Ника Созонова - Nevermore, или Мета-драматургия
БЬЮТИ: Я раньше такую теорию строил: почему суицид так сильно распространен среди девственников? Они еще не знают, ради чего стоит жить. А потом понял, что это глупо.
ЭСТЕР: Нельзя жить без смысла, бездарно, без цели, а без секса — просто жить сложнее, вот и все. Мне так кажется.
ЕДРИТ-ТВОЮ (ему около тридцати, длинноволосый, нечто среднее между панком и хиппи): Скоро Боженька просечет, что мы сексом злоупотребляем, и лишит нас столь приятной функции. И будем мы размножаться делением и почкованием.
КАТЁНОК (девочка лет пятнадцати, наивное и милое лицо): Секс и ему подобные животные радости — для 'жизнелюбов'! Не для нас…
КРАЙ: Секс есть, а смысла жизни все равно нет!!!
Входит Бэт. Усмехаясь, ждет, пока все выскажутся.
БЭТ: У меня восхищение подобными радостями почему-то проходит через пять секунд после завершения самого процесса. Неправильно я поломанный какой-то, наверное…
Бэт находит глазами Айви, улыбается ей и кивает. Все расходятся, оставив их на сцене вдвоем.
БЭТ: Привет…
АЙВИ: И тебе тоже.
БЭТ: Как тебе дискуссия насчет секса?
АЙВИ: Морфиус как-то на эту тему хорошо выдал: "Не забывайте все-таки, для чего это было придумано Господом Богом. Если б у спермы спросили, зачем она покинула свое хранилище, она бы ответила одно: 'Ребята, как пройти к яйцеклетке?'"
БЭТ (с хохотком): Да, неплохо. Респект! Может, перенесем эту животрепещущую тему в физическую реальность?
АЙВИ: Это как?
БЭТ: Приезжай! Будем проверять опытным путем, стоит ли жить ради секса.
АЙВИ: Но ты же только что высказался, что восхищение от подобных занятий у тебя минимально?..
БЭТ: Сражен вашим замечанием, бьющим прямо-таки не в бровь, а во все наличествующие глаза. Впрочем, легко парирую: так это ж с другими!
АЙВИ: Откуда ты знаешь, как будет со мной?
БЭТ: Знаю. Ты необыкновенная.
АЙВИ: Сдается мне, ты тоже.
БЭТ: А як же! Я — садо-мазохист. Бисексуал. Фетишист. Гот. Неофил-сатанист… Ничего не забыл, кажется?
АЙВИ: Супер! Я просто тащусь от тебя, аки удав по стекловате… А я зоофилка.
БЭТ: Как это мило. Кошечки и собачки?
АЙВИ: Обижаете. Большие кошки. Леопарды и снежные барсы.
БЭТ: Ого! В зоопарке подрабатываешь?
АЙВИ: В цирке. Дрессировщицей.
БЭТ: А меня — слабо укротить? Ну, пожалуйста!
АЙВИ: Это не ко мне. Это к тем, кто работает с кенгуру. Или с кроликами.
БЭТ: Унизить желаете? 'Отворачивается, чтобы скрыть набежавшую слезу, и шмыгает носом…' А я вот подумал-подумал, и не обиделся!
АЙВИ: И правильно. Я просто показываю, что у меня есть зубы.
БЭТ: В придачу к глазам, губам, волосам, бедрам, ляжкам… и прочим восхитительным частям тела? 'Покусывая пересохшие от волнения губы'. Не девушка, а мечта!..
АЙВИ: Ну, я вообще польщена и вся раскраснелась…
БЭТ: Жаль, что я не вижу. Рискуя быть жестоко побитым деревянными подошвами передних ног, предположу, в свою очередь, что никакая ты не дрессировщица. А… курьер.
АЙВИ: Лаборантка. Но этим летом буду поступать в вуз, на психолога. Специализация — суицидология.
БЭТ: Снимаю шляпку! Так могу я надеяться, что ты примчишься сюда и спасешь меня от одиночества?
АЙВИ: Одиночество? Морена, по-моему, очень милая. И очень неровно к тебе дышит.
