Медведев. Книга 2. Перемены (СИ) - "Гоблин (MeXXanik)"
Я медленно повернул к нему голову.
— А как жрец туда свалился?
— Никто не ведает, — ответил Владимир с тем спокойствием, с каким говорят о вещах, давно принятых на веру. — Но после того случая он зарекся пить хмельное и больше в наших краях не появлялся. Говорят, укатил за Уральские горы и там основал приход. Так вот, какие у нас, из Северска, серьезные люди выходят.
— Убегают, — поправил я, едва сдержав улыбку.
— Уходят в люди, — упрямо повторил воевода, и в этот момент дверь кабинета со скрипом отворилась. Начиналось собеседование, и Морозов тут же выпрямился, словно ничего и не рассказывал — будто не вспоминал сейчас, как кто-то освятил целый источник воды личным падением.
Глава 2
Собеседование
Первой в кабинет вошла высокая девушка в деловом костюме, слегка не по погоде открывающим фигуру. Пиджак был тесным, а юбка была коротковата и для северных широт, и для собеседования. Каблуки цокали по полу, будто девица шла не на должность секретаря, а на подиум.
— Сразу нет, — спокойно, но твёрдо произнёс я, даже не дожидаясь, пока кандидатка займёт предложенное кресло.
— А что не так? — с лёгким возмущением уточнила она, сведя тонкие брови у переносицы в суровую арку.
Морозов тяжело вздохнул и покачал головой с видом старого волка, которого снова пытаются убедить, что розовые зайцы — это норма.
— Нам нужен помощник, — произнёс он медленно, с расстановкой, — за которым не станет увиваться половина дружины. А то у нас, знаете ли, не конкурс красоты и не отдел сердечных дел.
— Это ведь не моя проблема. Я не виновата, что слишком красивая, — подбоченилась девушка с выражением правоты на лице.
При этом пиджак, и без того сидевший на ней туго, с явным протестом отозвался — шов на боку с резким треском разошёлся, как будто сам не выдержал пафоса момента.
— Но ваша беда, что вы не умеете выбирать одежду по размеру, — с невозмутимым видом произнёс Морозов, не поднимая брови ни на миллиметр.
Девушка фыркнула, что-то едва слышно пробормотала, и, не попрощавшись, вышла прочь, оставив за собой шлейф духов и лёгкое напряжение в воздухе.
— Красивая, — резюмировал воевода, усаживаясь поудобнее и кивая в сторону двери, будто сомнений тут быть не могло.
— Кто же спорит, — вздохнул я и налил себе воды из графина в гранёный стакан. Стекло звякнуло по столу так, будто подытоживало ситуацию. — Но служебные романы мы не одобряем.
— Думаете, Никифор бы влюбился? — прищурился Владимир.
— За Никифора я не переживаю, — отозвался я, отпив воды. — Он тертый калач. Его такими фокусами не возьмёшь.
В дверь постучали — вежливо, почти извиняясь, и створка медленно распахнулась.
— Позвольте? — мягко поинтересовался мужчина, лет тридцати на вид, с обходительным выражением лица и такой прической, будто он только что вышел из столичной парикмахерской.
— Входите, — кивнул я. — Присаживайтесь. Расскажите о себе.
— Меня зовут Борис, — начал он уверенно, устраиваясь напротив. — У меня большой опыт работы помощника руководителя… — он аккуратно положил на стол какую-то бумагу.
Я склонился, взглянул. Это оказалась справка о потере документов.
— К сожалению, меня ограбили, — продолжил Борис, будто заранее готовясь к сочувствию. — Я подал заявление на восстановление, но пока…
— Откуда вы? — перебил его Морозов, разглядывая кандидата с лёгким прищуром. — Судя по загару — точно не из наших мест.
Борис сглотнул. Рука его нервно пригладила и без того гладкие волосы.
— Вы правы, я приехал из южного городка, — признался Борис, сложив руки на коленях с самым искренним видом. — Здесь ещё не успел обосноваться…
— Сюда редко приезжают, чтобы обосноваться, — с лёгким нажимом продолжил Морозов.
— Я прибыл в Северск месяц назад, чтобы вступить в наследство, — поспешил пояснить Борис, — но, как оказалось, поторопился. Ждать надо до полугода после смерти деда… А жить мне решительно не на что.
