Джон Макдональд - Искатель. 1992. Выпуск №2
Все, сказал я себе, будет таким же, как раньше. Интересно, почему меня опять начало тошнить? Она будет ублажать меня, и мы будем развлекать друг друга нашими маленькими играми, придумками, словами любви и только нам понятными шутками. Но вот одно маленькое несоответствие- на этот раз я буду знать, что это ничего не значит для нас обоих. Я свесил голову через край платформы, и меня вырвало в пенный зеленый океан.
Когда рвота прекратилась, я спросил себя: сколько прошло времени? По меньшей мере часа два. Я искоса посмотрел на солнце: может, и больше.
Сквозь шум волн до меня донесся неясный звук. Пятнадцатью футами выше плиты на консольных ступеньках стоял мужчина и звал меня. Посмотрев наверх и вопросительно подняв брови, я ткнул себя в грудь. Он сделал странный мексиканский жест приглашения, больше похожий на то, что вас не зовут, а прогоняют.
Я поднялся к нему. Это был большой человек в светлом, хорошо сшитом шелковом пиджаке, в сером галстуке-удавке и шляпе из соломы кокосового ореха с пером, немного походивший на Дона Амече.[7]
— Мистер Кирби Стассен?
— Да.
— Я из полиции. Пойдемте, пожалуйста, со мной.
Он говорил по-английски очень чисто, тщательно подбирая слова. Я пошел за ним по лестнице, думая, что Джон все-таки решил обратиться в полицию.
В гостиной находилось пять человек. Трое слуг выстроились в шеренгу. Позади них виднелся толстый сонный полицейский. Тут же был еще другой большой мексиканец в белом льняном пиджаке. Этот тип немного походил на Ричарда Никсона, только был крупнее. Спокойные ребята с прямым и скептическим взглядом.
Белый Пиджак двинулся ко мне и что-то быстро сказал Розалинде по-испански. Она ответила. И не мог понять, но разговор сопровождался жестами. У меня перед глазами промелькнули Джон Пинелли, объятия его жены, я сам, бегущий на пляж. Белый Пиджак постучал по часам и забросал Розалинду короткими вопросами. Розалинда отвечала с достоинством.
Амече сказал, тщательно подбирая слова:
— Эта женщина говорит, что вы были на пляже, когда все произошло.
— Что произошло?
— Вы не слышали выстрелы?
— Я ничего не слышал! Что случилось?
— Пойдемте с нами, пожалуйста, — сказал Амече. — Пожалуйста, не наступите в кровь, мистер Стассен.
Я и не собирался наступать в кровь. В комнате стоял запах пороха, как будто после фейерверка в День Независимости. Запах крови и резкая вонь от рвоты вызывали тошноту. Джон Пинелли лежал лицом вниз в футе от кровати, на которой мы с его женой занимались любовью. Вокруг него разлилось море крови. Вставная челюсть валялась в трех футах от его головы, словно маленький кораблик, плывущий через это море.
Мне будто засунули в рот кляп. Я начал искать глазами Кэти, но не мог найти ее.
Амече показал револьвер. Я не видел, откуда он его вытащил. Он держал оружие за желтый карандаш, вставленный в дуло. Это была зверская штука, кольт 45-го калибра с ореховой ручкой. Амече держал револьвер так, чтобы я мог прочитать, что написано на серебряных пластинах, вделанных в ручку, сначала с одной стороны, затем с другой.
На одной стороне я увидел: «Джон Пинелли, самый быстрый стрелок».
На другой: «От Вэйда, Жанны и Сонни. Этот револьвер снимался в «Бокс Каньоне».
Я вспомнил этот фильм, который вышел несколько лет назад, хороший вестерн. Я и не знал, что Пинелли как-то связан с ним.
— Вам знаком этот револьвер? — спросил Амече.
— Я его раньше не видел.
Он положил его на кровать и вытащил карандаш.
— Я расскажу вам, что случилось, мистер Стассен.
Обойдя лужу крови, Амече подошел к стене. Полицейский показал на четыре находящиеся на большом расстоянии друг от друга царапины в штукатурке, каждая примерно на высоте четырех футов от пола.
— Он стоял примерно там, где сейчас находится мой коллега, и четыре раза выстрелил в женщину. Она металась по комнате и кричала. Одна пуля ранила ее в руку, сюда, — он коснулся своей левой руки, чуть ниже плеча. — Эта лужа крови из первой, не очень серьезной раны. Затем она, не переставая кричать, очевидно, решила спрятаться под кроватью. Он нагнулся, полез за ней, приставил дуло к телу, здесь — он прижал палец к верху плеча, рядом с шеей. — Пуля пронзила ее насквозь. Силой выстрела ее наполовину выбросило из-под кровати. Он встал, обошел кровать, перевернул ее на спину и выстрелил еще раз, в живот. Потом вытащил ее полностью из-под кровати, вероятно, чтобы убедиться, что она мертва. Револьвер был пуст. Он подошел к тому комоду и достал еще один патрон. Встал чтобы еще раз ее увидеть, и выстрелил себе в горло.
По мере того как полицейский объяснял случившееся, я все больше и больше думал о том, чего я еще не видел и чего не хотел видеть… В Кэти оказалось много крови. Маленькая, серая, сморщенная, голая, она лежала на кафельном полу. Ее волосы перестали блестеть, щеки запали, глаза вышли из орбит, изо рта торчали маленькие зубы, груди почти исчезли. Передо мной лежала старуха.
Я пятился до тех пор, пока она не исчезла из поля зрения. Из другой части дома доносились голоса. Прибыли еще полицейские. Белый Пиджак поспешно вышел из комнаты.
— Их вид не доставляет вам удовольствия? — спросил Амече.
— Давайте выйдем на террасу.
Я был рад уйти из комнаты, из этого зловония смерти. На террасе я наконец передохнул.
Сев на металлический столик, полицейский вытащил пачку «Кента» и предложил мне сигарету. Он проницательно посмотрел на меня.
— Они наняли вас?
— Привезти их сюда.
— Но это было несколько месяцев назад. Вы до сих пор работаете на них?
— Всего лишь… мелкие поручения. Немного вожу машину. Они мне не платили. Можно сказать, я был гостем.
— Конечно, гость. И выполняли… специальные желания хозяйки, да?
— Разве это запрещено?
— Нет, конечно, нет. Но глупая беззаботность может быть представлена противозаконной. Вас поймали?
— Да.
— Итак, мы имеем убийство и самоубийство. А сейчас я вам кое-что расскажу о жизни, мистер Стассен. Это курорт. Мы любим… слухи об интригах, но не грязное насилие и скандалы. У мистера Пинелли было плохое здоровье, он находился в подавленном состоянии. Так что вы не виноваты.
— Значит, я ни при чем?
— Ваши вещи уложат. Через десять минут вы покинете этот дом. На первом же самолете улетите из Акапулько. Я не могу, конечно, настаивать, но было бы разумно с вашей стороны покинуть и Мексику. Идите, одевайтесь и уезжайте.
Я посмотрел на него, пожал плечами и отвернулся. После того как я прошел с десяток футов, он сказал:
