Сын менестреля - Джонс Диана Уинн

Брид встала на колени рядом с ним.

– Морил, что с тобой? Это была квиддера, да?

Морил покачал гудящей головой, мечтая, чтобы она помолчала.

Все, кроме Морила, похоже, уже пришли в себя, если не считать того, что Толиан был озадачен, словно забыл слово, которое вертелось у него на языке.

– Пока свяжите его, – приказал он солдатам довольно раздраженно. – Пусть кто-нибудь принесет веревку.

– Ты заставил Толиана забыть! – прошептала Брид. – Будь же внимательнее, Морил! Может быть, у тебя это получится снова.

Но Морил не мог быть внимательным. Он так побледнел, что Брид встревожилась. И она стала его ругать резким шепотом, от которого отупевшая голова Морила болела еще сильнее. А потом Брид вдруг вскочила на ноги и бросилась прочь от него.

– Так нельзя! – закричала она. – Это жестоко!

Это помогло Морилу прийти в себя. Он поднял голову и увидел, что Киалану завели руки за спину, привязав его к одному из кольев, на которых была натянута большая палатка. Причиной возмущения Брид было то, что Толиан, не удовлетворившись тем, что его пленника

просто связали, надел на руки Киалану петлю и теперь тянул его связанные руки вверх. Ощущение, наверное, было такое, словно ему одновременно выкручивают обе руки. Морил увидел, что Киалану мучительно больно.

Толиан закрепил веревку и повернулся к Брид.

– Нельзя? – переспросил он. – Иди к своему брату.

Когда Брид не бросилась выполнять его приказ, Толиан двинулся на нее, и его странные глаза были все такими же пустыми.

– Ты намерена слушаться?

Брид испугалась достаточно сильно, чтобы повернуться и броситься обратно к Морилу. На бегу она одними губами сказала:

– Сделай же что-нибудь!

Толиан двинулся прочь в сопровождении нескольких командиров, которые держались рядом, желая о чем-то с ним говорить.

– Эти двое не должны двигаться с места, – бросил он через плечо солдатам, оставшимся вокруг Киалана.

– Морил! прошептала Брид. – Квиддера. Заставь ее распустить веревку.

Морилу очень хотелось бы, чтобы он мог это сделать. Он был совершенно уверен в том, что квиддера была способна освободить Киалана, если бы только знал, как ею пользоваться. Осфамерон заставлял ее двигать горы! Но Морил совершенно не представлял себе, с чего начать, – и очень боялся сделать ошибку и снова вызвать у себя в голове это жуткое жужжание. Киалан кинул ему ободряющий взгляд, хотя и скалил зубы от боли. Морил видел, как он пытается найти более удобное положение, хотя такого просто не существовало. А Толиан ведь может оставить его привязанным на много часов. Надо хотя бы попробовать его освободить…

Вспомнив, как квиддера словно играет его Мысли, Морил попытался вообразить, как петля на руках Киалана тянет и выворачивает его в эту неестественную позу. Это было ужасно. У него заболели руки я вспотел лоб. Он с яростью подумал: «Это должно прекратиться!» – и осторожно прикоснулся к провисшей струне.

Она зазвенела, словно нежный, басовитый колокол. Морил приготовился снова услышать жужжание, но его не было. Звук подействовал только на одного Киалана, но совершенно не так, как рассчитывал Морил. Он увидел, что Киалан вдруг уронил голову и обмяк. Колени у него подогнулись, и стало видно, что его удерживают только веревки. Перепугавшись, Морил прижал ладонь к струне, заставив ее замолчать.

Брид повернулась к Морилу. По щекам у нее потекли дорожки слез.

– Ты, глупый тупица! Ты его убил!

– Заткнись! – прошептал Морил, встревоженно глядя на Киалана и стоявших рядом с ним солдат. – Иначе они поймут. Посмотри. Он дышит. Он просто потерял сознание.

– Но как же веревки? – тихо спросила Брид.

Морил покачал головой:

– Не могу. Я пытался. Кажется, я могу влиять только на людей.

Один из солдат повернулся и увидел, как Киалан обвис. Когда Толиан вернулся, переговорив с командирами, ему указали на пленника. Толиан только пожал плечами и отправился куда-то еще.

– Ненавижу Толиана! – прошипела Брид.

Морил ничего не ответил. Он стоял на коленях, баюкая свою квиддеру, и думал так напряженно, как никогда в жизни. Тем временем солдаты переглянулись, осмотрелись по сторонам, проверяя, где находится Толиан, и распустили петлю на запястьях Киалана, так что он соскользнул на колени, а его голова повисла почти вниз макушкой.

– Смотри, Морил! – прошептала Брид. – А ты все-таки развязал веревки… вроде как.

Морил прекрасно это видел, хотя по нему это было незаметно. Он воспринимал все так же остро, как когда оказался в тюрьме в Питдэйле. Он мог бы совершенно точно сказать, сколько командиров, пехотинцев и всадников находятся в той части долины, которая была им видна. Он замечал, когда к армии присоединялся новый отряд рекрутов и сколько человек было в каждом новом отряде. Четыре отряда пришли за то время, пока он стоял на коленях и думал, а Киалан висел вниз головой, беспомощно обмякнув. Морил заметил, что они приходили не по дороге, а через лес, чтобы их сбор оставался тайной. И еще он заметил, что почти все вновь пришедшие были несчастны. Они шли, волоча ноги и склонив головы, как это делали Киалан и Дагнер, когда их арестовывали. Ему было ясно, что мало кто из них присоединился к Толиану по доброй воле. Но он все думал, думал. Потому что он был уверен в том, что квиддера, которую он держал на коленях, была способна спасти их троих и благополучно доставить на Север с известием об армии Толиана. Он даже знал, как именно это можно сделать. Единственное, чего он не знал, это как разбудить в квиддере силу, чтобы это сделать.

Поскольку квиддера откликалась на его мысли, Морил попытался понять, как ему пропустить все свое существо через нее, чтобы набрать ту чудовищную силу, которая ему понадобится. Его отец сказал, что Морил разделен на две половинки. И еще он сказал, что когда сын соберется в единое целое, то невозможно даже предсказать, на что он будет способен. Наверное, он имел в виду то, каким неисправимо мечтательным бывал Морил – но временами становился невероятно настороженным и приметливым, как сейчас. Но, как заметил Киалан, часто одно не мешало другому, если только он не прятался от действительности в свои грезы. Морил решил, что, наверное, дело все-таки не в этом.

Но было и другое, в чем он делился на две половинки. Его мать была аристократка-южанка, а отец – борец за свободу и менестрель с Севера. И, как сказал Дагнер, это действительно составляло странную смесь. Тут были холод и жар, запреты и свобода, скрытность и откровенность одновременно. Вот только смесь – это еще не весь Морил. Он мало что унаследовал от своих предков с Юга. Определенно ему не была свойственна та бесчувственная деспотичность, которая делала его дальнего родственника Толиана таким отвратительным. Однако холодная жестокость графа неким ужасным образом напомнила Морилу Линайну. Мать никогда не теряла головы, и Морил – тоже. Он был уверен в том, что, если бы Брид не вмешалась, он смог бы убедить Толиана, что никто из них Киалана в глаза не видел, как это смогла бы сделать и Линайна. Другой особенностью южан была верность раз данному слову. Именно такое твердое правило заставило Линайну следовать за Кленненом, хотя она ненавидела жизнь в повозке и была не согласна с борьбой за свободу. И Морил понял, что похожая верность тянула его в путь – только в его случае это была верность Северу.

После этого началось нечто очень неприятное, что Морил не смог бы выдержать, если бы не испытывал столь настоятельную потребность прибегнуть к помощи квиддеры. Ему пришлось признать, что он бросил мать. Он уехал и оставил ее, когда она пыталась сделать так, чтобы они были счастливы. Он надеялся, что не сделал ее несчастной. Только сейчас он понял:

встреча с Толианом в Маркинде стала для него всего лишь предлогом, который он давно искал, чтобы отправиться на Север. И уехав вот так, он попытался отказаться от той части своей души, которая принадлежала Югу.

А потом Морил попытался понять, что он унаследовал от Кленнена. Одни только боги знают, что за странная кровь текла в жилах менестрелей. Они все умели петь и играть. Они видели больше, чем другие люди, а некоторых из них посещали видения. Но Морил знал, что от самого Кленнена он получил свободолюбие и тягу к Северу. Остальное было наследием всех странствующих музыкантов.