Ирина Сербжинская - Агентство «Аргентина»
— Есть, — отозвалась Алина, не замечая сгущавшихся над ней туч. — Они где-то в Африке работают, железную дорогу строят. Сбежали от ребенка, — она покачала головой, жуя конфету. — А впрочем, от такого ребеночка и я бы сбежала!
— Да, но ведь из Африки мы их вызвать не можем? — задал резонный вопрос директор.
Алина пожала плечами.
— И что?
— А то, что бабушка в больнице будет целую неделю, а Соловьева на это время девать совершенно некуда.
— Родственники? — коротко спросила Алина-барракуда, приступая к конфете с ликером.
— Нету, — коротко ответил директор.
Она задумалась. Директор тоже умолк, поглядывая на нее из-под очков. В этот момент он был очень похож на кота, подстерегающего у норы мышь, но Алина, глядя в чашку с чаем, ничего не замечала.
— В общем, так, Алиночка, — решительно сказал директор, не дождавшись ответа. — Придется тебе, как временно исполняющему обязанности классного руководителя, пятиклассника Соловьева в детский приют оформить.
— Куда?!
Алина поставила чашку на стол и уставилась на директора. Тот развел руками.
— Куда ж его девать? Дома его одного на неделю оставить невозможно. Кто его кормить будет, следить за ним? А у нас в городе, знаешь, прекрасный приют для малолетних правонарушителей имеется. Там все, как полагается: и милиция, и охрана, и решетки на окнах. Таким, как Соловьев там самое место! Ты позвони, Алиночка, договорись, а потом и отвези. Машину я выделю.
— Ну, в приют — это уж как-то…
Директор сцепил пальцы на животе и заговорил рассудительным голосом:
— В приют, в приют. Соловьев этот — малолетний хулиган, позор нашей школы! Я давно его на педсовет вызвать собираюсь, пропесочить, как следует! Все замечания от него — как от стенки горох!
— Да какой он…
— И даже родители от него в Африку сбежали!
Директор покачал головой.
— Я бы, Алиночка, и сам от такого ребенка сбежал! — признался он. — Ты знаешь, что он вчера в кабинете зоологии натворил? Поймал в аквариуме лягушек, отнес в школьную столовую…
— Знаю, знаю, — тяжело вздохнула Алина-барракуда, которой пришлось под визг поварих собственноручно вылавливать половником живых лягушек из бака с холодным компотом.
— Я с тобой, Алиночка, во всем согласен. Хулиган! Пусть посидит в приюте, под надзором милиции, над своим поведением подумает, а когда бабушка из больницы выйдет и его из приюта заберет, мы его сразу же на педсовет вызовем! Пропесочим и…
— Это уж ты…
Директор подлил ей чаю.
— Ты кушай, кушай. Хорошие конфеты, импортные.
Алина покосилась на коробку.
— По-твоему, приют — это единственный выход? Ты не подумай, — спохватилась она. — Мне этого разгильдяя совсем не жалко! Но…
Директор развел руками.
— Куда его девать, Алиночка? Родителей нет, родственников нет, классная руководительница отсутствует!
— И что? — недовольно пробурчала Алина-барракуда.
— Приют, — со вкусом повторил директор, делая вид, что всецело поглощен разворачиванием конфетного фантика. — Гляди, Алиночка, трюфель! Сейчас, конечно, таких трюфелей, как раньше, не делают, но…
И он пустился в долгое обстоятельное повествование о том, какие трюфеля бывали раньше и о том, что нынешние конфеты — совсем не то, потому что содержат они не качественный шоколад, а одну только неполезную гадость.
— А вот в тех трюфелях такой шоколад был, ты не поверишь! — благодушно журчал директор, словно совершенно позабывший о малолетнем хулигане Соловьеве.
Алина закрыла глаза, мысленно повторила про себя рецепт салата «Парижские тайны» (это всегда успокаивало) и уставилась на директора.
— При чем тут классная руководительница?!
Директор неохотно прервал увлекательный рассказ.
— Да так… к примеру, если б она в школе была, я б попросил ее… ты точно не хочешь этот трюфель? Гляди, какой свежий!
Алина-барракуда в очередной раз попыталась успокоиться. Для начала она мысленно пожелала директору подавиться конфетой, а затем повторила про себя рецепт салата — два раза подряд.
— О чем попросил?
— Ну, не знаю, — директор погрузился в размышления, не забывая, однако, зорко поглядывать на Алину. — Домой к себе его взять, что ли…
Она подскочила на стуле.
— Куда? Куда?!
— Ты, Алиночка, не волнуйся. Тебя-то попросить об этом я не могу, — голосом гипнотизера вещал директор. — Зачем тебе такая обуза, правда? Я бы, например, ни за какие коврижки! Да что там, даже за годовую премию — и то не согласился бы! Так что, оформляй-ка его в приют. Прямо вот сейчас и займись!
Алина-барракуда посмотрела на директора круглыми глазами, потом перевела взгляд на портрет великого педагога Макаренко, висевший над директорским столом.
Некоторое время она созерцала прославленного корифея молча, как бы освежая в памяти его новаторские и необыкновенно эффективные педагогические методы, блестяще зарекомендовавшие себя в колонии для малолетних преступников, которую, как известно, и возглавлял Антон Семенович Макаренко.
Затем она пододвинула к себе коробку конфет и, в глубокой задумчивости, принялась лихорадочно уничтожать их одну за другой, не замечая вкуса. На десятой конфете директор слегка заволновался: неужели его блестящий и тщательно обдуманный план не сработает?
Но тут Алина-барракуда положила обратно надкушенный трюфель и мрачным голосом произнесла:
— Ладно. Одна неделя — это не так уж долго… всего семь дней. Вытерплю.
Директор подавил вздох облегчения, вытащил из коробки очередную салфетку и промокнул лысину.
— Но…
— Что, Алиночка?
— Мне нужен отгул! Понимаешь? Отгул. И немедленно!
Директор задумчиво отхлебнул остывший чай.
— Зачем тебе отгул?
Скрывать Алине было нечего и она ответила прямо:
— Хочу напиться.
— Напиться?!
— У меня почти неделю будет жить пятиклассник Соловьев. Ребенок! Мне даже как-то не по себе, — призналась она, дожевывая последнюю конфету из коробки. — Сам знаешь, когда детей много и они в классе — это одно. А когда ребенок дома и ты с ним один на один… — Алина покачала головой. — Думаешь, легко будет?
— Ты справишься! Заодно и по географии его подтянешь. Но отгул? — директор замялся. — Конец четверти, Алиночка, столько дел, не до отгулов! У тебя, кстати, и ведомости не все заполнены, я проверял. И потом, — он блеснул очками. — Зачем тебе напиваться? Ты же женщина!
— И что? — мрачно спросила она. — Я хочу успокоиться, нервы в порядок привести.
Директор задумался.
— Может быть, ты просто поплачешь? — с надеждой спросил он. — Прямо тут, в моем кабинете? Это очень успокаивает, все учительницы говорят. А я могу выйти на это время. Поплачешь — и никаких отгулов! А?