В Бирюк - Обязалово
Состояние — «стоячая маринованная сельдь» столь непривычно, пугающе для посадского или сельского жителя, что, сколько можно — шеренги не прижимаются друг к другу, держат дистанцию. Плотная масса конницы могла бы их пробить.
Но степняки ещё более не любят сомкнутого построения. Скачка галопом в толпе… Основной шаблон для похоронки на степняка: затоптан насмерть конями боевых товарищей.
Гюго подробно описывает гибель французских кирасир в битве при Ватерлоо.
Две кирасирские дивизии влетели в выемку, по которой проходила местная дорога. Дальше на английские пехотные каре в атаку поскакали только те, кому повезло не стать «наполнителем» этого рва под копытами коней своих сослуживцев.
На Бородинском поле между русскими и французскими позициями есть небольшая ступенька. Такой маленький геологический «сброс». Чуть выше колена высотой, пару километров длиной.
На все эти километры лежал завал из корпусов французской кавалерии, посланной здесь в атаку.
В реляции об этом сказано скромно: «Незначительные неровности местности коннице приходилось преодолевать с немалыми потерями».
В нормальном бою конница — любая, кроме, пожалуй, «тевтонской свиньи» и казачьей лавы, атакует россыпью. И это — оставляет «забору» шанс.
Понятно, что русские «заборы» битв не выигрывают. Их боевая задача — по известному приказу Сталина: «Ни шагу назад». Умереть, не сходя с места.
Чтобы растянуть этот процесс, в княжеских и боярских дружинах появляются лучники.
Лучники в Европе — от древних персов до английских йоменов — второй сорт. Какие-то вспомогательные, иррегулярные, плохо-оплачиваемые отряды.
Ну какие они воины, если не держат строй, не сходятся с врагом грудь в грудь? Трусы, слабаки, бабы… Стрельнул издалека, чтоб его не поймали, и спрятался за спины настоящих мужчин.
Александр Македонский, поставивший в свою армию две тысячи критских лучников, проявил невиданное вольнодумство.
Но этого либерализма хватило ненадолго — при разгроме персов ему в плен попал командир скифского отряда. Молодой скиф несколько перебрал греческого вина и порассказал лишнее. Поняв, что тактике конных стрелков македонцам нечего противопоставить, Александр в ярости убил пленного.
Княжеское, благородное отношение к войне требует славы в форме удачного удара мечом, копьём, топором.
В Липицкой битве летописец специально отмечает, что Мстислав Мстиславич трижды проехал насквозь строй противника, убивая суздальских ополченцев боевым топором на кожаном ремне. Этакий аналог Молота Тора, «бумеранг на верёвочке».
А вот стрельба из лука для русских аристократов — забава. Оружие охотничье, но не боевое.
«Сын подумал: добрый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук,
Со креста снурок шелковый
Натянул на лук дубовый,
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины».
Князь Гвидон подрабатывает лучником просто потому, что очень кушать хочется.
Илья Муромец бьёт Соловья Разбойника стрелой. Но это не столько бой, сколько тоже охота: поймать злобную зверушку — лесного разбойника.
Об отрядах лучников в русских войсках в летописях всего два-три упоминания. А ведь именно лучники первыми приняли на себя удар тевтонской «свиньи» в Ледовом побоище.
Короче: не благородное это дело — издаля убивать. Благородно — чтоб вражья кровь тебе в морду брызгала.
Я не брезглив — могу и помыться. Но… Зашибут ведь!
Ещё здесь есть понятие: «честь». Тема, столь любимая для рассуждений попаданцев из 21 века.
Как поют мушкетёры, частично, за 20 лет, растеряв юношеские иллюзии:
«Зависит всё, что в мире есть,
От поднебесной выси,
Но наша честь, но наша честь
От нас одних зависит».
Это ещё одна иллюзия. Которую тоже предстоит потерять.
«Честь» — зависит от социума. От того, что именно — «здесь и сейчас» данная социально-культурная группа называет этим словом.
Д'Артаньян, безусловно, бесчестный человек — он соблазняет замужнюю женщину. Он плохой христианин — за этот грех ему гореть в аду. Ему не место в приличном обществе. В 19 веке Тургенев пишет: «В Германии развратная шалость закроет двери всех приличных домов».
Он же — государственный изменник по нормам своего 17 века. Ибо, в истории с подвесками, препятствует наказанию преступницы, нанесшей ущерб чести короля — достоянию Франции.
Он же — сводник. Ибо способствует общению между замужней женщиной и её любовником.
О какой «чести» применительно к развратнику, изменнику, своднику… может идти речь?
Добавьте отягощающие: «два или более раз…», «в составе группы лиц…», «по предварительному сговору…»… Только — плаха. С чувством глубокого удовлетворения от исполнения безусловно справедливого наказания у всех присутствующих.
Парадокс: Дюма, воспевая традиционные мужские ценности (отвагу, дружбу, любовь к женщине), разваливает при этом традиционные общественные.
Процесс запущен, и в 21 веке Франция узаконивает однополый брак.
«Что с человеком не делай — он упорно ползёт на кладбище». А куда «упорно ползёт» человеческое общество?
В «Святой Руси» успеха можно добиться только использованием технологий, освящённых традицией. Иное — бесчестье.
Бесчестный человек сталкивается с отторжением всего общества. Он превращается в мишень не только для обсуждения бабушек на скамейке у подъезда. Каждый герой, каждый борец за справедливость, каждый, в котором тлеют «души прекрасные порывы», стремится уничтожить попаданца, это «чудовищное богомерзкое бесчестное исчадие».
«Змей Горыныч на колени пал, Добрыня его левой рукой к земле прижал, а правой рукой плёткой охаживает. Бил, бил его плёткой шёлковой, укротил, как скотину, и отрубил все головы» — вот нормальный уровень общения.
Принцип — «победителей не судят» — не наш принцип.
Купца Калашникова за победу в кулачном поединке засудили на смертную казнь.
За «бесчестие», неспортивное поведение — нанесение запрещённого удара в голову противника со смертельным исходом.
Всякий попаданец — бесчестен. Что дон Румата со своей металлопластиковой кольчугой и золотом из опилок, что Янки, выходящий на рыцарский турнир с парой шестизарядных револьверов.
Твен снова удивляет: Янки, кажется, единственный из попаданцев, который осознанно, целенаправлено издевается над рыцарством, над благородством, над честью. В туземном понимании этого слова.
