Роман Терехов - Авантюрист
Яростно закивал. Сразу всплыла подробность — в случае с «полным» лейтенантом слово «первый» опускается. А если ты числишься младшим по званию, то добавлять «второй» в обращении и в документах обязательно. Наука!
— Бывают первый лейтенант и второй. Иногда и третий. И всякие их подвиды, тут выдумывать себе приставки «наши благородия» горазды. Второй лейтенант тоже величина не малая, ведет в бой два взвода или занимает всякие разные должности. Это мы все про пехоту, фиксируешь? Старшинство между офицерами одного звания определяется, кто раньше это звание получил. Ты уже год «прозябаешь», и для своры обормотов, купивших патенты в начале Грымской кампании, ты уже ветеран.
— Неужели не отличить от настоящего? — Я повертел листок, любуясь переливами защитного плетения. Кто бы мог подумать, хоть и самозваный, но барон и офицер!
— Ну почему же? Я знаю пятерых господ, что сделают это с ходу. И тебе даже не потребуется доставать документ. Но все они не покидают пределов островной части Империи. Здесь немногие могут заподозрить подделку, и то, если ты сам дашь серьезный повод. Эта технология за гранью доступного для абсолютного большинства дипломированных магов, не говоря про самоучек Скверны. Поэтому имперские документы вне подозрений.
— Ага, подловят на пробелах в легенде, поднимут архивы, списки. Нет?
— На номерок документа глянь, он там не просто так. Канцелярия князя Белоярова продает их больше, чем мальчишка-разносчик горячих пирожков в базарный день. Служит в войсках треть от тех, кто числится. И это в лучшем случае. Бланки патентов подлежат строгой отчетности, но по ряду причин встречная проверка маловероятна. Большинство покупателей офицерских патентов Армии Освобождения — состоятельные люди без прошлого, кому не нашлось места в цивилизованном Юниленде. Теперь ты один из этих авантюристов.
Новость стоила того, чтобы за нее выпить. Я переживал, как бы мне половчей легализоваться, а тут такой оборот! И заманчивая перспектива маячит.
— Спасибо тебе, добрый человек.
— Не перебивай. Благодарить будешь, когда научишься сам гамионы «варить». И не палиться на сбыте, — Ральф вдруг замялся, словно сболтнул лишнее, но, как и подобает имперскому нобилю, сделал вид, что так было задумано. — Вот научу тебя со «стекляшками» работать…
Через глоток бутылка показала дно. И тут мне стало тепло, даже жарко. Свет, исходящий от костра, затопил все вокруг, ударил по глазам, проник внутрь моего существа, распыляя его на атомы.
Очнулся от лютой тряски, словно тело мое распласталось по поверхности гигантского сита, а непросеянные каменюки периодически били в спину. Как же болела подстреленная лопатка! Дергающая боль расходилась по венам, отдавая в легкое. После тишины мертвого леса неудержимым цунами ворвались в мой разум всевозможные звуки: топот множества ног и копыт, стук колес по утоптанной каменистой дороге, шум снаряжения, команды и обрывки фраз на русинском, стоны раненых. Болтанка и липкая духота усиливали тошноту, зрачки никак не могли поймать фокус, чтобы затуманенное сознание наконец обрело точку отсчета и приступило к продуктивной деятельности.
Туман перед глазами превратился в пробитый пулями парусиновый полог. Прежде чем до меня окончательно дошло, что мое бренное тело болтается поверх грузов в фургоне, словно та самая субстанция в проруби, как внутрь просунулась голова в стальном шлеме с козырьком и гребнем, а за ней широкие плечи в легких кожаных доспехах. Вторженец развернулся ко мне лицом. Буян! Как же я обрадовался его протокольной роже!
— Кто командует? — прохрипел я, едва мастер-стрелок снял стальной шлем и приблизил ухо к моим губам. Левая щека от угодившей щепки припухла и, мерзавка этакая, давала о себе знать при каждом слове.
— Кадет Белов, — ответил он и поднес мне горлышко солдатской фляги.
Сделал жадный глоток воды, отдышался. Слава богу, не плен. И мы все-таки победили!
— Доложи обстановку, мастер! — потребовал я, ворочаясь на жестком и тряском ложе — стопке солдатских одеял, брошенной поверх деревянных ящиков. Я испытывал законное желание контуженого командира узнать, с каким счетом разгромили супостатов.
— С нами тридцать четыре бойца. Обозных ратаев двадцать один. Всего девять раненых, двое из них тяжело. Взяли картечницу, много оружия и провианта. Еще десять малых двухколесных повозок взято, фургон этот, да еще два десятка куланов с грузом. Двигаемся по тропе к ущелью.
