Джон Толкин - Властелин колец
Гэндальф переходил от одного больного к другому, и ему говорили все, что они сказали в бреду. Так тянулся день, а битва за стенами города продолжалась, и все новые странные известия приходили к Гэндальфу. А он по-прежнему ждал и наблюдал за больными. Наконец красный закат заполнил небо, и свет через окна упал на серые лица больных. Стоявшим рядом показалось в этом свете, что на лица вернулось здоровье, но это был лишь обман зрения.
Старуха по имени Иорет, самая старшая из женщин, обслуживающих дома, глядя на прекрасное лицо Фарамира, заплакала, так как все любили его. И она сказал:
– Увы! Он умрет. Если бы здесь были короли Гондора, как в старые времена. Ибо сказано в старину: руки короля – руки целителя. Так можно узнать законного короля.
И Гэндальф, стоявший рядом, сказал:
– Люди должны долго вспоминать ваши слова, Иорет! В них наша надежда. Может быть, король действительно вернулся в Гондор; или вы не слышали странных новостей, достигших города?
– Я была слишком занята этими, чтобы обращать внимание на крики.
Гэндальф торопливо вышел, и в это время небесный пожар погас, холмы померкли, и серый, как пепел, вечер пополз по полям.
На закате солнца Арагорн, Эомер и Имрахил со своими капитанами и рыцарями подошли к воротам, и здесь Арагорн сказал:
– Смотрите на солнце, сидящее в большом огне! Это знак конца и падения многих дел и существ, знак перемены в течении мира. Но этот город и королевство долгие годы управлялось наместниками, и боюсь, что если я войду непрошенным, возникнут сомнения и раздоры, а их не должно быть пока не кончена война. Я не войду и не буду ничего заявлять, пока не станет ясно, кто побеждает: мы или Мордор. Мою палатку установят в поле, и здесь я буду ждать приглашения повелителя города.
Но Эомер сказал.
– Вы уже подняли знамя королей и показали знаки дома Элендила. Вы хотите скрыть их?
– Нет, – ответил Арагорн, – но я считаю, что время еще не пришло. Я не хочу бороться ни с кем, кроме нашего врага и его слуг.
И принц Имрахил сказал:
– Ваши слова мудры, если их может оценивать родственник повелителя Денетора. Он горд и обладает сильной волей, но он стар… К тому же после смерти сына он очень изменился. Но я не позволил бы вам оставаться у дверей, как просителю.
– Не как просителю, – сказал Арагорн, – а допустим, как капитану следопытов, которые не привыкли к городам и к каменным домам.
И он приказал свернуть свое знамя; сняв звезду северного королевства, он отдал ее на сохранение сыновьям Элронда.
Тогда принц Имрахил и Эомер Роханский оставили его, прошли через город, через толпы людей и поднялись в цитадель; они пришли в зал башни, разыскивая наместника. Но кресло его было пусто, а перед помостом лежал король Марки Теоден; около него горело двенадцать факелов и стояло двенадцать часовых – рыцарей Гондора и Рохана. Его постель была завешана зелеными и белыми тканями, но сам король по грудь был укрыт драгоценной парчой, поверх которой лежал его обнаженный меч, а у ног – щит. Свет факелов отражался в его белоснежных волосах, как солнце в брызгах фонтана, но лицо у него было прекрасное и юное; только мирное выражение лица не было свойственно юности; казалось он спит.
Когда они молча постояли возле короля, Имрахил сказал:
– Где наместник? И где Митрандир?
А Эомер добавил:
– Где леди Эовин, моя сестра? Она должна лежать рядом с королем. Куда ее положили?
Но Имрахил на это возразил:
– Но леди Эовин была жива, когда ее несли сюда. Разве вы не знаете?
Надежда так неожиданно вспыхнула в сердце Эомера, а с ней страх и забота, что он больше ничего не сказал, но повернулся и быстро вышел из зала. Принц последовал за ним. Когда они вышли, уже опустился вечер, и много звезд зажглось в небе. Подошел Гэндальф и с ним человек, закутанный в серое. Они встретились у входа в дома излечения. Поздоровавшись с Гэндальфом они сказали:
– Мы ищем наместника. Люди говорят, что он здесь. Неужели он ранен или заболел? И где леди Эовин?
И Гэндальф ответил:
– Она лежит там; она не мертва, но близка к смерти. А Фарамир ранен злой стрелой, как вы, наверное, слышали, и он теперь новый наместник: Денетор ушел, и дом его превратился в пепел.
И они преисполнились горя и удивления от его рассказа.
– Итак, победа лишает радости, какое горькое совпадение, что Гондор и Рохан в один день лишились своих повелителей. Но рохиррим правит Эомер. А кто будет пока править городом? Не нужно ли послать за Арагорном?
И закутанный в плащ человек сказал:
– Он пришел.
И они увидели, когда он сделал шаг к лампе, что это Арагорн, одетый в серый плащ из лориена поверх кольчуги и не имеющий на себе никаких отличительных знаков, кроме зеленого камня Галадриэль.
– Я пришел по просьбе Гэндальфа, – сказал он. – Но пока я всего лишь капитан дунаданцев из Арнора; принц Дол Амрота будет править городом, пока не придет в себя Фарамир. И мой совет: пусть Гэндальф правит всеми нами во все последующие дни и во всех делах, связанных с Врагом.
И они согласились с ним.
Тогда Гэндальф сказал:
– Не будем стоять у дверей: время дорого. Войдем! Лишь в приходе Арагорна остается надежда для тех, кто лежит в домах излечения. Так сказала Иорет, мудрая женщина Гондора: «Руки короля – руки целителя, и так можно узнать короля».
Арагорн вошел первым, остальные последовали за ним. У входа стояли два стражника в мундирах цитадели: одни высокий, а другой ростом с мальчика. Маленький, увидев Арагорна, громко воскликнул от удивления и радости.
– Бродяжник! Как хорошо! Я догадывался, что это вы на черных кораблях. Но все кричали «пираты» и не слушали меня. Как вы это проделали?
Арагорн рассмеялся и взял хоббита за руку.
– Приятная встреча! – сказал он. – Но не время сейчас для рассказов.
Но Имрахил сказал, обращаясь к Эомеру:
– Разве так зовут нашего короля? Может, он примет другое имя?
Арагорн, услышав его, обернулся и ответил:
– Вероятно, так как на высоком языке древности я Элессар, Эльфийский Камень и Энвиньяр, Обновитель, – и он снял с груди зеленый камень. – Но если будет основан мой дом, имя ему будет Бродяжник. На высоком древнем языке это будет звучать не так прозаично – Телекентар. Так будут называться и все мои потомки.
С этими словами они вошли в дома, и пока они шли по комнатам, где лежали больные, Гэндальф рассказывал о деяниях Эовин и Мериадока.
– Я долго стоял над ними, – сказал он, – и они многое говорили в бреду, прежде чем впасть в смертельную тьму. К тому же мне дано видеть многое.
