Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ)
Когда же я предлагал ему сладости открыто, клал на тарелку несколько конфет или тот же шоколад, они непременно оказывались демонстративно лежащими на полу к моему приходу на кухню. Кайхиттен показывал, что не нуждается в потакании своим недостаткам.
Но за свое пристрастие к сладкому он все же был наказан, да так, что не прикасался к нему добрую неделю. Это случилось дня через три-четыре после того, как мы заключили перемирие.
Я проснулся от резкого грохота где-то внизу. Пробуждение было мгновенным, я вскочил на ноги еще прежде, чем сумел разлепить глаза. Судя по всему, источник грохота был на ярус ниже, подо мной. Торопливо натянув штаны наизнанку, я рывком распахнул дверь и скатился вниз по лестнице.
Перед глазами темнела страшная картина — лежащее на ступенях тело с нелепо задранной головой и сломанной шеей. Картина была столь реальной, что у меня похолодело между лопатками.
Лестница была пуста, спальня тоже. Мои глаза привыкали к темноте почти мгновенно, я увидел разворошенную постель. Пустую. Котенок спал беспокойно, одеяло после него всегда превращалось бог знает во что. Из кухни опять раздался грохот, будто чем-то металлическим и пустотелым били по полу, потом раздалось чье-то пыхтящее, зло сопящее шлепанье. Дверь была полуоткрыта, я заглянул туда и зашелся от смеха.
Темная фигура, стоящая посреди комнаты рядом с крио-камерой вскрикнула и попыталась покинуть место происшествия, но я стоял на пороге и она чуть не сшибла меня с ног. Пришлось схватить ее за ворот халата и хорошенько изучить при свете.
Котенок зажмурился. Выглядел он плачевно и весьма жалко. С ног до головы его покрывала сладко пахнущая и блестящая густая масса цвета топленого молока, медленно стекающая по нему на пол. Волосы были сплошь залеплены, густые белые потеки изукрасили лицо так, что наружу выглядывал один перепачканный нос да пара затравленно блестящих глаз.
Мне не потребовалось много времени чтобы восстановить ход происходящего. Кроме Котенка кухню оживляла огромная лужа того же цвета на полу, неспешно ползущая к двери и пустая жестяная банка, лежащая рядом с открытой крио-камерой.
Котенка потянуло на ночную охоту за сгущенкой. Эх, воин ты болотный, сластена лопоухая. Он, конечно, давно успел приметить, еще во время своих разведывательных рейдов по маяку, большую четырехлитровую банку сгущенного молока, которую я оставлял на нижней полке. Сам я не очень тянулся к нему, иногда добавлял понемногу в кофе. Котенок, распробовавший этот сладкий нектар, решил полакомиться. Кроме природной и неистребимой тяги к сладкому его погубила спешка и незнание устройства банки. Видимо, он открыл маленькую пробку на верхней крышке и, торопясь, стал пить молоко сразу оттуда, не заботясь переливанием добытого в другую посуду. Это-то его и подвело. Когда он запрокинул банку слишком сильно, пытаясь увеличить напор, крышка не выдержала и выскочила, а вслед за ней выскочили без малого четыре литра липкой сладости и не ожидавший такого изощренного коварства Котенок обнаружил себя намертво влипшим в пол кухни. Банка все же из его рук выпала, создав тот самый грохот, который меня разбудил, но сам он сдвинуться с места без посторонней помощи почти не мог.
Точь-в-точь застрявшая в банке варенья разомлевшая муха.
Увидев меня, он отвернулся и стал делать вид, что его здесь нет.
Я не выдержал и рассмеялся. Скрипучий смех человека, которого подняли посреди ночи…
— Вижу, здесь была славная битва! — заметил я, отсмеявшись, глядя на надувшегося Котенка, — Запишем банку имперской сгущенки на твой личный свет. Будем надеяться, этим твоя военная карьера и ограничится.
Котенок зашипел от злости и попытался прорваться мимо меня прочь из кухни.
— Постой-постой! — я осторожно схватил его за халат, тут же запачкавшись по локоть в молоке и придержал его, — Я не хотел… Извини, малыш. Не обращай внимания.
— Убери руки, грязная герханская скотина!.. — рявкнул он.
Я не отпустил, хотя на счет того, кто из нас сейчас более грязен, мог бы и поспорить. Но не стал. Иногда очередной десяток лет приносит понимание того, что не обязательно делать то, что можно.
— Прости, но в таком виде ты в спальню не пойдешь, — решительно сказал я, — Ты себя со стороны видел? В ванну! Немедленно!
— Прочь!
Не слушая его протестов, я потащил его в сторону ванной. Он отчаянно сопротивлялся, сорвал мне лоскут кожи на предплечье, крепко треснул в ухо и расцарапал голый живот. Я не обращал на него внимания и тащил дальше. Слипшийся Котенок, будучи не в силах оказать мне существенное сопротивление, ограничился позиционной словесной баталией. За несколько минут, которые у меня ушли чтобы дотащить эту сладкую статую до ванной, я в принудительном порядке был ознакомлен с собственной биографией, которая открылась с неприглядной стороны, равно как и с биографией ближайших родственников, а также с историей рода ван-Ворт. В интерпретации кайхиттена этим историческим данным не обрадовался бы ни один учебник истории.
Я тащил его за липкую руку и думал о том, что еще лет десять назад всего лишь за пару слов я не глядя испепелил бы этого наглого шумного варвара логгером. Даже не посмотрев в глаза, мимоходом…
В ванной к нему пришло второе дыхание и он стал бороться за свое право остаться в сгущеночном одеянии с такой яростью, что уже через минуту весь отсек напоминал протекающий склад кондитерской фабрики, а у меня появилась большая молочная борода. Кроме того, выше пояса я покрылся красивыми белыми разводами.
— Залезь в ванну! — орал я, прикрывая глаза чтоб в них не попало молоко, — Уймись, псих… Да не хочу я к тебе прикасаться! О Космос! Просто залезь и отмойся!
Ванну я только починил, приварив выбитый им накануне кусок из борта, она смотрелась как побывавший во многих боях и прилично постаревший орбитальный дредноут.
Вцепившись зубами в мои волосы, Котенок молча работал ногами и свободной рукой. Оступившись, я сразу заработал пару чувствительных ударов. У обычного человека уже были бы раздроблены ребра. Но от синяков не спасает даже благородное происхождение.
Решивший, что на его честь покушаются, кайхиттен озверел и я с ужасом понял, что успокоить его врядли в моих силах. Мне казалось, что я стараюсь удержать в липких скольких объятьях маленький ураган, который все порывается проломить стены и обрушить потолок. Котенок шипел, визжал, плевался, рычал и при этом еще умудрялся без умолку ругаться. Я почувствовал, что долго не продержусь.
Пришлось действовать решительно. Перехватив его вторую руку, занесенную для очередного удара, я резко притянул его к себе и нагло чмокнул прямо в сладкую щеку.
