Вениамин Шехтман - Инклюз
И вновь ночь не годилась для плавания. Я сменил свой тюфяк и, вытащив его из шалаша, прекрасно спал, не тревожимый светом звезд, а шакалы с их тявканьем и взвизгами сработали, будто колыбельная кормилицы.
Вчерашнее мясо годится разве только для завтрака. Ничего не имея против баранины, я все же решил повременить с ней. Мы с Абихом прошлись по окрестностям и приобрели некоторое количество снеди, включая филейную часть молодого осла. Немногие любят такое мясо, но немногим же и доводилось поесть его таким, каким умеет приготовить его Абих. Тут все дело в вымачивании и дереве для углей, но в подробности я никогда не вникал. Результат всегда стоит любой похвалы, и она не будет чрезмерна.
Монахи сидели возле шалаша и то молились, то размышляли, а Зулеб, пока мы отсутствовали, раздобыл индюка. На вопрос о его происхождении бородач ответил: "Я хороший охотник" и качнул стволами своего мушкета. Разумеется, никаких следов смерти от пули на индюке не было, да и не доводилось мне слышать об индюках как о дичи.
Но его грехи — его дело, главное, что пикник стал почти пиром, и второй день промчался много быстрее первого.
Ночь наконец-то выдалась ясная. Как заслуженный гребец, я сел на весла, хотя, возможно, Абих вполне мог бы занять мое место, не знаю. Я греб, а кармелиты высматривали остров. Делали они это не так эффектно, как брат Ожье. Брат Камилл просто сидел и поводил головой, словно не высматривал, а вынюхивал потаенную землю. Старец же брат Луи и вовсе спокойно смотрел в одну точку. Именно в этом направлении брат Камилл и распорядился держать бушприт. Подозреваю, что брат Луи не впервой разыскивал остров Богородицы.
В инструкциях мы теперь не нуждались. Разве что Абих, но с ним я объяснился по пути. Забавно было наблюдать, как он ведет себя на невидимом берегу. Ему тоже пришло в голову закрыть глаза, и после этого он почувствовал себя куда увереннее.
В пещере Абиха обуяла дрожь. Велев ему взять себя в руки, я указал ему на ларец, с тем, чтобы он поскорее убедился в том, что хранилище реликвии пустует.
На подгибающихся ногах Абих, в котором я никогда не подозревал религиозного трепета, тем более удивительного, поскольку он фактически отрекся от своей веры, открыл ларец и изумление мое еще более возросло.
Он опустил в ларец дрожащие руки и вытащил нечто невидимое, что, покинув кедровые стены, стало свернутой треугольником ветхой, но очень чистой тряпицей.
Подняв на меня взгляд наполненных слезами глаз, Абих прошептал:
— Никогда мне не было так хорошо, эфенди.
Крайне удивленный и сильно раздраженный возвратился я к лодке, оставив Абиха бережно нести реликвию. По-моему, он так и держал ее двумя руками, даже когда спускался с дерева.
Кармелиты же, увидев тряпицу, только что в пляс не пустились. Брат Луи плакал навзрыд, улыбаясь во весь двузубый рот. Брат Камилл баюкал древнюю пеленку и возносил хвалу Пречистой Деве, равную которой по искренности мне слышать не доводилось.
— Так вы надурили монахов? — спросил. Зулеб — Или и никакой вы не христианин, а язычник вроде меня?
— Чушь! — отрезал я. — Вовсе я не язычник. Никогда я не поклонялся ни идолам, ни ложным богам.
— Я тоже в растерянности, — мягко, все еще не отводя от реликвии глаз, сказал брат Камилл. Мы всегда полагали вас человеком истинной веры. Да и обманывать нас, да еще в таком важном для нас и незначительном для вас деле нет никаких резонов. Но не будем омрачать такой день судилищем и подозрениями. Реликвия нашлась, хвала Богородице!
Зулеб посмотрел на меня с сомнением и даже сожалением, а вскоре, когда весла донесли нас до берега, мы все отправились под сень Стела Марис. Прогонять меня никто не стал.
Наше приподнятое настроение испарилось, когда вместо стен монастыря мы увидели сперва дым, а потом и пепелище на развалинах, откуда он поднимался.
Совершенно не хочу приводить никаких подробностей. Скажу лишь, что монастырь был разрушен до основания, а единственное живое существо, которое, скуля, скиталось по развалинам, было оборванным, покрытым ожогами братом Ожье.
Не глядя на братьев-кармелитов, он устремился ко мне. Весь он дышал гневом, отчаянием и уверенностью безумца.
— Ты! Ты виноват в этом! Ты миновал убийц и пусть не сам, а руками своего клеврета, но вернул ее!
Подхватив с земли турецкое ружье с обломанным прикладом, он взвел курок и выстрелил, уперев обломки дерева в живот, раньше, чем я успел сунуть руку в карман.
Бедный Абих! Не уверен, что он собирался заслонить меня. Скорее все вышло случайно. Так или иначе, пуля пробила не мою грудь, а его. Застряла в позвоночнике и причинила моему слуге быструю, но болезненную смерть.
Истратив боезапас, да еще и получив болезненный удар в живот отдачей ружья, брат Ожье лишился боевого пыла и даже не сопротивлялся, когда Зулеб выкрутил ему руку и повалил на землю. Он был готов говорить. Рассказывать о происшедшем и о том, почему он считает меня виновником трагедии. Вот что он рассказал за вычетом лакун, заполненных совсем уж непотребной бранью и выкриками.
— Предсказание — это горняя весть! Оно не может не исполниться! Пророчество было произнесено, но ничего не свершилось! День за днем, а все без изменений! Я выкрал реликвию и унес прочь. Она не может вернуться в монастырь сама, только на остров! Убийцы туги-душители должны были покончить с тобой и с этим рыжим…
При этих словах Зулеб усмехнулся, и мне показалось, что он знал о тугах нечто, ограждавшее его от их посягательств.
— С ним тоже, он слишком хитер, зачем он все время трется возле монастыря? Зачем мы пользуемся его услугами, ему нельзя доверять! Туги бросили бы вас птицам и шакалам, а я снова спрятал бы реликвию и скрылся. Поджидал бы каждого, кто отправится за ней, и предавал бы его тело земле. Без реликвии монастырь не мыслим! Братья разошлись бы по другим обителям, но остались бы живы!
Он перевел дух и затих, но вскоре глаза его вновь загорелись, и кармелит продолжил:
— Но ты вернулся и сделал так, что двое из нас осквернили ни что иное, как саму пещеру Иоанна! Зачем тебе это? Почему ты не нашел реликвию в первый раз? Я ничего уже не понимал, я не знал даже где нанятые мной туги. Они великие убийцы и сами предложили свои услуги. Их лица невозможно запомнить, кто бы ни стал свидетелем, он не смог бы опознать их уже через день. Где же они? Один высокий и второй немного полный, где?
Тут Зулеб снова усмехнулся.
— Я отправил послание туркам, они давно точат зуб на наш монастырь. Я рассказал, что братья прибегнут к колдовству, чтобы навести порчу на пашу. Но вас спасли, ты привел французов. Что мне было делать? Твой слуга был готов взвалить твою ношу, и я уже не знал, как остановить вас.
