Баркер Клайв - Пятый доминион
- ... что в глубине души уже знаешь.
- Точно.
Услышав это изречение из уст Чики, Миляга посмотрел на него с новым интересом. Неужели это такой распространенный афоризм, что каждый студент знает его наизусть, или Чика понимает значение этих слов? Миляга остановился, и Джекин остановился рядом с ним. На устах у него появилась почти лукавая улыбка. Теперь Миляга превратился в студента, штудирующего текст, роль которого играло лицо Чики. Прочтя его, он убедился в справедливости только что произнесенного афоризма.
- Господи ты Боже мой... - сказал он. - Люциус?
- Да, Маэстро. Это я.
- Люциус! Люциус!
Конечно, годы взяли свое, но не так уж он и изменился. Лицо стоящего перед ним человека уже не принадлежало тому пылкому ученику, которого он отослал с Гамут-стрит двести лет назад, но состарилось оно едва ли на одну десятую этого срока.
- Это просто невероятно, - сказал Миляга.
- А я думал, может, вы поняли, кто я такой, и просто играете со мной в игру.
- Как же я мог узнать тебя?
- Неужели я так изменился? - слегка обескураженно спросил Люциус. - Мне потребовалось двадцать три года, чтобы научиться заклинанию, которое останавливает старение, но я-то думал, что мне удалось удержать последние остатки своей молодости. Небольшая уступка тщеславию. Простите меня.
- Когда ты пришел сюда?
- Кажется, что это было целую жизнь назад, да наверное, так оно и есть. Сначала я странствовал по Доминионам, поступая в ученики то к одному магу, то к другому, но ни один из них меня не удовлетворял. Я сравнивал их с вами, вы же понимаете, и, разумеется, никто этого сравнения не выдерживал.
- Я был паршивым учителем, - сказал Миляга.
- Я бы не сказал. Вы научили меня основам, и я жил, храня их в душе, и процветал. Может быть, и не с точки зрения мира, но тем не менее.
- Единственный урок я тебе дал на лестнице. Помнишь, в ту последнюю ночь?
- Конечно, я помню. Законы обучения, поклонения и страха. Это было чудесно.
- Но их придумал не я, Люциус. Меня научил мистиф, а я просто передал их дальше.
- Так разве не в этом состоит ремесло учителя?
- Мне кажется, великие учителя очищают мудрость, делают ее более тонкой, а не просто повторяют. Я же ничего подобного не делал. Наверное, каждое слово и казалось совершенным именно потому, что я ничего не изменил.
- Стало быть, мой идол был колоссом на глиняных ногах?
- Боюсь, что да.
- А вы думаете, я этого не знал? Я видел, что случилось в Убежище. Я видел, как вы потерпели неудачу, и именно поэтому я и ждал вас здесь.
- Не понимаю.
- Я знал, что вы не смиритесь с поражением. Вы будете выжидать и строить планы, и однажды, пусть даже должна пройти тысяча лет, вы вернетесь, чтобы попытаться снова.
- Как-нибудь я тебе расскажу, как это все произошло на самом деле, и ты подрастеряешь свой пыл.
- Какая разница, как это произошло. Главное - вы здесь, - сказал Люциус. - И моя мечта наконец-то сбывается.
- Какая мечта?
- Работать вместе с вами. Соединиться над Аной, как равный с равным, Маэстро с Маэстро. - Он улыбнулся. - Сегодня великий день, - сказал он. - Еще немного, и я просто умру от счастья. Ага, смотрите, Маэстро! - Он остановился и указал на землю в нескольких ярдах от них. - Вот один из костров Нуллианаков.
Пепел уже развеяло, но среди углей виднелись обрывки одежды. Миляга подошел поближе.
- Люциус, я недостаточно материален, чтобы копаться в этом соре. Ты не окажешь мне эту услугу?
Люциус послушно нагнулся и вытащил из-под углей то, что осталось от нуллианакских одеяний. Это были обгорелые обрывки костюмов, балахонов и плащей самых разнообразных фасонов. Некоторые были украшены тонкой вышивкой по паташокской моде, другие были кусками самой обычной дерюги. Иногда попадались обрывки с медалями - судя по всему, остатки военной формы.
- Похоже, они пришли со всей Имаджики, - сказал Миляга.
- Их вызвали, - сказал Люциус в ответ.
- Логичное предположение.
- Но зачем?
Миляга задумался на мгновение.
- По-моему, Незримый запихнул их в свою печь, Люциус. Он сжег их.
- Стало быть, Он очищает Доминион от скверны?
- Да, именно так. И Нуллианаки знали об этом. Поэтому они и сбросили с себя всю одежду, словно кающиеся грешники, ведь они знали, что идут на свой суд.
- Вот видите, - сказал Люциус, - сколько у вас своей мудрости.
- Когда я уйду, ты сможешь сжечь весь оставшийся мусор?
- Конечно.
- Он хочет, чтобы мы очистили это место.
- Я могу начать прямо сейчас.
- А я вернусь в Пятый Доминион и закончу свои приготовления.
- Убежище все еще стоит?
- Да. Но я буду свершать ритуал не там. Я вернулся на Гамут-стрит.
- Прекрасный был дом.
- Он и сейчас по-своему прекрасен. Я видел тебя там на лестнице всего лишь несколько ночей назад.
- Дух там, а плоть здесь. Что может быть прекраснее?
- Слиться плотью и духом со всем Творением, - ответил Миляга.
- Да, вы правы.
- И это произойдет. Все - Едино, Люциус.
- Я не забыл этот урок.
- Хорошо.
- Но могу я попросить вас кое о чем?
- Да?
- Называйте меня, пожалуйста, Чикой Джекином. Я утратил очарование молодости, так что можно распроститься и с именем.
- Хорошо, Маэстро Джекин.
- Спасибо.
- Увидимся через несколько часов, - сказал Миляга и с этими словами сконцентрировался на своем возвращении.
На этот раз ни сентиментальные воспоминания, ни другие посторонние мысли не сбили его с курса, и со скоростью мысли он полетел назад - над Изорддеррексом, вдоль Постного Пути, над Колыбелью и погруженными во мрак высотами Джокалайлау, - пролетел над холмом Липпер Байак и Паташокой (в ворота которой ему еще предстояло войти) и в конце концов вернулся в Пятый Доминион, в дом на Гамут-стрит.
За окном был день, а в дверях стоял Клем, терпеливо ожидая возвращения Маэстро. Заметив первые признаки жизни на лице Миляги, он тут же заговорил, словно сообщение его не терпело и секундного отлагательства.
- Понедельник вернулся, - сказал он.
Миляга потянулся и зевнул. Шея и поясница побаливали, а мочевой пузырь был готов разорваться, но кишечник, вопреки мрачным предсказаниям Тика Ро, сохранил свое содержимое при себе.
- Хорошо, - сказал он. Поднявшись, он проковылял к каминной полке и, ухватившись за нее, принялся разминать онемевшие ноги. - Он привез камни?
- Да, привез. Но он вернулся один, без Юдит.
- Куда она, черт возьми, подевалась?
- Мне он не говорит. Она просила его передать тебе какое-то послание, и он сказал, что оно предназначается для тебя одного. Позвать его? Он внизу, завтракает.
- Хорошо, пришли его ко мне, пожалуйста. Да, и если можешь, притащи мне чего-нибудь поесть. Только, Бога ради, не сосиски.
