Джоэл Розенберг - Путь к Эвенору
Но тратить каждый день по шесть часов на кормежку и возню со щенками, убирать их псарню, недосыпать — этого я не люблю.
Проклятие.
Я тут до рассвета: потом придет Ахира. Несколько часов тоски.
А все же они симпатяшки.
Я прислонился к стене. Нора, более робкая, уже спряталась в тень, долизав миску, а Ник продолжал теребить и лизать бутылочку, пока не уснул у меня на коленях.
И пошла моя долгая смена, когда совершенно нечем заняться, кроме как размышлять о мерзостности мироздания.
Что же я такое делаю, что для Киры секс стал мучением? Как-то не так прикасаюсь к ней? Не хочу показаться хвастливым, но за многие годы мало кто жаловался. Не всегда это было расчудесно или потрясающе, но я всегда считал, что неплохо знаю, как это надо делать.
Нет, глупо. Не в этом дело.
Я почесал Ника между ушами, он пошевелился — и снова заснул.
Просто удивительно, как одна и та же жизнь может казаться вполне безоблачной днем — и мрачной, как туча, посреди ночи.
Днем куда более важно, что я живу и работаю с друзьями, которых люблю — и которые любят меня; что дело, которое мы делаем, мы делаем не для себя одних; что у меня две очаровательные здоровые дочки, и обе обожают меня; что сам я тоже здоров и сумел сохранить бодрость духа...
...а ночью единственное, о чем я могу думать, — это что Моя жена не позволяет мне касаться себя.
Должно быть, я задремал, но вдруг проснулся. Ник, тоже проснувшийся, вжался в мои колени — и замер.
Выучка есть выучка: сперва ты хватаешься за оружие, а уж потом решаешь — нужно оно тебе или нет. Я спустил щенка на пол и вытащил из ножен кинжал.
— Уолтер?
Голос Киры.
— Да. — Я сунул кинжал назад в ножны. — Он самый.
Наклонившись, я потрепал озадаченного щенка по шее.
Удерживая на одной руке поднос, она вошла и наклонилась к Нику. Тот решил, что она своя, и изо всех силенок замахал хвостом, а когда она подняла его свободной рукой, нежно облизал ей лицо.
— Привет. Ты зачем поднялась?
— Покормить тебя. — Она отдала мне поднос: полбуханки домашнего ароматного хлеба, нарезанного кусками толщиной в палец, огромный — чуть ли не фунт — кус холодного жареного с чесноком мяса, тоже нарезанного, не слишком толсто; белые фарфоровые блюдечки с горчицей и хреном; тарелочка с козьим сыром в голубых прожилках, в окружении яблочных долек, и глазурованный коричневый чайник с дымящимся травяным чаем. И две кружки.
Моя женушка умеет пошарить на кухне.
— Не могу спать одна. — Она улыбнулась, понимая двусмысленность ситуации. — Наверное, мне не хватает тебя.
— Сколько времени?
Я густо намазал на хлеб горчицу, потом — хрен, а сверху шлепнул ломоть мяса. Потом поставил поднос на стол. Оставлю немного и ей. По крайней мере пока не доем сандвич.
— Полвторого.
Она опустила Ника на пол, и он тут же опять замахал хвостом.
— Надергай соломы и садись, — сказал я. — Я встал в полночь. — Меня не было всего-то чуть больше часа.
Но такого времени вполне хватает, чтобы впасть в депрессию.
Я вгрызся в сандвич. От хрена у меня на глазах выступили слезы но сандвич того стоил. Много чего можно сказать о тонко порезанном холодном жареном мясе, чуть-чуть
присоленном и наперченном, приправленном горчицей и хреном, на ломте домашнего ароматного хлеба, с чесночком... но я лучше помолчу и просто его съем.
Кира села — так, чтобы я не мог до нее дотянуться, — откинулась на стену и запахнула белый полотняный халат, надетый поверх просторных штанов.
Ник отправился охотиться за Норой, но та только поглубже забилась в свое гнездо в дальнем углу сарая. Кира привстала, но я покачал головой — и она опустилась назад.
— Оставь ее, — буркнул я с набитым ртом. — Толку нет ее выгонять, сама вылезет со временем. Или нет.
Когда тебя тревожит что-то, с чем ты не можешь ничего поделать, лучше всего думать о чем-то другом, с чем ты тоже ничего поделать не можешь.
Как же мне не хватает хорошего справочника с Той стороны! Здравый смысл и старые заметки помогают, но их мало. Я помню что-то насчет доминирующих самцов, и что если человек хочет нормально ужиться с волками — он должен стать для нин чем-то вроде супердоминирующего самца. Но как этого добиться? Рычать на них, что ли, и кусаться? Бить их по морде? Прижимать рукой к земле, чтобы вели себя прилично? Или самый лучший способ — мягкое упорство?
Здравый смысл тут не помощник. У всех животных — человек не исключение — свои стереотипы поведения, и если нарушать их, толку не будет. Никакими убеждениями и угрозами нельзя заставить корову спускаться по лестнице, кошку — делать стойку на дичь, а лошадь — приносить добычу.
Из курса экологии я помню, что волки питаются в основном вредителями-грызунами и что фермеры, истребляя их, делают себе же хуже. Работая на короля Маэреллена, в Энделле, я начисто прекратил избиение волков гномами. (Ладно, ладно: я настоятельно порекомендовал царю прекратить его, а он последовал рекомендации.) У подданных царя было чем заняться более полезным, сколько бы там крови ни было между гномами и волками.
Возможно ли будет вернуть этих волчат в лес? Черт меня побери, если я знаю.
Подбежал Ник и принялся лизать и грызть мои пальцы. Я попытался приласкать его, чтоб успокоился. Не помогло — он продолжал задираться. А зубки у него острые.
Нет. Кусаться нельзя! Кира хихикнула:
— Ты точно так же воспитывал Джейн.
Я тоже засмеялся.
— Уж как умею. — Свободной рукой я показал на поднос, предлагая ей тоже сделать сандвич.
Кира помотала головой.
— Нет. Это только тебе. — Она помолчала. — Как по-твоему, что за тварь этот ваш Бойоардо?
Я пожал плечами:
— Нечто из Фэйри. Опасное нечто.
Она притянула Ника к себе, он устроился у нее на коленях и мигом заснул. Я изогнул бровь.
— Просто надо уметь с ними общаться, — сказала она. И тряхнула головой, отбрасывая с глаз волосы.
Я намазал сыр на кусок яблока и отправил в рот. Сочетание это кажется нелепым, как острая ветчина с ломтиком дыни, пока не попробуешь. Сладость яблока смягчает остроту сыра, а его клейкость не дает яблоку рассыпаться. Хрустит оно при этом по-прежнему.
Я намазал еще кусочек и предложил Кире. К моему удивлению, она не отказалась.
— Я говорила о нем с Андреа, — сказала она, слизывая с пальцев остатки сыра.
— О Нике?
— Нет. О фэйри.
Порой я знаю, что надо сказать женщине:
— Вот как? У нее есть предположения?
— Нет. — Она посмотрела так, будто один из нас такой болван, что только со второй попытки угадает, кто именно из нас болван. — У меня есть.
