Ладомир Гарт - Клинок Сариолы
— Ох, чувствую, дело идёт не к добру. Гилдериан не из тех людей, которые прощают обиды.
Эвальд запер двери, и друзья тотчас заснули, растянувшись на роскошных кроватях, так как сильно устали в дороге.
Вечером мрачным предчувствиям мэтра суждено было сбыться. В дверь настойчиво постучали. Это был тот же самый стражник, который провожал утром принца во внутренние покои дворца.
— Господин принц, император немедленно требует вас к себе. Я провожу вас.
Эвальд последовал за стражником.
— Будьте готовы, господин принц, — предупредил стражник, — его величество в гневе.
— Я догадываюсь, — произнёс принц.
Гилдериан ждал их в зале аудиенций. Его лицо выражало крайнее раздражение. Эвальд подошёл ближе и поклонился.
— Я недоволен вами, принц. Я очень вами недоволен! — сказал император.
— Вы о нашей размолвке в Хрустальной башне? Согласен, я сказал резкость, но ведь вы сами спровоцировали меня! Давайте же простим друг друга, как будто ничего этого не было.
— Я не только об этом. Ко мне поступили подробные сведения о произошедшем в Локкарде. Выяснилось, что вы, угрожая смертью Гольму, заставили его выдать всем желающим разрешение для въезда в Империю! Какое право имели вы угрожать моему наместнику и отдавать ему указания?
— Я не угрожал ему смертью. Гольм должен был умереть по древним правилам хольмганга, поединок затеял не я, а сам Гольм. Я лишь простил его, избавив от необходимости уйти из жизни, и предложил ему загладить его ошибку перед людьми, над которыми он откровенно издевался, пользуясь своим высоким положением.
— Но среди этого сброда, который хлынул в тот день на землю Империи, могли оказаться вражеские шпионы и лазутчики! Разве вы не знаете, что враги мечтают разорвать на части мою державу! И вы, принц, им в этом способствуете!
— Там не было лазутчиков, Ваше величество. Ставя себя на место шпиона, я бы предположил, что легче проникнуть на землю Империи в обход пограничного пункта, а не ждать, пока наместник поссорится с проезжающим принцем.
— Ну, а дальнейшие ваши действия? Они тоже не были проникнуты дружественностью к Империи! Мне сообщили, что вы сверхъестественным образом разгромили войско варваров на севере под Коппервудом.
— Что же в этом плохого и недружественного? Варвары — враги Империи.
— А то в этом плохо, что правители и народ Коппервуда готовы были обратиться ко мне с прошением о защите и покровительстве и о приёме в состав Империи, если бы не этот ваш необдуманный поступок! Коппервуд мог бы стать хорошим форпостом Империи на севере!
— Боюсь, Ваше величество, что вашим войскам некого было бы спасать. Имперское войско могло успеть подойти к Коппервуду только через неделю, когда варвары уже разгромили бы Коппервуд и перебили его жителей.
— Ну и что? Мы бы заново его отстроили, населили поселенцами. Что значит жизнь горстки людей перед благом державы? Вам, принц, как будущему правителю, надо было мыслить в государственных масштабах!
— Благо державы — это добро для её подданных. Какое бы благо испытали эти люди, войдя в состав Империи и погибнув оттого, что вы не смогли их защитить? — произнёс принц, — к тому же рыцарский долг запрещал мне оставлять в беде людей, просящих меня о помощи.
— Рыцарский долг! Прежде всего, вы политик, а политика — это не всегда долг, правда и справедливость!
— В таком случае понимаю, что разочаровал вас, потому что этих принципов я всегда придерживаюсь в своих поступках.
Император повернулся спиной к Эвальду. Это было признаком крайней немилости.
— Вы, принц, объявляетесь нежелательной персоной, и вам надлежит покинуть Империю. Впрочем, — император обернулся, — дозволяю вам остаться во дворце до утра, чтобы меня не упрекнули в негостеприимстве.
Принц с поклоном удалился.
— Нас выгнали, — сообщил он Эмилиусу, который с тревогой ожидал его возвращения, — но позволили остаться до утра.
— Жаль, — вздохнул мэтр, — как бы хотелось подольше побыть среди всего этого великолепия!
— А я рад, что мы уходим, — сказал Эвальд, — здесь всё дышит какой — то недоброжелательностью.
За окнами опустился вечер. Слуги зажгли свечи и принесли роскошный ужин на золотых инкрустированных подносах. Друзья уселись к трапезе за полированным малахитовым столом.
— Жареный поросёнок, фрукты, вино столетней выдержки! — с наслаждением произнёс мэтр.
— Да, этот ужин достоин владыки, — согласился принц. Он протянул руку к графину с вином, и тотчас отдёрнул её, так сильное чувство опасности кольнуло Эвальда изнутри. Принц с ужасом заметил, что Эмилиус уже подносит бокал к губам. Он мгновенно выхватил бокал из руки мэтра и бросил на пол. Вино расплескалось по полированному мрамору. Мэтр растерянно посмотрел на принца.
— Я делаю что-то не так, господин?
— Конечно, не так. Ты хотел убить себя этим вином!
— Яд? Гилдериан хотел умертвить нас прямо здесь, в своём дворце? Ведь это могло бы стать поводом к войне!
— Это яд замедленного действия. Мы умерли бы завтра, когда были уже далеко от Ренегсберга, и никто не смог бы доказать, что мы умерли от яда, а не от болезни или враждебной магии. К тому же, идея отправить нас на тот свет могла исходить вовсе не от императора, а от Гилморга, или того же Гольма, который захотел отомстить мне за его унижение в Локкарде.
Принц отломил кусочек мяса и поднёс его ко рту, прислушиваясь к ощущениям. Нет, чувства опасности не было. Похоже, что отравленным было только вино.
Друзья доели ужин и собирались уже ложиться спать, как вдруг в дверь тихо постучали. Эвальд открыл двери. На пороге стояла пышно одетая придворная дама в шляпе с опущенной вуалью. Она тревожно оглянулась по сторонам и быстро прошла внутрь покоев принца.
— Я должна сказать вам нечто важное, господин принц, — сказала она, откинув вуаль, — Вы в опасности. Я случайно узнала, что император приказал сегодня ночью тайно схватить и убить вас. Вы должны срочно покинуть дворец.
— Хм, — пробормотал принц, — неужели он решится на это? И его не испугает угроза войны?
— В последние месяцы с его величеством творится что-то непонятное, — сказала дама, — Он стал подозрителен и вспыльчив. Его часто посещают вспышки непонятной ярости. Мы все живём, как на вулкане, не зная, что сулит нам завтрашний день. Гилдериан может утром наградить человека, а вечером приказать казнить его.
— Но кто вы, и почему помогаете мне? — спросил Эвальд, — Ведь вы подвергаете себя большому риску!
— Я — Робертина Лоренс, урождённая Вейс, фрейлина императрицы. Мой дядюшка, Джон Вейс, назначен локкардским наместником взамен Гольма. Мои родители рано умерли, и он заботился обо мне, как родной отец. Его стараниями я оказалась при дворе. Он занимал мелкую должность в одной из провинций Империи, и Локкард — это его первое солидное назначение. Он был так рад, получив его! Если начнётся война с Сариолой и западными землями, первый, кто пострадает от этого, это мой дядюшка.