Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — Вильдграф
Удары все еще сотрясали землю, но все реже и реже. Я несся, иногда даже задевал мордой землю, пока не показался кустарник, но и тогда я изображал стрижа над поверхностью озера, чиркая пузом по верхушкам. В конце концов влетел в мелкий лесок и затаился под разлапистыми ветками, страстно надеясь, что либо маскировочная окраска спасет, либо убойная дальность Ледяных Игл и прочей дряни не так уж и бесконечна.
Ночью деревья выглядят огромными и страшными, среди ветвей что-то хищное скрипит зубами и царапает кору когтями, но к утру погасли светлячки, между деревьями посветлело, мир стал добрее и безопаснее.
Отдрожавшись, я осторожно выбрался из леса, от страха весь из себя незримник до такой степени, что уж и не знаю, кто меня увидит.
В спину дул порывистый ветер, я вышел на дорогу, мелкие караваны везут в город мясо, рыбу, сыр и молоко. Погонщики мулов оглядываются, указывают пальцами на исполинскую грозовую тучу, под тяжестью которой прогибается горизонт. Она так целеустремленно ползет в нашу сторону, что я уже поверил в близкий дождь, редкость в этих краях.
Никто особенно не обратил на меня внимания, беспечно живут, но на подходах к дворцу я вышел из незримности, все равно продвинутая стража заметит, а это чревато. Ланаяна не видно, но почти такой же блестящий латами и начищенными поножами его сменщик коротко и умело разводил стражей, меняя караулы.
Я прошел через боковые ворота, стражи только смерили меня угрюмыми взглядами. Но по дороге через сад из-за роскошных декоративных деревьев окликнул насмешливый холодный голос:
— После ночных подвигов в постели прачки герой возвращается набраться сил?
Принцесса Элеонора, прекрасная, как звездное небо в лунную ночь, вышла на аллею с букетом цветов в руках. Я залюбовался на ее слишком красивое вплоть до невостребованности лицо, в темных глазах вечный вызов и одновременно странный зов, такое дано услышать очень немногим.
— Зато не убиваю цветы, — огрызнулся я. — Им же больно!
Она поморщилась.
— Я указала садовнику, чтобы срезал слабые, они забирают соки у сильных. Иначе погибнут те и другие.
Я буркнул:
— Разумно. Кстати, я тут какую-то хрень подобрал. Думаю, не ваша ли?
Она нахмурилась, когда я раскрыл вещевую сумку, но оттуда ударил неистовый блеск драгоценных камней. Она невольно ахнула, глаза расширились, а дыхание замерло в груди. Я видел, как ее завороженный взгляд перебирает сокровища, затем рука ее резко метнулась вперед, пальцы выхватили рубин в виде головы дракона. Тонкая цепочка заструилась по пальцам, как почти незаметная струйка чистейшей воды.
— Что это?… Это же Камень Рортега! Я кивнул.
— Да, я так и подумал. Рад, что сумел вам вернуть. Она подняла голову, на лице сильнейшее потрясение, в глазах буря, я наслаждался, видя, как тысячи выражений сменяют друг друга.
— Где вы его взяли?
Я посмотрел на нее, как на красивую дурочку.
— Как где? Вы же сами мне указали башню мага! Вернее, я сам про нее спросил, больно красивая, а вы наябедничали, что тамошник у вас спер эту штуку, а вы его не успели прибить за такую наглость… Вот я и того, мимоходом заскочил, все и всех побил, порушил, это я просто обожаю, ломать так интересно, как-нибудь попробуйте крушить все в комнате… лучше в чужой — красотища! А эту штуку захватил для вас.
Она отшатнулась, глаза расширились так, что я увидел уже не всевластную принцессу, будущую королеву, а крайне изумленную женщину.
— А что… колдун?
Я отмахнулся.
— Я ж говорю, оказал некоторое неадекватное сопротивление.
— И… что?
— Был убит, — ответил я со скорбным вздохом, — при попытке покончить с собой. Наверное, ему стало стыдно своего поступка. А так я вообще-то лишаю жизни только при острейшей необходимости. Вот у вас тут надо бы почти всех в ад… а я, видите, какой тихий?… Просто птенчик. Никого и пальцем. Ну, почти никого.
Она прошептала:
— Невероятно…
— Что? — удивился я. — Пара пустяков. Кстати, это тоже заберите…
Она смотрела настороженно, как я снял с горловины вещевой сумки стягивающий ее кожаный шнурок. Кожаная пасть раскрылась, как кимберлитовая воронка. Сияющий сноп радостного огня и света уже не бил прямым столбом, а превратился в сверкающее море.
Она ахнула.
— Откуда у вас такое?
— Блестяшки? — ответил я безмятежно. — Для ворон, сорок и женщин.
Она не двигалась, просто застыла, как статуя из благородного мрамора, когда я небрежно, словно вытряхиваю пойманного котенка, перевернул сумку. На землю с легким стуком и пощелкиванием хлынула разноцветная лавина драгоценных камней.
— Откуда… — повторила она потрясенно, почти на грани обморока, — откуда у вас… такое?
Я потряс сумку, чтобы никакой камешек не застрял в складках, бережно расправил ее и, свернув в трубочку, подвязал к поясу.
— Да как и всегда, — ответил я равнодушно и зевнул. — Рутина… Берите, берите! Женщины и сороки любят блестящее? А эти камешки так играют. Хватайте скорее, а то сороки налетят… Еще вороны подоспеют, конкуренция на марше.
Она смотрела непонимающе то на россыпь драгоценных камней, то на меня, а я гордо расправлял плечи и делал красивое лицо героя, отважного и благородно туповатого.
— Вы хоть понимаете, — прошептала она, — сколько это все стоит?
— Вы стоите больше, — сказал я галантно. — Так что красивое пусть идет к красоте. Простите, ваша светлость, я пошел отсыпаться. Ночка в самом деле выдалась… интересная.
Я повернулся уходить, она вскрикнула мне в спину, надеюсь, все еще прямую и с развернутыми плечами:
— Вы не должны отказываться от такого богатства! Я ответил, не оборачиваясь:
— Богат тот, кто дарит.
ГЛАВА 12
Я свернул за деревья и готовился пересечь параллельную аллею, а оттуда прямая дорога в гостевой домик, в это время из дворца вышел ярл Элькреф, остановился, ослепленный ярким солнцем, прикрыл рукой глаза, мигая и морщась. Пока он давал глазам после полутьмы внутренних помещений дворца привыкнуть к залитому сверкающим золотом саду, я сам всматривался в него, еще не решив, на какую чашу весов его поставить.
Выглядит он большим горожанином, чем сами горожане: подчеркнуто чист, выбрит, ухожен, в опрятной одежде свободного покроя, рубашка с длинными рукавами укрывает даже запястья, не разглядеть, тощий или толстый, штаны из тончайшей ткани с узором, пояс тонкий, чуть ли не женский, украшен мелким бисером.
Насколько я заметил, говорит и двигается сдержанно, следит за каждым словом, ни разу не повышал голоса, на лице всегда приятная улыбка общительного и коммуникабельного человека. Представить, что такой может вскочит на неоседланного коня и помчаться по степи, немыслимо.
