Елена Хаецкая - Тролли в городе
Когда я расставалась с очередным дармоедом, мама неизменно огорчалась. «Я уж было решила, что это у тебя прочное». – «Мама, – протестовала я, – с таким человеком ничего не может быть прочного…» Она качала головой и бралась за очередную книжку или включала сериал.
Милая мама. Я никогда не могла на нее рассердиться.
Об Эдуарде я даже не стала ей рассказывать. Эдуарда я решила сберечь для себя одной. И хоть между нами ничего, в общем-то, не произошло, после той истории у меня не осталось ни капли того привычного горького вкуса, который оставляли все мои «интересные любовники».
Напротив. Ощущение «подарка» по-прежнему жило во мне, эта теплая тайна меня согревала, и иногда мне делалось весело без всякой причины – просто потому, что несколько дней назад я сидела в фастфуде рядом с незнакомым человеком, а потом до ночи гуляла в его компании и болтала с ним о клумбах, козлах и женщинах-гномах.
Иногда я задумывалась о том, почему он не приходит ко мне под окно. Он ведь знает, где я живу.
Наверное, это было бы слишком просто. Судьба должна сильно постараться, чтобы доказать нам, что мы созданы друг для друга. Взять да заявиться в гости по заранее указанному адресу означало бы нарушить все правила и тем самым все погубить. Наша вторая встреча, которая подтвердит первую, должна быть еще более случайной. Поэтому Эдуард и не приходит.
Я пыталась сообразить, не стоит ли мне дать объявление в газету или на радио. Если верить фильмам, это очень романтично: он едет в машине, вечер, идет дождь, в салоне мурлычет радио, и вдруг он слышит голос женщины, с которой давно расстался: «Любимый (с большим родимым пятном на щеке), я не могу забыть о времени, которое мы провели вместе…» – а затем бодрый смешок диджея: «Итак, для Эдуарда поет группа „Бич-Бойз“ (или „Бич-Герлз“)! Слушаем – и пожелаем Эдуарду удачи!»
Может быть, с точки зрения моей мамы, это и жуть как романтично, но Эдуард после такого точно исчезнет навсегда.
По утрам, когда я еще оставалась на грани сна и яви, в те блаженные несколько секунд, пока сновидения плавают рядом, постепенно рассеиваясь в утреннем воздухе, мне казалось, что Эдуард тоже думает обо мне и выискивает способы увидеть меня вторично. Он, как и я, понимает всю важность ненарочности нашего повторного свидания.
Это незримо объединяло нас. Это придавало мне сил терпеть и ждать. Сослуживцы говорили, что я молодею на глазах. «Расскажи о Нем!» – приставали те, которые претендовали на звание моих подруг. Но я только качала головой. «У меня никого нет, честное слово. Я просто… ожидаю любви».
Они мне не верили. Дуры.
* * *Бывают такие ограды, особенно у запущенных полусадов-полупарков, у которых всегда заперт вход, зато где-нибудь сбоку выломано столько прутьев, что это вполне может сойти за распахнутые ворота. Я называю такие сады «капкановыми».
Беспечный посетитель входит в гостеприимно разинутую пасть – и потом долго мечется в поисках выхода. Возвращаться назад, понятное дело, не хочется, а впереди – полная безнадежность. Должно быть, умора глядеть на это со стороны, но находиться внутри ситуации не слишком-то приятно: ощущаешь себя полной идиоткой.
Вот что со мной случилось в воскресенье. Вот что вообще всегда случается с женщиной, которая соглашается поехать вместе с подругой (ну вот для чего мне, спрашивается, эта подруга?) на распродажу в крупном торговом центре на Васильевском (и для чего мне, позвольте спросить, эта распродажа?).
Для начала подруга позвонила (когда я уже была на месте и ожидала ее минут десять) и, извинившись, сообщила, что приехать не может. В последний миг заболел любимый кот.
Разумеется, я посочувствовала коту, заверила приятельницу в том, что все в порядке и я отлично проведу время. Она не слишком церемонилась.
«В любом случае, тебе будет лучше, чем мне, – заявила она. – Я сейчас звоню в ветеринарку. И почему животные всегда заболевают в тот момент, когда тарифы за вызов двойные?» – «Это инстинкт, – ответила я не без злорадства. – Он вырабатывался веками. Выжили только те кошки, которые заболевали в дни двойных тарифов. И эту память они вместе с генами передали своему потомству». – «Мы обречены, – сказала подруга. – Купи себе что-нибудь на распродаже. Только не кошку».
Поблизости от торгового центра работала очередная выставка-продажа породистых котят. Если бы я была с подругой, мы непременно зашли бы туда поглазеть на животных.
Ну а так никакого интереса не было. Если я приду на такую выставку одна, то почувствую себя старой девой в поисках компаньонки. Я еще не готова ощутить себя старой девой.
Я обошла несколько павильонов, с большой пользой для себя полюбовалась кроватями в стиле ампир: они были размером как раз с мою комнату и стоили приблизительно столько же. Затем я обогатила свои впечатления несколькими очень красивыми сервизами в английском стиле и закончила обход в отделе игрушек, где не оказалось ровным счетом ничего интересного.
На выходе я купила брелок в виде лягушки и принялась крутить его на пальце. Лягушка летала и, очевидно, изумлялась огромному миру, который открывался ей с вершины моего пальца.
Я шла медленно, как будто старалась запомнить каждый свой шаг. Всегда так ждешь лета – и оно проходит предательски быстро. Оно пролетает, как жизнь, и вдруг ошеломительно, головокружительно вспоминаешь первые летние дни, когда везде на клумбах зацвели тюльпаны и казалось, что это навсегда.
Прожитое лето тяжко легло на мои плечи. Листва на деревьях была пыльной, утомленной.
Я шла и шла. Я пребывала в брюхе Васильевского, как Иона во чреве китином. Странный остров: человек, живущий здесь, может никогда его не покидать, а человек, живущий вовне, никогда не встретит его на своем пути, если только не едет сюда специально. Такое уж это место, своего рода провал в пространстве.
И уж конечно, Васильевский подготовил для меня ловушку в виде капканового сада, и я попалась в нее и даже не заметила, как и когда.
Для начала я беспечно вошла в приятный тенистый садик. Меня привлекли гипсовые урны, которые выглядели так, словно помнили еще пионерку с веслом и других. В городе до сих пор такие встречаются, правда все реже и реже.
Прогулявшись минут пять, я наконец сообразила, что совершенно не представляю себе, где искать выход. Более того, я вообще никак не могла сообразить, куда попала.
Здесь было безлюдно. Для Васильевского – неудивительно: тут встречаются необитаемые места.
Но все же мне стало тревожно. Дорожка, по которой я шла, внезапно сделалась сырой, как будто я очутилась посреди болота в густом лесу. Еще одна странность, потому что, хорошенько оглядевшись по сторонам, можно было увидеть и решетку, и совершенно нормальную улицу за ней.