— Что важного пропустил? — Силы возвращались, и Буяну уже не требовалось прислушиваться к моему шепоту. Очевидно, я самым позорным образом пропустил штурм башни, освобождение пленных и много чего еще.
— Башню взяли, пленных освободили. Бой был на тракте у поворота на воровскую тропу. С ходу сшибли банду голов двадцать. Те шли к Длани. Нас подпустили близко. Господин кадет скомандовал. Дали мы залп-другой, да в штыки бросились. Они и опомниться не успели. Никто не ушел. Лютовали ребятушки после ихнего гостеприимства. В куски псов рубили, иных оттаскивать пришлось и вот… — Мастер показал сбитые костяшки пальцев. — А едва на тропу свернули, как за нами увязались еще одни. Белов взял дюжину стрелков, встретит проклятых.
Хмеля в голове как не бывало, словно не я пил с Ральфом, а кто-то другой. А компресс мне бы сейчас не помешал — растрясло кости нереально, мутило порядком, а слабость сковала по рукам и ногам.
Кряхтя, полез наружу. Сухонький возница со сморщенным, как печеное яблоко, лицом пожелал мне «доброго здоровьица» и подвинулся, пропуская нас. Буян спрыгнул пружинисто и практически бесшумно, несмотря на доспехи и пистолеты за поясом. Каменистая земля лягнула меня в подошвы, но мне удалось устоять. Замутило так, что горечь добралась до горла, «старую» рану под лопаткой пронзило острой болью, а новая от кошачьего укуса на ляжке полыхнула жарким пламенем. Усилием воли вернул себя в действительность. Отдышался, отер выскочившие на лбу бисерины пота, опираясь другой рукой на пробитый пулями деревянный борт фургона. Хорошо хоть предупредительный возница тормознул четверку куланов со впалыми боками и лоснящейся рыжей шкурой.
— Выходит, правду сказал тот… тайный, — я почесал затылок левой рукой, тщетно пытаясь усилить мыслительный процесс. С этими словами оглядел окружающий мир, показавшийся мне особенно ярким после «смертника» покойного мага.
— Выходит, что по тракту не пробиться. И госпожа нам сказала так. И тот. А откуда ему-то было ведомо?
— Где он, кстати? Пора бы познакомиться, так сказать, в более другой обстановке.
— Когда мы вошли, его не было! — сообщил Буян, вновь переживая недавнее удивление. — Слуги и бабы ихние мертвые лежали. Видно, кого мы в бойницы побили, а других он зарезал да пострелял. Кровь свежая, ворота открыты. А сам пропал, как и не было!
Мастер-стрелок неуловимо пожал плечами под толстой кожей кирасы и на пару секунд сделался задумчив. В чувство его привела ветка куста, хлестнувшая по лицу.
«А чего ты ожидал, Богдан? — говорил я сам себе. — Что к твоей команде присоединится элитный боец и поможет одолеть супостатов? А ты не думал, что у него своя задача и твое появление на сцене, возможно, помешало ему внедриться к врагу? У супердревича свой путь, а у тебя особая миссия, парень».
Тропу, названную «воровской», с обеих сторон плотно обступал густой подлесок, едва тронутый дыханием осени. Просвет между деревьями свидетельствовал, что уже за полдень. Следовало сориентироваться во времени, для чего обратился к часам в браслете. Итак, пространственно-временная ориентация была восстановлена: минуло два часа дня, отряд уверенно двигался по тропе от тракта Висельников к ущелью Рока. Поставил себе в «оперативной памяти» галочку — непременно поискать среди трофеев карту.
Извлек револьвер из расстегнутой кобуры, проверил наличие пуль в каморах и заряд камня. Вернул готовое к бою оружие назад, но кобуру не застегнул. Тело разогрелось. Идти стало легче, если бы не раны и гнетущее чувство неизвестности, то происходящее малым отличием можно счесть туристическим походом. Или продолжением ролевой игры.
— Где Молчун?
— Его господин Белов на болото отправили за Фомой и ранеными. Пятеро с ним, еще тягло и куланы.
Мастер-стрелок пустился в объяснения, что встреча с группой Молчуна оговорена в известном ему месте, что тот ушел сразу от крепости по нашим следам и «должон» успеть к месту встречи первым. Если обстоятельства — понимай «враги» — позволят, то там же отряд и заночует. А потом Буян рассказал, что рядовой Трындец героически погиб, когда тащил к зиндану лестницу. Это его подстрелили из донжона.
— Всего пулями испятнали, — с горечью в голосе произнес русин. — Он лестницу двигал, а они били и били…
Помолчали под скрип колес и крики возницы, жалея всеобщего любимца. Но это война, а она только кровью солдатской сыта бывает.
