Джефферсон Свайкеффер - Паутина будущего
Мэддок делал дело, стараясь не обращать внимания на боль. Когда он охлаждал жар ткани, опуская ее в травяную росу, боль в пальцах несколько утихала. Он знал, что душа — это не человек, но был рад, что хоть чем-то может облегчить чьи-то муки.
Цвета, которыми светился квадрат ткани, зачаровывали. Казалось, они танцевали в ночи, мерцая, пульсируя. Теплые фарфоровые голубые цвета; едкие желтые, на которые и смотреть-то было больно; красные, которые были ярче цвета крови, и еще зеленые… Зеленые цвета были столь же яркими, как в его родной Ирландии: зеленый мох, зеленые глаза влюбленных девушек…
Вслед за Стенелеосом Мэддок сворачивал квадратики один раз, другой, третий, четвертый. На каждом таком участке материи огонь души тускнел, когда его увлажняли, но полностью не угасал. Мэддок протянул руку к очередному платку, но не успел дотронуться до него, как тот вспыхнул горьким ярко-желтым цветом. Стенелеос был проворнее и начал умело перебирать ткань в руках. Но, как оказалось, горела не только душа, но и плоть. Мэддок почувствовал запах горящего меха и мяса, исходящий от ладоней мага.
Очень быстро, но и очень выверенными движениями Стенелеос Магус LXIV несколько раз опустил горячий квадратик в траву, стараясь пригасить огонь. Вспыхнувшее было пламя погасло и перестало освещать лицо Стенелеоса.
Все кончилось очень быстро. Клочок ткани был спасен и даже остался в основном целым и почти невредимым. Стенелеос особенно тщательно заботился об этом квадратике, обильно смачивая его водой. Ткань еще светилась, словно тлеющие угли потухшего костра, и в этом свете можно было различить ее узор, хоть и слегка потемневший, но вполне целый. Сверхъестественные цвета дисгармонировали между собой и как будто яростно корчились, словно им кто-то мешал.
Мэддок закрыл глаза.
— Это чья-то новая душа.
Из темноты прозвучал тихий ответ Стенелеоса:
— Да.
— Полковник, который был с генералом и умер, служа ему.
— Да.
— Почему ты так заботишься о нем? Зачем ты вообще заботишься обо всех этих душах? Почему ты не оставляешь их на волю провидения, чтобы они горели или не горели, как уж повезет? Какое, собственно, тебе дело до них?
Стенелеос не дал ответа. Мэддок, особенно и не ожидавший его, склонился еще ниже над холодной и мокрой полуночной травой? Делать было нечего, и Мэддок, осторожно взяв за уголки очередной кусочек бессмертной ткани, начал остужать его. Яркий огонь обжигал пальцы, но Мэддок уже находил некоторое утешение в том, что помогал злой душе успокоиться.
* * *Времени прошло значительно больше, чем отведено для ночи. В этом Мэддок был уверен. Получалось, что в течение нескольких часов они охладили настолько много ткани, что реально для этого потребовалась бы неделя. Наверное, Стенелеос Магус LXIV остановил солнце; эдакий полуночный Иисус, задержавший ночь над землей. Но, так или иначе, работа была наконец завершена. Аккуратно, словно носовые платки породистых аристократов, уложенные квадратики ткани вдруг бесследно исчезли, будто по мановению руки какого-то фокусника.
Стенелеос поднялся. Мэддок тоже встал.
Время пришло. В тусклом свечении влажного тумана был виден только огромный силуэт Стенелеоса. Мэддок тоже ощущал себя скорее тенью, чем человеком из плоти и крови. Они оба, не двигаясь, ждали чего-то, не растворяясь полностью в ночи.
Послышалось шуршание и шлепанье по мокрой черной траве чьих-то шагов, поднимающихся вверх по склону холма. Мэддок знал, что если он будет молчать, то шаги пройдут мимо. Однако он заговорил.
— Валентин… это ты?
— Си. — Валентин вышел из темноты, держа в руке свой маленький факел. — Я подумал, что ты уже готов продолжить путь.
Мэддок кивнул. Этот человек казался ему таким маленьким, хрупким и болезненным. Но сейчас он будто набрался свежих сил. В его глазах, отражавших свет факела, больше не было страха. Он обнаружил в себе самом твердое ядро надежды, надежную ось, вокруг которой вращалась и будет вращаться его жизнь.
— Я хочу чуть-чуть спросить у тебя, — начал медленно Валентин, делая паузы не столько от смущения, сколько из желания правильно подобрать слова. — Когда наступит следующий день, век уже будет другой. Я уже буду умершим. Все, кто сейчас вокруг нас, будут умершими. Так же как все, кого я знал позавчера, в прошлом веке. Я хочу, чтобы ты помнил.
Мэддок кивнул:
— Я буду помнить тебя, Валентин.
Валентин покачал головой:
— Нет. Не меня. Я прошу тебя помнить о том, с кем ты никогда не встречался. Франсуа Шаврот — черт возьми, я неправильно произношу это имя. — Видимость спокойствия слетела с него, и он яростно топнул ногой по траве. — Проклятый французский язык! Предательский язык, я бы предпочел иметь во рту двух змей, чем одно французское слово!
Они с Мэддоком посмотрели друг на друга, словно два слепых от рождения человека, которые только что прозрели. Они стояли неподвижно и смотрели, не зная, смеяться ли им или молчать. Из уважения к темноте ночи, а также к Стенелеосу Магусу LXIV, черная фигура которого застыла в ожидании поодаль от огня, они предпочли сохранить тишину, установившуюся вокруг.
Мэддок заговорил первым. Он почти прошептал:
— Я буду помнить это имя — Франсуа Шаврот. Но… — И тут он вспомнил: — Гугенот, который пришел к тебе из предшествующего твоему века! Он помог тебе переправить людей в безопасное место.
— Да. Ибо я жив, и моя жизнь и судьба пока еще принадлежат мне. А он умер, и ты должен сохранить его имя.
— Я сделаю это.
Валентин слабо улыбнулся, потом быстро ушел, и Мэддок понял, почему он так торопился. Ирландец сделал шаг во вновь наступившей темноте и оказался прямо перед Стенелеосом Магусом LXIV.
— Мне, кажется, предстоит совершить новое путешествие. Только… как это будет выглядеть? Мы пойдем по воздушному коридору, сплетенному из белой паутины? Или нырнем под землю, словно купаясь в теплом пруду? Или еще какой тоннель ведет прямо в грядущие года?
— Дом из паутины — это место всех мест. Это не время.
Стенелеос спокойно старался объяснить то, что объяснить было невозможно. Он словно рассказывал ребенку о часах, звездах, облаках или о дальних странах, где живут храбрые люди.
— Как же мы доберемся до будущего?
— На каждый путь, тебе известный, приходятся два, о которых ты не знаешь, — получил Мэддок неопределенный и, естественно, не удовлетворивший его ответ.
Стенелеос протянул руки, расставив в стороны свои толстые неуклюжие пальцы. Мэддок почувствовал, как во тьме ночи накапливается огромная энергия. Через мгновение он увидел то, от чего едва не сошел с ума.