Елена Ларичева - Дикое сердце ветра
Он встал. Накидка из меха нерпы соскользнула на сиденье, обнажая желтоватую кожу, обтягивающую высокую спинку кресла.
- Ты знаешь, я этого не хочу, - Габриель Мидару смерил своего ставленника сердитым взглядом.
- Знаю, папочка, и не буду гулять позже десяти вечера, - язвительно заявил Жисас громко захлопнувшейся двери.
В редакцию "Пульса Спиры" Мидару попал уже после трех. Привычная суета в коридорах перед выходом нового номера газеты действовала на него успокаивающе. Вот только редактор и двое ведущих журналистов о чем-то очень подозрительно перешептывались возле курилки. Посмотрев на их озадаченные лица, Габриель поманил всех троих в свой кабинет.
- Что случилось, а я не в курсе? - после общения с Жисасом он еще не окончательно пришел в себя, и тон его не отличался дружелюбием.
- Мы собирались еще вчера вам сказать, но вы внезапно уехали, - опередил коллег Вьердо Бер, худощавый блондин с заостренным, неприятно длинным подбородком, самый язвительный журналист, с трудом переманенный Габриелем из провинциальной газетенки. - Вы наверняка слушали, что уже несколько дней всем засветившимся журналистам и редакторам приходят странные посылки с фотокопиями якобы из архивов гатуров.
Ни единая мышца на лице Габриеля не выдала его волнения. Кинс! Он таки выполнил свою часть договора, отработал дополнительные сто тысяч, обнародовав результаты шпионажа. И как аккуратно, не подкопаешься.
- Что именно пришло, дайте мне взглянуть, - только и сказал он.
Ему хватило нескольких минут, чтобы убедиться - в коробке нет ничего такого, что не получил бы он.
- Я отнесу это сыскарям, - заявил он тут же. - Кто-нибудь еще подобные послания получал?
Журналисты подтвердили. Каждому на домашний адрес пришла такая же посылка. "В типографии они, что ли размножали?" - подумал Мидару.
- Нам не нужны неприятности с гатурами. Мы ведь добропорядочное, престижное издание и желаем таковым оставаться. К тому же, разве есть смысл перепечатывать то, о чем уже раструбила бульварная пресса? - заявил он своим подчиненным. Те, естественно, с ним согласились.
Глава 6
…254 год от прилета гатуров. Данироль. Год спустя. Экспедиция Бартеро Гисари…
За стенами скреблось и мяукало, ныло и жаловалось на жизнь Нечто. Это Нечто у Бартеро язык не поворачивался назвать непогодой. Оно было громадным, живым, полуразумным…
Порой сквозь рваную ткань сновидений, насылаемых духами ледяной земли, инженеру чудилось, будто с каждым размороженным домом город все больше оживает, просыпается. И настанет день, когда будет высвобождено из вековых оков последнее здание. И тогда в мертвых домах снова засветятся окна, послышатся голоса.
Город пугал и притягивал одновременно. С тех пор, как лагерь переместился с ледника в проплавленный котлован на одну из городских площадей, в нем стало тоскливо и неуютно. С каждым днем работ что-то безвозвратно изменялось вокруг. Сам воздух становился другим, незнакомым. Раздражительные из-за полярной ночи, холода и однообразной работы люди и так ссорились по несколько раз в сутки. А когда приходила метель…
Свет ламп в домике управления казался мертвенно-бледным. Так светят, наверно, огни на мачтах обреченных парусных судов в преддверии последней бури. И буря была готова разразиться не только за стенами довольно прочного дома, но и в душе у куратора экспедиции. Когда в долгой полярной тьме часы отсчитали вечер, Бартеро снова почувствовал, что звереет.
На сей раз разбуженная ненависть избрала себе в жертву Эдвараля. "Он делает вид, будто читает, гад! А на самом деле за мной следит! Точно следит, репутацией своей клянусь! - заезженной пластинкой крутилась маниакальная мысль. - Следит, чтобы доложить о каждом шаге гатурам. Старый дурак!"
О чем доложить? О похожести дней? О перечитанных по третьему разу книгах? О тоске по дому, теплу, солнцу, зелени? Глупо. Здесь все в одинаковых условиях. И о гатурах думают в последнюю очередь. Вот только разгоряченное сознание инженера отказывалось это понимать.
Висерн и недавно присоединившийся к экспедиции Эрг молча играли в шахматы. Сегодня они чуть ли не до драки рассорились по какому-то пустяку и до сих пор кипятились, не смотря на внешнее дружелюбие. Их недовольство и затаенная агрессия передавались куратору, в отсутствие других переживаний удесятеряясь, разъедая душу.
Находиться в одной палатке с напарниками не хватало сил. Еще чуть-чуть, и в голову полезут более опасные мысли. Бартеро Гисари оделся и нырнул в непогоду.
Метель залепляла очки. В силуэтах мертвых зданий чудились зловещие кривляющиеся фигуры. В тоскливой песне ветра звучали детские всхлипы. Некстати вспомнилась Тинри. Она вынырнула из омута задремавшей совести костяной фигуркой, затерявшейся в кармане. Странно, он хранил подарок дикарки почти четыре года, перекладывая из куртки в куртку. Маленькая костяная фигурка полярного пса…
- Держи-сь, это тебе от меня, для запоминалки, - прибежала она к нему как-то утром, прогуляв школу. - Сама вырезала-сь. Когда будеша далечо, вспоминай-сь меня. Мне будет-ся теплей и радостней. Я почувствую-сь тебя, обещаю-сь…
Девочки не было на Данироль, Бартеро знал. Он умел чуть больше, чем его люди: безошибочно определял нужное ему направление (но не в случае с Тинри), мог понять - жив ли человек, находящийся далеко от него, или мертв, распознавал и исцелял некоторые недуги… Но здесь, на оледенелой земле, открывалось в нем нечто новое, непонятное, и поэтому беспокоящее. Он превратился в губку царящих здесь эмоций. Оторванный от большой земли, он ощущал их особенно остро. Чаще он улавливал злые чувства, и это выливалось в его отношения с Эдваралем, Висерном и Эргом, на свое несчастье ютившимися с ним под одной крышей. Вот и сейчас завелся на пусто месте, чуть в драку не полез. Как тут местные всю жизнь проживают?
Повертев в руках фигурку, он потянулся к карману - спрятать обратно в тепло. Но неуклюжие перчатки… Эти утыканные мелкими шипами с тыльной стороны кисти перчатки отказались ее держать, выронили в снег. И не смогли нащупать, сколько куратор не разрывал сугроб, сколько не светил фонарем…
"Пропала и пропала. Как и девчонка. Значит, не судьба больше встретиться", - неумело успокоил он себя.
Он зашагал по улице, мимо вымерших домов. Один, хотя сам запретил людям отлучаться в одиночку, после того, как бесследно исчезли четверо рабочих из прошлой группы, дав пищу самым нелепым байкам про оживших мертвецов и ледяных змей.
"Человек, оторванный от цивилизации, начинает одушевлять вещи, - думал Бартеро, вслушиваясь в вой непогоды. - Темное Нечто за обманчиво надежными стенами жадно разевает дышащую морозом пасть. А мы закрываемся от нее мишурой: брелки, фотографии, "счастливые вещи" становятся оберегами, приравнивая нас к аборигенам на побережье. Как та костяная собачка для меня…
