Е. Кочешкова - Зумана
"Надо идти, — подумал Шут, облизывая, перепачканные жиром пальцы. — Побродить еще по белым улицам… ведь когда потом снова увижу их?"
Народ в таверне успел смениться — кто-то ушел, иные только отряхивали снег с меховых капюшонов. Дочка трактирщика разливала вино, бросая на Шута долгие задумчивые взгляды.
"Дурочка… — думал он. — На кой я тебе? Нелепый чужестранец в наряде с чужого плеча? У меня же на лице написано — неприкаянный и нищий…"
Шут вздохнул, сделал последний глоток из тяжелой — двумя руками только и удержать — кружки, а потом со вздохом встал и набросил плащ.
Солнце еще было высоко, но тени уже стали длинными. Шагая по широкой проезжей улице, Шут задумчиво смотрел на своего темного двойника, что рвано метался по стенам домов, спеша обогнать его самого. И непонятно почему, но эта тень вызывала смутную тревогу…
"Оставайся на Островах! Здесь тебе будет безопасней"…
Если бы он мог…
Вспоминая людей в масках, Шут по прежнему всякий раз прикрывал глаза, пытаясь загнать внутрь животный страх. Страх, сжимающий горло, обрывающий дыхание. Он даже отдаленно не мог себе представить, что будет делать, если снова встретится с ними. Не обделаться бы со страху… Раньше Шут думал, это образное сравнение, но после того, как один раз в толпе на рыночной площади ему примерещилась фигура в маске, он понял, что сие выражение — отнюдь не метафора… Благо хоть рядом нашелся постоялый двор с отхожим местом на улице.
Страх опять стал верным спутником Шута, только на сей раз он был гораздо хуже того, который преследовал господина Патрика, скрытого под личиной служанки, в Чертоге.
Ваэлья убеждала Шута изменить свой облик. Остричь коротко волосы, отпустить бороду… Он понимал — ведунья права… Но был совершенно уверен, что такое вольное обращение с внешностью сделает его — и без того-то страшного после болезни — еще более отталкивающим.
Шут смотрел на свою тень и думал о том, как неизбежно теперь жизнь его превратится в сплошное бегство. Думал о страшных людях, которым ничего не стоит ворваться в чужой разум и сделать с ним все, что угодно.
И чем дольше Шут вглядывался в темный силуэт, тем отчетливей видел, как сквозь его собственный профиль проступает хищное лицо в маске…
"Нет!"
Он зажмурил глаза, а когда открыл, морок растаял, будто и не было его вовсе. Шут смотрел на обычную тень. Падали редкие снежинки — ветер сдувал их с крыш и деревьев. Мимо шли люди. Кто-то случайно толкнул его, одинокого чудака, нелепо застывшего посреди улицы. Шут вздрогнул и отступил в сторону, прислонился к каменной стене чьей-то лавки. Усталость вдруг разом навалилась на него.
— Эй, господин, вам плохо? — голос донесся как сквозь одеяло. Повернув голову, Шут увидел юного послушника из храма. Паренек зябко кутался в тонкую рясу из коричневой шерсти и смотрел с участием. В иной раз общительный «господин» пожалуй бы даже завел приятное знакомство с будущим служителем храма, но не теперь…
— Нет… — он едва услышал себя. — Нет, все в порядке.
Обратно Шут добрался в легком открытом экипаже, на который у него как раз хватило монет. Едва только повозка остановилась у крыльца Ваэльиного дома, дверь особняка распахнулась, и ведунья собственной персоной стремительно вышла Шуту навстречу.
— Боги! Пат… — она схватила драгоценного ученика за отвороты плаща, как только тот ступил наземь. — Где ты был?!
— Гулял… — в экипаже Шута совсем укачало, и голова кружилась так, что хотелось лишь одного — поскорее упасть на кровать.
— Гулял?! Да на тебе лица нет! Как нужно было гулять, чтобы довести себя до такого состояния?! — наставница подхватила его под локоть и затащила в дом. — Каждый раз, когда мне кажется, что мои ученики хоть немного поумнели, они делают все, чтобы убедить меня в обратном!
В голосе наставницы звенела тревога, и насколько Шут догадался, причиной тому было не только его отсутствие. Какая-то еще напасть приключилась, пока он шатался по городу.
— Матушка… Что не так-то? — спросил он, устало опускаясь в кресло у камина. Плащ, как обычно, остался валяться на сундуке у входа.
— Что не так! Ты еще спрашиваешь! Исчез, будто в море канул! А тут наша ненаглядная наследница вся в панике: "Ах, мне дурной сон приснился, ну такой дурной, хоть плачь!". Бледная до икоты. И еще не знает, что я сама полночи не спала — кошмары разгоняла…
Шут виновато отвел глаза. Сам-то он давно привык просыпаться в поту от ужасных видений. И не придавал этому большого значения, полагая их лишь следствием старательно задрапированной ото всех тоски. Только теперь вспомнил — ведь Ваэлья давным-давно велела с особым вниманием относиться к ночным снам.
— И что? — спросил Шут еле слышно. — Все же в порядке… Я ведь каждый день ухожу…
— Ох, Патрик… — наставница смотрела на него с укоризной, — ты все как дитя. В прятки решил играть… Как будто это не тебе самому надо. Как будто и впрямь так много людей, которых король в любой день готов принять и наставить добрым советом… — Шут вздохнул. Ваэлья была права. Она всегда была права. Да только иной раз от этой правоты аж скулы сводит… — Собирайся, Пат. Хватит срамиться. Пер отвезет тебя во дворец.
Шуту чего собираться — только плащ опять накинуть. Он устало поднялся, постоял еще немного у камина, впитывая тепло огня, и совсем было повернулся, чтобы выйти, когда наставница спросила его:
— Пат, скажи честно, с тобой ничего сегодня не случилось? — Он дернул бровью, закусил губу. Тот морок на улице… Шут не знал, стоит ли говорить о нем. Но Ваэлья уже заметила его колебания. — Ну-ка выкладывай!
— Да чего выкладывать… просто примерещилось что-то. Так… ерунда, матушка, — но под требовательным взглядом наставницы он сдался и коротко рассказал, как накатил на него средь бела дня страх, и как его собственная тень почти превратилась в нечто непонятное и злое.
Ваэлья слушала, хмуря брови.
— Значит так, — сказала она, едва только Шут умолк, — сегодня я сделаю тебе оберег. И ты пообещай мне, что нигде и никогда не будешь его снимать. Понял? — он кивнул, озадаченный. — Хорошо. И еще. Если это опять повторится, позови меня. Мысленно. Попроси меня о помощи.
— Как?
— Просто позови по имени.
Он кивнул, гадая про себя, как работает этот фокус. Вправду ли наставница услышит его или просто ее хранители обратят свои силы на того, кто просит о помощи… Впрочем, в этот момент Шута больше занимал другой вопрос.
— А… — он замялся, боясь признаться. — Матушка, я не говорил… Мне тоже снятся дурные сны. Только я думал, это потому что… ну из-за Запределья…
