Время новых листьев (ЛП) - Киши Юсукэ
Среди них было водяное колесо, которое было не во всех городах. Там были металлические лопасти, которые генерировали электричество. Ценная энергия питала громкоговорители на крышах. Помимо этого использование электричества было строго запрещено Кодом этики.
Каждый день до заката в громкоговорителях играла одна и та же мелодия. Она называлась «Путь домой», была частью симфонии, давно написанной композитором со странным именем Дворжак. Слова мы учили в школе:
Когда играет песня, все дети, играющие в поле, должны вернуться домой. Потому, когда я думаю о песне, в голове появляется закат и пейзаж. Город в сумерках. Длинные тени на земле в сосновом лесу. Серое небо отражалось в лужах на полях. Стайки красных стрекоз. Но ярче всего были воспоминания о закате, на который я смотрела с вершины холма.
Когда я закрываю глаза, вижу одну сцену. Это было где-то между концом лета и началом осени, когда погода стала остывать.
— Нужно домой, — сказал кто-то.
Я прислушалась, уловила тихую мелодию, которую приносил ветер.
— Тогда заканчиваем, — сказал Сатору, и дети выбрались из укрытий по двое-трое.
Все от восьми до одиннадцати лет проводили весь день в игре, в которой искали флаг. Игра была как зимний бой снежками, где две команды боролись за территорию, и тот, кто забирал флаг другой команды, побеждал. В тот день наша команда ошиблась и была близка к поражению.
— Так не честно. Мы как раз побеждали, — надулась Мария. Ее кожа была светлее, чем у всех, и у нее были большие светлые глаза. Но ее сильнее выделяли ярко-рыжие волосы. — Сдавайтесь уже.
— Да, потому что мы лучше, — пропел Рё. Даже в этом возрасте Мария вела себя как королева.
— С чего нам сдаваться? — возмутилась я.
— Потому что мы лучше, — повторил Рё.
— Но вы еще не забрали наш флаг, — я посмотрела на Сатору.
— Ничья, — заявил он.
— Сатору, ты же в этой команде? Почему ты на их стороне? — рявкнула Мария.
— Не могу ничем помочь. Правило гласит — на закате нужно домой.
— Но солнце еще не село.
— Это все из-за того, что мы на вершине холма? — я боролась со своим раздражением. Хоть мы были хорошими подругами, в такие моменты Мария раздражала меня.
— Эй. Нам нужно идти, — в тревоге сказала Рейко.
— Когда слышно «Путь домой», нужно сразу возвращаться.
— Если они сдадутся, мы можем пойти домой, — повторил Рё за Марией.
— Хватит уже. Эй, судья! — Сатору крикнул Шуну. Шун стоял в стороне на вершине холма, смотрел на пейзаж. Его бульдог Субару тихо сидел рядом с ним.
— Что? — ответил он через миг.
— Не чтокай. Скажи, что ничья.
— Да, поровну, — сказал Шун и повернулся к пейзажу.
— Тогда домой, — сказала Рейко, и группа направилась вниз по холму вместе, потому что они добирались до своих городов в общих лодках.
— Погодите, мы еще не закончили.
— Я иду, или нас съедят нечистые коты.
Мария и ее компания были недовольны, но игра закончилась.
— Саки, нужно возвращаться, — сказал Сатору, пока я шла к Шуну.
— Ты не уходишь?
— Ухожу, — Шун все еще смотрел на пейзаж.
— Так идемте уже, — нетерпеливо сказал Сатору.
Шун безмолвно указал.
— Видите? Там.
— Что?
Он указывал в сторону Голда, возле границы рисовых полей и леса.
— Там миноширо.
Нас с детства учили, что глаза важнее всего, и у нас было хорошее зрение. В этот раз я различила белый силуэт в сотне метров от себя в поле, где сгущались тени.
— Ты прав.
— И что? Они не редкие, — спокойный голос Сатору почему-то звучал недовольно.
Но я не двигалась. Не хотела.
Миноширо медленно двигался по тропе, по лугу, пропал в лесу. Я повернулась у Шуну.
Я не знала, как называлась моя эмоция. Я стояла рядом с ним, глядящим на город, залитый светом заката, и грудь наполняло сладкое, но болезненное чувство.
Может, эта сцена тоже была фальшивой. Может, схожие сцены смешались, и эмоции приправили их…
Но те сцены все еще имели для меня особое значение. Последние воспоминания о жизни в мире без изъянов. Тогда все было на местах, не было сомнений насчет будущего.
Даже теперь, когда я думаю о первой любви, я ощущаю тепло, как от уходящего солнца. Хотя это и все остальное скоро поглотит бездна печали и пустоты.
2
Расскажу еще немного о своем детстве.
В Камису-66 дети начинали ходить в школу в шесть лет. Я ходила в школу Гармонии. Было еще две схожие школы, которые звались Дружбой и Нравственностью.
Тогда население было чуть больше трех тысяч. Я узнала позже, исследуя тему обучения в прошлом, что три школы для такого маленького населения было необычным явлением. Но это показывало, что истинная природа общества, в котором я родилась, была не такой, как казалось на первый взгляд. А еще в то время больше половины взрослых почему-то стремились к профессиям, связанным с образованием.
Это было плохо для экономики. Но в обществе, построенном на взаимопомощи, деньги не были необходимы. Люди всегда направляли силы на области, в которых нуждались, и потому выполнялись нужные задачи.
Школа Гармонии была в двадцати минутах пути от дома. На лодке было быстрее, но весла были слишком большими и тяжелыми для детей, так что они ходили пешком.
Школа была в тихом месте в стороне от центра города на южном краю Хейринга. Это было одноэтажное здание из темного дерева в форме лежащей А. Вход был в планке, что пересекала А. На входе сразу бросалась в глаза фраза «Чти Гармонию» на стене. Это была первая из семнадцати статей Конституции, написанной мудрецом принцем Шотоку в давние времена. Все нужно было строить в гармонии. Оттуда и название нашей школы. Я не знаю, что за высказывания висели на стенах Дружбы и Нравственности.
По сторонам были классы и комнаты кружков. Хоть в школах было не больше ста пятидесяти человек, у нас было больше двадцати классов. Слева было административное крыло, куда запрещалось входить ученикам.
Во дворе перед зданием была спортивная площадка с турниками и снаряжением для игр. А еще загон со зверями, где мы растили куриц, уток, кроликов, хомяков и прочих. Ученики заботились о животных. В углу двора был белый ящик инструментов, но за шесть лет нашей учебы в школе его никто не использовал.
Двор окружали три загадочных школьных здания. Учеников туда не пускали, и у нас не было повода там побывать.
Окна во двор выходили только из административного крыла. Так что заглянуть внутрь можно было, только когда открывалась дверь.
— …что же во дворе? — спросил у нас Сатору со зловещей улыбкой. Мы затаили дыхание.
— Ты ведь тоже не знаешь, что там? — я не могла вытерпеть это напряжение.
— Лично не знаю, но кое-кто знает, — сказал Сатору, недовольный, что его перебили.
— Кто?
— Ты его не знаешь.
— Не ученик?
— Уже выучился.
— И что там? — я не скрывала недоверия.
— Просто скажи уже, что он увидел, — сказала Мария. Все издали согласные звуки.
— Ладно. Те, кто не верит, могут не слушать, — Сатору взглянул на меня. Я сделала вид, что не заметила. Лучше было уйти, но я хотела услышать его рассказ. — Когда тут ученики, учителя никогда не открывают дверь во двор, да? Ту, что перед зданием администрации, из дерева. Но в тот раз они забыли проверить, есть ли рядом люди, и открыли дверь.
