Майя Ахмедова - Ледяная Королева
Кап-кап-кап…
Жаром крови своей лед в воде растоплю…
Сверху мне было прекрасно видно, как от колеблющегося светового круга, в центре которого я, замерев, напевным речитативом выводила невесть откуда пришедшие на ум слова, потянулась извилистая стежка, словно кто-то, оставаясь невидимым в этой плотной — хоть ножом режь — мгле, тянул за собой по сильно пересеченной местности ярко светящуюся нить. Или же свет и тепло, наполнявшие мир живых, ручейком пробивались наружу, медленно и верно протаивая себе путь в нужном направлении сквозь леденящий мрак.
И ни холод, ни мгла надо мною не властны!
Все равно — в жаркий полдень и в стылую ночь
На край света пройду по дорогам опасным,
Чтобы руку подать и вернуться помочь…
Тонкий ручеек яркого золотисто-зеленого света, вдоволь попетляв среди невидимых препятствий, остановился, коснувшись неровной границы потустороннего леса. От него отделился пульсирующий световой сгусток и плавно взмыл вверх, разгораясь все ярче.
Я звездой путеводной вспыхну во мраке,
Сквозь пространство и время тебя проведу.
Не жалея тепла и не ведая страха,
Разгоню темноту и беду отведу…
Одинокая поникшая фигурка, устало бредущая в никуда, остановилась. Дин медленно поднял голову, словно к чему-то прислушиваясь, оглянулся раз, другой и неуверенно шагнул в нужную сторону. Мой голос обрел небывалую силу; казалось, от звуков начинает вибрировать все видимое и невидимое пространство. Дин, поминутно останавливаясь и прислушиваясь, все увереннее двигался к «нашей» стороне леса, где ждал его светящийся шар-проводник, мерцающий в такт биению моего сердца. Все силы Запределья теперь не могли помешать выбраться из ледяных дебрей душе, за спасение которой я не раздумывая отдала бы свою… К счастью, этого не потребовалось.
Ты услышишь меня даже в чуждой Вселенной,
Я не голосом — сердцем тебя позову.
Ты во сне уходил по дороге забвенья,
Но вернуть я сумею тебя наяву!..
На краю леса деревья росли реже. Дин — откуда только силы взялись! — припустил бегом и… рухнул как подкошенный, ударившись о сгустившуюся на границе двух миров мглу, как о толстое стекло. Сердце отозвалось резкой болью, сжалось на миг и забилось так, что запульсировал весь круг света, защищавший от мрака мою напряженную как натянутая струна фигуру. Дин медленно поднялся, потряс головой, постоял, оценивающе оглядывая стену непроглядной темноты, потом решительным жестом приложил к ней обе ладони. Сгусток света опустился ниже и замер со своей стороны границы на уровне рук принца. Некоторое время ничего не происходило, но в какой-то момент стена мрака словно всколыхнулась и пошла тяжелыми волнами от уже вполне заметного углубления, образовавшегося там, где отчаянно пульсировали встречными потоками тепла руки принца и ослепительно-яркий световой шар…
И вот уже неровный искрящийся контур обозначил границы сооруженной совместными усилиями «проталины» подходящих размеров. Дин встряхнул кистями, словно избавляясь от обрывков липкой темноты, проскользнул в проем и протянул руки вперед. «Светлячок» засиял еще ярче, резко взмыл вверх, заставив скрюченные ветви отпрянуть в разные стороны, словно в испуге, и плавно опустился в подставленные ладони.
Боль медленно уходила из моего сердца, давая возможность перевести дыхание, а Дин уверенно продвигался шаг за шагом по мерцающей стежке, все дальше и дальше уходя от хищных ледяных ветвей, жадно потянувшихся вслед. Идти было совсем нелегко, будто что-то невидимое продолжало его удерживать. Я крепче сжала руки — кровь брызнула из проколотой вены и зацедилась тонкой струйкой. Сердце в груди забилось так, что меня начало пошатывать, но я только сильнее стискивала зубы, отсчитывая про себя удары, в такт которым пульсировал теплым живым светом сгусток энергии в ладонях принца…
Содержимое лохани быстро приобрело насыщенный красный цвет, который становился все гуще по мере того, как укорачивалась мерцающая во мгле стежка, выводившая к свету заблудшую душу. Вот вода пошла круговыми волнами, только почему-то не наружу, а, наоборот, от краев к середине, и стала собираться в закрученный столб, растущий кверху. Последнее, что я помню, — свое удивление по поводу того, как из небольшого количества воды смогло получиться подобной высоты сооружение. И еще — как зыбкая громада, вымахав под самый потолок, вдруг вспыхнула ослепительным изумрудно-золотистым светом…
Сознание возвращалось медленно, неуверенными толчками, словно раздумывая, стоит ли вообще это делать. Первые ощущения были совсем не из приятных: в глазах как будто насыпано по килограмму песка, в сердце поселилась тупая, ноющая боль, а мышцы занемели до деревянного состояния. Мне потребовалось еще некоторое время, чтобы понять, что я лежу, неудобно изогнувшись, на чем-то теплом, но не очень мягком и машинально к чему-то прислушиваюсь. Правая ладонь подсунута под щеку, а по левой руке шлепает чей-то мокрый горячий язык.
— Серый, ты что, не ужинал? — Глаза упорно не хотели открываться, отвечая на каждое движение век режущей сухой болью. — Еще покусайся!..
— Между прочим, завтрак давно готов, а ты все валяешься!
— Как — завтрак? Хочешь сказать, что уже утро?!
— Ну не знаю, как у вас называется время после восхода солнца, а у нас — именно так! — ехидно фыркнули мне в самое ухо.
— А почему ты меня раньше не разбудил?! — вознегодовала я, припомнив кое-какие дела, которые собиралась уладить перед сном.
— Я пытался, — хихикнул собеседник, — но после того, как ты, зверски рыча что-то совсем неприличное, показала мне кулак, а потом средний палец, я решил, что нашей светлости вполне удобно и так! Дин, кстати, тоже не возражал…
— А он-то тут при чем?!
Сухая резь под веками понемногу стихала, и я наконец-то рискнула открыть глаза. Распахнула их во всю ширь… и тут же зажмурилась опять, отказываясь поверить в увиденное. В принципе, ничего такого страшного я не узрела, просто встретила взгляд ясных сапфировых глаз, которые почему-то находились очень близко и пристально разглядывали меня в упор с каким-то недоверчивым интересом.
В следующий момент я осознала, что лежу на левом боку почти поперек торса своего подопечного, прильнув к забинтованной груди и закинув свободную руку ему на правое плечо. Знакомый звук, что так навязчиво ломился в уши, — это, вне всякого сомнения, стук его странного сердца, причем, как я тут же отметила про себя, идеально работающего…