БЭТ: Ох, лучше б дышала поровнее! Тяжко, знаешь ли, пребывать непрерывно в окружении обожающих и молящих очей.
АЙВИ: Непрерывно?
БЭТ: Да нет, конечно, я утрирую. Встречаемся — изредка. Как и с Эстер, и с Даксаном. Та памятная встреча сдружила, как ни странно. Сформировала ядро питерской су-тусовки.
АЙВИ: Значит, только друзья? Не больше?
В продолжение разговора они приближаются друг к другу. Теперь стоят вплотную. Айви протягивает руку, отводит с его лица длинную прядь волос.
БЭТ: Приезжай!
АЙВИ: Я постараюсь взять на работе три дня за свой счет.
БЭТ: Уж постарайся. Отпросись у своих барсов и ягуаров. Пардон! — у своих пробирок и колбочек.
Гладят друг другу лица. Шепчутся все тише и тише.
Глава 6
МОРЕНА Шесть и две
Из дневника:
'…Еду в метро. Не помню откуда, не знаю куда. В ушах стук вагонов. Почему я не могу поделиться своей болью с окружающими? Если каждому дать по капле, они бы и не заметили, а мне стало бы легче. Каплю — женщине в стоптанных туфлях с усталым и стертым лицом; каплю — перекисной блондинке с неаккуратными, темными у корней волосами и хищным носиком; пару капель — уверенному с виду мужчине с пивным животом и трехдневной щетиной… Все люди как люди. Все люди как люди. Куда-то едут, о чем-то думают. Одна я ничто, плевок мироздания, который так легко не заметить в сутолоке, размазать по земле.
Да еще эта любовь, которая тяжкой ношей давит на плечи. И почему других это чувство окрыляет, а меня — пригибает к земле?..
Да еще эти мысли… Мои мысли — веревки, стягивающие руки в запястьях, опутывающие гортань, а вовсе не крылья, помогающие воспарить. Отчего так? Ни сердце, ни разум не помогают мне. И сердце, и разум — мои враги. Где я? Кто я?..
……………………………………………………
Смерть подобна гримасе. Когда она приходит в нужный момент — это усталая ласковая улыбка. Но когда умираешь неправильно и не вовремя, она жутко изгибает рот и выпячивает глаза…'
'Усыновление' состоялось. Но отношения моей экстравагантной Таис и Бэта мало походили на родственные: слишком взрывными были оба, качающимися из одной крайности в другую. И не похожими ни на кого на свете. Оба были остры на язык, и при этом ранимы и самолюбивы, потому периоды исповедальных бесед сменялись отточенными словесными стрелами в 'жж' и письмах и швырянием телефонных трубок.
Надо сказать, своей просьбой 'усыновить' Бэт попал в самую точку, в солнечное сплетение. Даже если б он имел счастье предварительно хорошо узнать Таисию, вряд ли смог сделать более меткий выстрел.
Она всегда хотела только одного ребенка и только девочку. Так и вышло. Но вымечтанная девочка покинула ее — заодно с жизнью. Правда, оставив взамен другую особь женского пола — меня. Ни первая, ни вторая девочки не принесли Таис желаемого отдохновения или счастья. Что касается мамы — говорить излишне. А я… Будучи с рождения нелегким ребенком, я трепала ей нервы всегда, но по-настоящему развернулась с приходом пресловутого переходного возраста: уходы из дома, 'не те' мальчики, курение, посланная на три буквы школа. Вот тогда-то Таисия горячо пожалела о преизбытке 'иньской' субстанции в своей жизни.
Фрейд никогда не числился в ее авторитетах. Его теорию Таис называла тошнотной и уверяла, что он темный вестник, опустивший общественное сознание на много десятилетий 'ниже пояса'. Тем не менее, она отчего-то уверилась, что мальчик любил бы ее больше и, соответственно, мучал меньше. Он тоже в свои пятнацдать-семнадцать сваливал бы из дома, ночевал где придется? Да, но непременно звонил бы, предупреждая, что жив и здоров. Он тоже не стал бы слишком долго носиться с невинностью? Да ради бога! Для мальчика это не так катастрофично.
