый день, на новенького, — это профессор Курои. Вам повезло.
— Это тот, кто ведет практические приложения…? — сосредоточившись, вспомнил Гвидион.
— Да-да.
— А практические приложения… чего именно? — понадеялся наконец узнать Гвидион.
— Да в буквальном смысле практические приложения. Он просто всех практически прикладывает.
Гвидион заглянул в лицо Мак Кархи, но в сумерках нельзя было разобрать, улыбается тот или нет.
* * *
Гвидион был родом с севера, а Ллевелис — с юга, и вначале они настолько не понимали акцента друг друга, что говорили по-латыни. Но недели через две приспособились, и валлийский снова пошел у них в ход.
Ллевелис был родом из Абериствита и, подобно Гвидиону, по достижении должного возраста собрался идти в школу Мерлина в Кармартен-на-Аске. Большинство его родных и соседей вообще не понимало, как можно отъехать от родного города хотя бы на три мили без ущерба для здоровья и опасности для жизни, однако, взяв в толк, что их родич во что бы то ни стало хочет предпринять этот опасный поход, весь клан Ллевелиса решился его сопровождать. Поэтому Ллевелис появился в Кармартене в сопровождении шестидесяти человек, из них сорок мужчин, способных носить оружие, все с родовыми знаками, гербами и в лучших своих одеждах. Ллевелис только рукой махал, когда его расспрашивали об этом.
Ллевелис был некрасив, если говорить о чертах его лица, но все это скрашивалось обаятельнейшей улыбкой и даром беседы. Он был душой всякого случайного скопления публики и центром притяжения подвыпивших бродяг, ищущих поздним вечером на опустевших городских улицах, кому бы поведать свои горести.
Гвидиона и Ллевелиса поселили в одной комнате — с окнами на юг и на запад, с видом на башню Энтони, башню Невенхир и излучину реки Аск. В комнате были две деревянных кровати, стол, камин, пара дубовых стульев, каменные ниши для книг, сундук для одежды, сводчатый потолок, пестрый полосатый половичок при входе и лютня, забытая одним из учеников XVI века.
Гвидион, погруженный в учение, мог по неделям ходить в отцовской рубахе и в совершенно нормальных, с его точки зрения, штанах из овечьей шерсти. Ллевелис обычно носил одежду эпохи, но носил ее с изяществом и независимостью человека, не прикованного к своему времени. На спинке его кровати подчас можно было видеть небрежно брошенными два-три непарных носка, которые он поспешно сметал в невидное место при появлении гостей.
На всех предметах, где рассаживали по складу ума, Гвидион и Ллевелис оказывались в дальних противоположных концах класса.
…Гвидион с Ллевелисом бегом пересекли рыночную площадь, опаздывая на приметы времени, поэтому один из членов городского магистрата, стоявший перед проемом настежь открытой двери в школу и недоуменно ощупывавший видимую ему одному каменную кладку, вызвал их раздражение. Не дожидаясь, пока тот соберется с мыслями, вспомнит, как это делается, и переступит наконец порог, Ллевелис, самым вежливым образом взяв советника под локоток, буквально втолкнул его внутрь. «Вам директора? — быстро спросил он. — Вон там, на конюшне. Раскланивается со своим пони, видите? Шляпу перед ним снимает». Они бросили ошеломленного представителя властей на произвол судьбы, выбежали из-под арки и увидели, что семинар по приметам времени уже идет. Мак Кархи взмахом руки создал во дворе модель пригородного поезда и учил всех заходить в двери. Девочки визжали. «Это только кажется, что двери закрываются совершенно внезапно, на самом деле этот миг до некоторой степени предсказуем. Показываю еще раз», — и Мак Кархи с обворожительной улыбкой зашел в вагон и снова вышел. Потом он обернулся вороном, взлетел на крышу вагона над дверью и кивком дал всем знак по очереди заходить. Визг возобновился. Ллевелис подозревал, что негласный девиз Мак Кархи — «Не объясняй очевидного», и в сочетании с самым убийственным предметом в школе эффект этого был поразителен. Приметы времени ненавидели все, и в первую очередь — сам Мак Кархи, но из года в год заниматься ими приходилось. Мак Кархи, полагая, что предмет обязывает, неизменно появлялся на пэвэ в потрепанных черных джинсах, но поверх все равно носил мантию с кружевным воротником.
— Слушай, ну зачем нам это уметь? — простонал Ллевелис. — Все равно же это никогда в жизни не понадобится!..
— Никогда не знаешь, куды вопрешься, — задумчиво возразил Гвидион, в сомнительных случаях жизни обыкновенно цитировавший свою прабабушку.
