Брендон Сандерсон - Обреченное королевство
Все вокруг них говорило о давно расположившейся здесь армии — война шла со дня смерти старого короля, уже почти шесть лет. Любой мог рассказать о той ночи, когда паршенди убили короля Гавилара.
Мимо маршировали взводы солдат; они шли по направлениям, указанным на нарисованных кругах, стоявшим на каждом перекрестке. Невероятное число длинных каменных убежищ и палаток, намного больше, чем Каладин увидел сверху. Никакие Преобразователи не смогли бы создать столько укрытий. После вони рабского каравана, воздух был до краев наполнен замечательными знакомыми запахами обработанной кожи и смазанного оружия. Однако многие из солдат выглядели не слишком опрятно. Нет, они казались не грязными, скорее недисциплинированными. Они бродили по лагерю в незастегнутой форме, указывали пальцами на рабов и зубоскалили. И это армия кронпринца? Элитные отряды, сражающиеся за честь Алеткара? Та, в которую Каладин стремился вступить?
Блут и Таг настороженно глядели, как Каладин присоединился к цепочке остальных рабов, но он не собирался ничего предпринимать. Сейчас не время для провокаций — Каладин видел, как действовали наемники в окружении настоящих солдат. Сейчас они шли, как на параде, гордо выпятив грудь и положив руки на оружие. Они толкнули несколько человек на место, а одного, хрипло выругав, огрели дубинкой по животу.
И держались подальше от Каладина.
— Королевская армия, — сказал раб рядом с ним. Тот самый темнокожий человек, который говорил Каладину о побеге. — Я думал, что нас продадут на шахту. Но это совсем не так плохо. Мы будет чистить отхожие места или ремонтировать дороги.
Странно, предвкушать чистку уборных или работу под палящим солнцем. Каладин надеялся на что-то другое. Надеялся. Да, он обнаружил, что все еще надеется. На копье в руках. На врага перед собой. Да, вот так он бы мог жить.
Твилакв разговаривал с важного вида светлоглазой женщиной. Черные волосы уложены в сложную прическу и сверкают аметистами, темно-малиновое платье. Она выглядела как Ларал во время их последней встречи. Вероятно, четвертый или пятый дан, жена и писец одного из офицеров.
Твилакв начал расхваливать свой товар, но женщина подняла тонкую руку.
— У меня есть глаза, работорговец, — сказала она с аристократическим выговором. — Я сама проверю их.
Она пошла вдоль цепочки, сопровождаемая несколькими солдатами. Ее платье было сшито по моде благородных домов алети — строгая шелковая блузка, облегающая тело, приталенная юбка. Оно было застегнуто по бокам от талии до шеи и кончалось маленьким, вышитым золотом воротником. Длинная манжета левого рукава покрывала безопасную руку. Мать Каладина всегда носила перчатку, намного более практично, с его точки зрения.
Судя по лицу, увиденное не слишком впечатлило ее.
— Эти мужчины умирают от голода и крайне слабы, — сказала она, беря из рук юной помощницы тонкий жезл. С его помощью она откинула волосы со лба одного из рабов и проверила отметину. — И ты хочешь по два брума изумрудами за голову?
Твилаква бросило в пот.
— Возможно, полтора?
— И что я буду делать с ними? Таких грязнуль около еды не поставишь, а большинство остальных работ делают паршмены.
— Если Вашей Светлости они не нужны, я могу обратиться к другим кронпринцам…
— Нет, — сказала она, шлепая жезлом раба, который испуганно отшатнулся от нее. — Один с четвертью. Они смогут рубить деревья в северных лесах… — Она подошла к Каладину. — Вот это другое дело. Этот намного крепче, чем другие.
— Я так и думал, что он вам понравится, — сказал Твилакв, подходя к ней. — Он довольно…
Она подняла жезл, заставив работорговца замолчать. На ее нижней губе была небольшая ранка. Немного корня куссвида, и все пройдет.
— Сними верхнюю одежду, раб, — скомандовала она.
Каладин посмотрел в голубые глаза и испытал почти неодолимое желание плюнуть в них. Нет. Нет, он не может себе этого позволить. Не сейчас. Он вынул руки из своей мешкоподобной рубашки, дал ей упасть на пояс и обнажил грудь.
Несмотря на восемь месяцев рабства, его мускулы были значительно лучше, чем у остальных.
— Такой молодой, и так много шрамов, — задумчиво сказала аристократка. — Ты военный?
— Да.
Спрен ветра кружил вокруг женщины, изучая ее лицо.
— Наемник?
— Нет, армия Амарама. Гражданин, второй нан.
— Бывший гражданин, — быстро вмешался Твилакв. — Он был…
Она опять махнула жезлом, заставив Твилаква замолчать. Потом откинула волосы Каладина и осмотрела лоб.
— Шаш, — сказала она, цокнув языком. Некоторые из солдат шагнули ближе, держа руки на мечах. — Там, откуда я родом, рабов, заслуживших такое, убивают.
— Значит, им везет, — сказал Каладин.
— И как ты заслужил его?
— Убил кое-кого, — сказал Каладин заранее подготовленную ложь. Пожалуйста, вознес он мольбу к Герольдам. Пожалуйста. Он давно не молил никого ни о чем.
Женщина подняла бровь.
— Я убийца, Ваша Светлость, — сказал Каладин. — Напился, наделал ошибок. Но я владею копьем не хуже любого другого. Возьмите меня в армию вашего светлорда. Разрешите мне сражаться.
Было так странно лгать, наговаривать на себя, но женщина никогда не разрешит Каладину сражаться, если подумает, что он дезертир. Пусть лучше думает, что он убил по неосторожности.
Пожалуйста… подумал он. Опять стать солдатом. На мгновение ему показалось, что ничего на свете он не хотел с такой силой. Насколько лучше умереть на поле боя, чем всю жизнь чистить горшки.
Твилакв подошел и встал рядом со светлоглазой женщиной. Он посмотрел на Каладина и вздохнул:
— Он дезертир, Ваша Светлость. Не слушайте его.
Нет! Каладин почувствовал, как обжигающая вспышка гнева пожирает все его надежды. Он поднял руки к Твилакву, чтобы придушить крысу, но тут что-то ударило его по спине. Он застонал, споткнулся и упал на колено. Аристократка отступила назад, в тревоге прижав безопасную руку к груди. Один из солдат схватил Каладина и вздернул на ноги.
— Да, — в конце концов сказала она. — Очень неудачно.
— Я могу сражаться, — выдохнул Каладин, не обращая внимания на боль. — Дайте мне копье. Разрешите мне…
Она подняла жезл, оборвав его на полуслове.
— Ваша Светлость, — сказал Твилакв, отводя от Каладина глаза. — Я бы не доверил ему оружие. Да, правда, он убийца, но он также известен своим непокорным нравом. Однажды он возглавил бунт рабов против хозяина. Я не могу продать его вам как солдата. Совесть не позволяет. — Он заколебался. — Рабы, которые ехали с ним в одном фургоне, он мог испортить их всех разговорами о побеге. Моя честь требует, чтобы я вам это рассказал.