Он развёл руки в стороны, будто хотел показать пустые карманы, но остановился на полпути — возможно, чтобы не перегибать.
— Особых умений у меня нет, — продолжал он, уже чуть менее уверенно. — Я попробовал устроиться хоть куда-нибудь, но везде получил отказ.
Говорил он это с тем выражением, с каким обычно рассказывают о трагедии, которую, возможно, можно было бы избежать… если бы не обстоятельства, магнитные бури или ретроградный Меркурий. Именно такие причины для неудач обычно придумывала моя сестра.
— Чем конкретно вы занимались в своём родном городе? — спросил я, стараясь не показывать, что уже предвкушаю нечто занятное.
— Помогал начальнику, — с готовностью пояснил Борис. — Собирал документы, составлял списки… В общем, я умею держать язык за зубами и готов делать практически всё.
— Полы помоешь? — внезапно спросил Морозов, глядя на кандидата с абсолютно серьёзным выражением лица.
— Что? — оторопел Борис, будто не сразу понял, на какую вакансию он претендует.
Я едва не выдал себя, но всё же усилием воли сохранил деловое выражение лица. Хоть и хотелось улыбнуться.
— Ты глуховат? — заботливо уточнил воевода, чуть подавшись вперёд. — Мне громче повторить?
Борис заморгал, пытаясь оценить: шутка ли это, проверка или новая должностная инструкция. Судя по выражению лица, ни один из вариантов его не устраивал.
— Полы мыть? Вы серьёзно? — дрогнувшим голосом переспросил Борис и тут же бросил на меня взгляд, полный мольбы. Как будто надеялся, что я сейчас махну рукой, усмехнусь и скажу: «Да шутим мы, не бойтесь».
Но я сохранял серьёзность. Морозов тем более.
— Ну ты сам говоришь: жить тебе не на что, — продолжал воевода, неторопливо, будто объяснял основы выживания в условиях крайнего севера. — В городе ты — на полгода…
— Через полгода получу наследство, — быстро поправил его Борис, вцепившись в эту фразу, как в спасательный круг. — А потом, может, и останусь. Здесь неплохо… вроде.
Сказано было с таким героическим смирением, как будто он говорил о жизни в ледяной избушке посреди тундры, а не о Северске, где, между прочим, чай горячий, крыши не текут, и домовой по утрам деликатно проклинает только трижды.
Морозов хмыкнул. А я всё ещё держался — исключительно из уважения к формату собеседования.
— «Вроде» — на огороде, — буркнул Морозов с неожиданной, но явной неприязнью. — Ты, Борис, зачем врать взялся? Тем более кому? Князю!
Борис заморгал, резко напрягся, как ученик на контрольной, вдруг понявший, что писал не ту задачу.
— Вы… о чём? — нервно протянул он, хватаясь за интонации вежливости, как за спасательный круг.
— О том, что у тебя документы не украли, — протянул Морозов прищурившись. — Их, скорее всего, забрали в залог. А ты не смог выкупить. Вот и решил восстановить подальше от тех, кто может за этим залогом прийти. Где поспокойнее. И люди… попроще.
— Я не понимаю… — попытался возразить Борис, но голос его заметно дрогнул.
— Всё ты понимаешь, — отрезал Владимир, и в тоне его появилась та самая сталь, которой обычно рубят канаты. — Ты не первый, кто решил спрятаться в Северске. Посчитал, видимо, что у нас тут наивные жители, которые всех пускают в дом с хлебом, солью и раскладушкой у печки.
Он подался вперёд — не быстро, но с той силой, что не требует слов. Борис вжался в спинку, будто надеясь слиться с ней.
— Так вот что я тебе скажу, парень, — продолжил воевода уже тише, но куда жёстче. — Собирай свои пожитки и уезжай туда, где получится смешаться с толпой. Здесь не выйдет. Я завтра же сообщу начальнику жандармерии, чтоб выяснил, кто ты и откуда. И зачем на самом деле сюда приехал.
Борис сглотнул. Вид у него был такой, будто он вот-вот вспомнит, что оставил кастрюлю на плите… в другом городе.
— Понял, начальник, — коротко кивнул Борис, не пытаясь оправдываться.
Но вдруг криво усмехнулся. Так обычно улыбаются проигравшие, которые стараются выглядеть достойно.
