Василий Доконт - Траурный кортеж
Сула заинтересовалась:
— И много их было, глупостей твоих?
— Да уж, хватало. Но папка молодец, выдержал, не поддался, — Огаста расхохоталась. — Да и глупости все — так, детские шалости, ничего серьёзного, — и Огаста быстро-быстро зашептала что-то на ухо Суле. Та тоже рассмеялась, весело и непринуждённо, и назойливые страхи на время покинули девушек. Разве, что собственный смех показался им сейчас неуместным, и обе попытались умерить веселье, зажимая ладошками рты. Девичий смех, он всегда такого свойства, что, начавшись раз, сразу остановлен быть не может. И потому девицы до конца поездки тихенько хихикали в кулачок, и в лазарет роты Водяного вошли, ещё сверкая смешинками в уголках глаз.
4.В роте Водяного раненых было не меньше сотни, среди них — несколько тяжёлых. Измученный Сабах еле держался на ногах от усталости, и встретил гостий неприветливо.
— Почему бы вам не поискать других развлечений? — проворчал он, едва девушки переступили порог лазарета. — Целый день нет покоя от любопытных девиц и престарелых невест: так и шастают туда-сюда, так и шастают…
— Что с вами, маг!? Это же я, Огаста! Мы виделись с вами совсем недавно, когда вы лечили Тахата…
— Тахата? Не знаю, кто это, и знать не хочу. Мальчишка! Неслух! Разгильдяй!
С такой раной оставаться на ногах, когда я говорю, что надо в койку. Кто я — ротный маг-лекарь или деревенский коновал?..
— Вам лучше знать, — прервала излияния мага Сула. — Нас это не касается. - Она напустила на себя высокомерный вид и процедила сквозь зубы:
— Так, где вы говорите, Тахат?
Сабах замолк и, в сердцах махнув неопределённо рукой, занялся следующим раненым.
— Что это с ним, Огаста? Какая муха его укусила?
— А я знаю? И куда же подевался мой ненаглядный капрал?
Девушки обошли все койки в лазарете и, не найдя Тахата, вышли в коридор, где и упёрлись в большой живот сержанта Хобарта.
— О, какие люди, и без охраны!
— А вот и нет: на улице нас ждут стражи…
— Видел-видел, от них и узнал. Нету Тахата в роте, Огаста. В городе он, патрули проверяет. Наш лейтенант плох — воспалилась рана, и Сабаху одному не совладать. Ты же видишь, сколько раненых… Лейтенант приказал основное внимание уделять солдатам.
— А где сам Яктук?
— У себя, без сознания он. Я, Куперс и Тахат разделили между собой его обязанности, вот Тахат и отказался вылёживаться. А Сабах — он за лейтенанта переживает, и каждый поперёк его только злит. Езжайте, девчата, во дворец, не надо вам здесь…
— Вот ещё, никуда я не поеду! — Огаста топнула ножкой, как одна она умела это делать. — Сержант, почему Сабаху никто не помогает? Несколько здоровых лбов вполне могут взять на себя перевязку и промывку ран. Пусть поставят котлы — греть воду. И кто там есть свободный — присылайте их в лазарет. И попрошу не возражать фрейлинам королевы…
Есть, есть ещё особы женского пола, вокруг которых вращается весь мир, и намного быстрее, чем вокруг солнца. Сула с восторгом смотрела, как суетились солдаты роты Водяного, выполняя команды её подруги, и толстый сержант Хобарт носился, чуть ли не больше всех.
Дело у Сабаха сразу пошло быстрее. Огаста, Сула и выделенные Хобартом солдаты помогали магу-лекарю, чем могли: поддерживали, перевязывали, обмывали и снова — перевязывали, обмывали, поддерживали. Огаста даже рискнула, с одобрения Сабаха, зашить портняжной иглой пару чистых, проверенных магом ран. Тому только и оставалось, что приложить руки, давая импульс на излечение.
Возок с охраной отбыл во дворец пустой, и один из стражей увёз Её Величеству записку от Огасты с объяснением причины их с Сулой отсутствия возле королевы. Был упомянут в записке и несчастный, мечущийся в бреду Яктук: девушки не забыли о подруге и слёзно умоляли Магду помочь чем-нибудь жениху Сальвы.
Глухой ночью, когда поток раненых иссяк, обеих девушек увели отдыхать в казарму, где для них выгородили одеялами угол с двумя кроватями. Усталые фрейлины заснули сразу, и их глубокий сон не был потревожен ни одним солдатом, которые на цыпочках уходили и приходили, сменяясь в патрулях и на постах. Неосторожным, кто случайно звякал железом доспехов, Хобарт показывал огромный волосатый кулак, и нарушитель тишины испуганно замирал, прислушиваясь: не разбудил ли?
Под утро приехали Магда с Апсалой, и пока жрица Матушки вместе с Сабахом собирала заново раздробленную кость левой руки Яктука, королева тихо проследовала в выгороженный одеялами угол, и с любовью смотрела на своих фрейлин, спящих в роскошных платьях, перемазанных солдатской кровью. И думала с нежностью о дочери богатого купца и баронской дочери, так легко, без жеманного позёрства, принявших участие в грязной работе по уходу за ранеными.
Вот, думала она, командор Тусон назвал прошлую ночь ночью подвигов. Но ведь и эта ночь — тоже ночь подвигов, потому что Сула с Огастой, не задумываясь, совершили свой подвиг. И вообще, думала она, в Раттанаре началось время подвигов, и подвиги будут совершаться что днём, что ночью, большие и маленькие. Хотя, нет, маленьких подвигов не бывает. Какое бы малое дело не было этим подвигом, подвиг — всегда большой, потому что совершается на пределе человеческих сил или даже сверх возможностей человека.
5.Магда оставалась в роте Водяного недолго — во дворце была назначена встреча с архитекторами и магами-зодчими. Королева думала заказать им строительство погребального комплекса для погибших в ночь мятежа раттанарцев. Денег, собранных на первом зимнем балу, должно было хватить: никогда не имея дел с королевской казной, Магда и сейчас не хотела обращаться к казначею для оплаты строительства. Да и королевский казначей Сурат, с которым у королевы сложились вполне приятельские отношения, наверняка, разделил судьбу Фирсоффа. А кто остался в казначействе вместо него, королева не имела понятия. Мечту о сиротском приюте приходилось отставить, хотя сейчас только приюты и строить: война — главная причина сиротства.
Тот же бальный зал, что и семь дней назад, те же люди, но настроение уже не то. Атмосфера торжественного ожидания, которая предшествует какому-либо важному событию, сменилась ожиданием тревожным, предрекающим дальнейшие неприятности и лишения. Зал был полон следов прежней активной деятельности: до гибели Фирсоффа здесь несколько дней успела поработать группа молодёжи под руководством старого архитектора Наджаффа. Дружно начатый проект сиротского приюта был заброшен всего четыре дня назад, а казалось — прошла вечность.
Королева долго не знала, как начать. Лишь переводила взгляд с одного лица на другое, словно пересчитывала пришедших на её зов. Но и без подсчёта было видно, что сейчас в зале намного меньше людей, чем в прошлую встречу. Это и помогло найти необходимые для вступления слова:
