Ричард Бах - Хорёк-писатель в поисках музы
Обзор книги Ричард Бах - Хорёк-писатель в поисках музы
Ричард Бах
Хорек-писатель в поисках музы
ХОРЕК И ЗВЕЗДЫ
В НАЧАЛЕ все хорьки собрались вместе, и каждый принял свой дар от звезд — дар, который должен был сделать их счастливыми. Одним были дарованы стремительность и сила, другим — таланты первопроходцев, изобретателей и творцов.
И только одному хорьку не досталось ничего. Он стоял один-одинешенек и чувствовал, как звездный свет струится на него, но не замечал в себе никаких перемен.
Тогда он доверчиво потянулся носом к звездам и спросил, как же ему найти свой путь, — ибо он любил звездный свет и знал, что путь его судьбы уже открылся, хоть и незримо для глаз.
«Твой дар — в твоем сердце, — шепнули звезды в ответ. — Сила твоя — в том, чтобы являть миру видения и образы всех прочих зверей, всевозможных прошлых времен и времен грядущих, и всего, что могло бы случиться, и всякого «почему бы и нет». Волшебный дар твой — сочинять предания и сказки, что протянутся мостом сквозь все времена и взволнуют души еще не рожденных щенят».
И хорек преисполнился радостью, внимая этим словам, ибо были они правдивы. И обратился он внутрь себя и нашел там всяких зверей и приключения, которые заставили его смеяться и плакать и многому его научили. И стал он записывать свои сказки, чтобы разделить их с другими, и везде, куда бы ни пришел он, его привечали и чтили до конца его дней и в грядущие века.
Щедро даруя свои видения и сказки, дабы стали они друзьями не нам одним, но и тем, кому откроются, мы возвышаем духом не только самих себя, но и весь мир со всеми его будущими временами.
Хорек Антоний, Притчи
Глава 1
Хорек Баджирон задернул шторы, выключил настенную лампу и набросил себе на шею белый шелковый шарф. Его Мансарда погрузилась в полумрак.
«Что же тут не так? — размышлял он. — Может, вся беда в самом ритуале?»
Пора за дело. Он напрягся и подобрался, ушки его зашевелились, то становясь торчком, то опадая, словно под тяжестью низкого скошенного потолка. Он снял пишущую машинку со стола и поставил ее на пол. Достал из стенного шкафа большую зеленую промокашку, ларчик красного дерева и старинную керосиновую лампу. Ларчик он бережно установил на дальнем конце стола, промокательную бумагу расстелил у переднего края, стык в стык с обрезом столешницы, а лампу разместил рядом с промокашкой.
Он был красавец-хорек: золотистая шерстка, постепенно темнеющая к кончику хвоста, чернильно-черному. Резко очерченная вокруг глаз-угольков перевернутая буква «М» — другие звери находили ее неотразимой.
«Если вся беда — в моем ритуале, — думал он, — то что же делать? Может, он работает только потому, что я в него верю? А что будет, если я перестану верить?»
Хорек-писатель чиркнул спичкой и поднес огонек к фитилю. Лампа зажигалась только по таким случаям, и никогда больше. Разгорелось и выровнялось пламя цвета старинного медного ключа; на блестящем серебре заиграли нежные блики.
Он приставил стул к столу — точь-в-точь как положено — и сел. Все должно быть точно таким же, как в тот день, когда он написал первую фразу. Именно так все и было.
Он выдвинул ящичек стола, извлек крохотную чернильницу с фиолетовыми чернилами и поставил ее на стол — на то самое место. Он вынул пробку, аккуратно положил ее рядом с чернильницей и задвинул ящичек.
Из второго ящичка он достал гусиное перо с чистым, остро заточенным кончиком. Перо он аккуратно уложил справа от чернильницы и пробки.
Вот и все. Он удовлетворенно кивнул. Все в порядке — если не обращать внимания на этот ужас, с каждым мгновением растущий в его душе.
Он потер ларчик ребром лапы, наводя лоск на драгоценную древесину, и медленно откинул крышку. Коснулся своей едва начатой рукописи, и сердце его на мгновение встрепенулось.
ХОРЕК БАДЖИРОН
ТАМ, ГДЕ СТУПИЛА ЛАПА ХОРЬКА
Баджирон помнил все наизусть, слово в слово. И все же он еще раз взял свою книгу и перечел:
«Граф Урбен де Ротскит стоял на задних лапках на башне своего замка у самого края и смотрел, как розовоусая заря приподнимает кончиком носа темный полог ночи. Как печально!
И вот...»
На этом рукопись обрывалась.
Автор ее вздохнул. Он снова втянулся в процесс творения.
«Да, напряжение создается замечательно», — подумал он. И все-таки что-то неладно с этим романом, от которого всему миру хоречьей литературы предстояло встать на дыбы.
Что «печально»? Печально ли было графу Урбену — что и подразумевал писатель? Или достойно сожаления уже само то, что он стоял на башне своего замка, — чего писатель в виду вовсе не имел?
Стоило ли писать «стоял на задних лапах»? В конце концов, на чем же еще было стоять его герою?
Не таится ли в словах «у самого края» намек на то, что Ротскит, может быть, собирается прыгнуть вниз? Ну уж нет! Его граф — не самоубийца.
Образ «розовоусой зари» казался таким свежим в тот миг, когда он запечатлел его на бумаге! А «темный полог ночи» ему просто нравился. Это было хорошо.
Баджирон обмакнул кончик пера в чернила и поднес его к бумаге. Настало время закончить фразу.
Он снова вздохнул в ожидании удивительного приключения, которое должно последовать за таким хорошим началом — «и вот...».
Вывел на бумаге: «заря...» — и остановился. Он и не представлял, каким окажется следующее слово.
Тишина обвивала его, медленно сжимаясь кольцами тропического удава.
Глава 2
В нагорьях Монтаны воздух холодный и разреженный. Кругом одни плато и холмы, да порою ручеек жидкого алмаза прорежет невысокий утес, весь в серебристо-зеленых облаках цветущих тополей и ольховых деревьев.
Полтора десятка домиков, именовавшихся в своей совокупности горным курортом «Радужная овца» и учебным центром «Хорьскаут» Хорька Монти, затерялись среди бескрайних пастбищ, лесов и гор, выжженных пустынь и нежданно глубоких озер, в дикой глуши, тянущейся во все стороны на миллионы и миллионы лап.
— Хоп! Хоп! Ийя-я-я!
Это был его первый день в учебном центре, и на шее его красовался туго повязанный новый красный платок. Юный хорьскаут Хорек Баджирон приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть поверх средней перекладины загона, и от того, что он увидел там, глаза его стали как блюдечки.
— А ну давай! Хоп! Хоп!
Там, в загоне, восседал верхом на высоком карликовом жеребце дородный хорек. Он-то и кричал почем зря. А скакун его бил копытом и фыркал прямо перед носом у мохнатой радужной овцы — всего-то лапах в десяти.
И весь загон был полон таких же пушистых существ, чистомастных, без единого пятнышка примеси. Вишневые и мятные, лимонные и сливовые... И, вместо того чтобы броситься врассыпную, радужные овцы стояли себе как ни в чем не бывало и рассматривали новоприбывших юных хорьскаутов с любопытством. А один ягненок, синий, как небо в сумерки, зевал во весь рот.
Хорек Монти — Тот, Который Умел Говорить с Овцами, — подъехал к загону и посмотрел сверху вниз на десятерых новичков, выстроившихся у ограды.
— Как видите, орать толку мало, — заметил он, всем своим видом являя полную невозмутимость. — Так от них ничего не добьешься. Они здесь — такие же гости, как и вы. Только с ними у нас контракт на лучшую в мире шерсть, вот и вся разница.
Он приподнял свою широкополую хорьскаутскую шляпу и зачесал назад упрямый клок шерсти, свисавший на лоб.
Конечно, это все клонированные животные, и родились они в лаборатории. Но это ничего не меняет. У каждой овцы — свой характер. Каждая из них — личность. Все они горды, вольны и прекрасны. И здесь, на лоне природы, им хорошо.
Только одного им не хватает, — добавил он, водружая шляпу на место. — Навыков выживания под открытым небом. Они плохо ориентируются на местности — куда хуже, чем я и вы. Они могут задуматься и забрести куда попало. Иногда они забывают поесть. Вот для чего вы здесь. Вы станете их поводырями — на этот сезон.
Не успел он умолкнуть, как овцы разом повернулись и потрусили к ограде, как будто знали наперед, что последует за этой речью.
— Я так думаю, вы захватили для них из спального корпуса кой-какое угощение. Ну что ж... Попробуйте покормить их. И смотрите внимательно, как они себя поведут...
Баджирон сбросил рюкзак на землю, опустился на колени и, порывшись в вещах, отыскал припасенные заранее сенные шарики размером с головку брокколи — трава люцерны, прессованная в соевом масле. Овцы благовоспитанно взяли зубами по одному шарику, неторопливо сжевали и потянулись за добавкой.
