Илья Одинец - Младший вовсе был дурак
Молодой человек между тем повернулся лицом к костру и, обращаясь к Ленке, спросил:
— Видишь ту яркую звезду? Это Альдендерия — богиня красоты и женского начала. Мне кажется, она похожа на тебя. По крайней мере, у неё точно такие же глаза.
Ленка не ответила. Она не спала — я видел, что девушка лежит с открытыми глазами — но не ответила. И правильно сделала.
Я посмотрел в небо, усыпанное яркими сочными серебряными вишнями, и вздохнул. Не знаю как там у местной богини, но у Ленки действительно точно такие же глаза. Как звёзды. Особенно в темноте.
Костёр горел неярко, я подбрасывал в огонь хворост, но понимал, что на всю ночь дров не хватит, придётся пошарить в ближайших кустах. Не хочется сидеть посреди леса в абсолютной темноте и оглядываться на каждый шорох.
Лас заснул, я слышал, как он посапывает, и позавидовал ему. Вот ведь человек — ничего не боится. Может спокойно уснуть в чужом мире в компании незнакомцев… Я так не могу. Я поднялся и направился к ближайшим кустам.
— Тоже что ли размяться, — донёсся до меня знакомый голос.
Я обернулся и замер. Над костром висел призрак полуобнажённого мужчины. Ноги его по колено находились в огне, сквозь грудь пролетали искры, но ни то, ни другое не доставляло духу неудобств. Он зевнул и двинулся прямо на меня.
— Не узнал что ли? — спросил призрак. — Это я, Цимлянский. Мы встречались в Бюро.
Точно. Мог бы и сам сообразить — не так уж и много у меня знакомых призраков.
— Откуда ты здесь?
— Здрасьте-пожалуйста. А кто, по-твоему, коня говорить заставляет?
— Ты — конь?
— Сам ты конь. Педальный. Я призрак, временно привязанный к телу несчастного животного, которое вынуждено терпеть в своей голове присутствие постороннего духа. Знаешь, как бедняге страшно? Ему ведь не объяснишь, зачем нужно, чтобы его рот периодически издавал странные звуки, называемые человеческой речью.
— Тебя послало Бюро?
— Само собой, — Цимлянский потянулся и сделал в воздухе кувырок, отчего его подштанники задрались, обнажив волосатые полупрозрачные голени. — Без Бюро эта операция обречена на провал. Я в Отделе сопровождения числюсь, потому как очень удобно устроен — могу вселиться в любое живое существо независимо от размеров. Вот и появляются у фантастов говорящие кони, собаки и драконы. А ты куда пошёл? Отлить?
— За хворостом.
— Насчёт этого не волнуйся.
Призрак ракетой взмыл к небу, развернулся и ринулся к земле. Затормозить дух не успел, и распластался по траве тонкой белёсой лужицей.
— Сейчас вернусь.
Лужица собралась в ручеёк и потекла к деревьям. Я проводил призрака взглядом и вернулся к костру.
— За хворостом ушёл? — сонно спросила Ленка.
— Да. Спи, я за тебя подежурю.
— Даже не думай, пусть Цимлянский дежурит, ему сон не нужен. Завтра трудный день.
— И что в нём трудного?
— Увидишь.
Лаврентьева перевернулась на другой бок и заснула. Цимлянский вернулся минут через двадцать.
— Теперь иди за хворостом, — произнёс он. — Я подсветил дорогу и нужные ветки, больше ничем помочь не могу.
— Спасибо.
Я направился в лес по светящейся белой дорожке и вернулся с целой охапкой хвороста, каждая веточка в которой была окутана волшебной молочной плёнкой.
— Кидай всё в костёр, — подсказал Цимлянский. — В течение ночи постепенно буду снимать с них заклятье, и огонь не потухнет.
— Разбуди меня пораньше, — попросил я.
— Договорились, — дух подлетел к лошади и тонкой струйкой влился в её голову, — на случай, если Лас проснётся.
Я вытянулся около костра и закрыл глаза. Не знаю, что там Ленка имеет против призрака, но по-моему, он славный малый.
О, если бы я знал, как ошибся!
Глава 11.
Тяжело в учении, легко в бою
Мне снилось, будто я тону, меня несёт огромная живая река, стискивает грудь сильными голубыми полупрозрачными руками, пытается затащить на дно. Периодически я погружался под воду, с трудом выныривал, отфыркивался и едва не задыхался. Силы иссякали, я не видел ничего, кроме воды и неба, которые смешались в странном смертельном коктейле. Я жаждал воздуха, но вдыхал жидкость.
Я закашлялся и чуть не захлебнулся по настоящему — с неба на меня обрушилось целое ведро воды. Я вскочил, отфыркиваясь и оглядываясь, пытаясь сообразить, что случилось. Никаких вёдер над головой не висело, однако с меня текло, будто я действительно тонул.
— Ты просил разбудить пораньше, — произнёс Цимлянский устами коня. — Вот я и разбудил, совместив процесс с утренним душем.
— Зачем ты это сделал? И как?
— Я не могу воздействовать на объекты материального мира физически, но магия всё меняет. Тут неподалёку ручей, хочешь, подсвечу тебе дорожку?
— Сам найду.
Выходит, Ленка была права, и от духа стоит ждать только неприятностей. Я направился к лесу. Нужно привести себя в порядок и вымыться, раз уж тут есть ручей. Призрак угодливо начертил в воздухе дымчатую полосу, указывающую верное направление, но теперь его предусмотрительность выглядела как издевательство.
Ручей оказался широким и достаточно глубоким, я снял мокрую одежду и погрузился в прохладную воду. Жаль, здесь нет ничего, хоть отдалённо напоминающего мыло, но и просто смыть с себя дорожную пыль уже приятно. Штаны и рубаху я прополоскал и развесил на ближайших кустах, надеясь, что они подсохнут быстрее, чем проснутся мои спутники, а сам лёг на траву. Несмотря на раннее утро, было тепло и душно, и я с удовольствием подставил лицо лучам восходящего солнца.
Приблизительно через час я понял бесполезность ожидания, с рубашки всё ещё капало, а вернуться в лагерь голым я не мог. Кажется, пришло время попробовать свои силы в магии, не одному же Ласу пускать в небо огненных змей.
Я сел и уставился на рубаху. Начнём с неё. Если я перестараюсь, и вместо того, чтобы высушить её, испепелю, у меня останутся хотя бы штаны.
Закрывать глаза не стал, вместо этого сосредоточился на правой ладони, забирая тепло от солнца. Пальцы начало покалывать. Пора.
Я протянул руку к рубахе и расслабился, выпуская из себя собранную энергию. Рубаха не загорелась, она даже не нагрелась — из моей ладони вырвался слабый тёплый ветер, даже фен греет лучше.
Идея!
Я подошёл к кусту с одеждой и начал осторожно обдувать одежду тёплым воздухом, постепенно поднимая температуру. Минут через пятнадцать мои усилия были вознаграждены: со штанов больше не капало, и, хотя до конца они не высохли, я надел их, забрал всё ещё влажную рубаху и пошёл в лагерь.
