Дэвид Эддингс - Обретение чуда
Силк весело рассмеялся.
— Небольшое недоразумение, Эшарак, — пояснил он, — просто проверял, настолько ли умны толнедрийцы, как о них говорят, и, возможно, кое-где превысил предел дозволенного, а они это обнаружили. Но поверь, все обвинения, выдвинутые против меня, — ложные.
— Как же тебе удалось убежать? — спросил Эшарак. — Солдаты короля Тора Эргаса чуть не снесли с лица земли всё королевство, пытаясь тебя разыскать.
— Случайно встретился с благородной дамой из рода таллов, — пояснил Силк, — удалось убедить вывезти меня через границу в Мишарак ас-Талл.
— Вот как, — еле заметно улыбнулся мерг, — таллские дамы, как всем известно, легко поддаются уговорам.
— Но сами крайне требовательны. Ожидают платы полной мерой за любое одолжение. Я убедился, что от неё скрыться гораздо труднее, чем из Ктол Мергоса.
— Ты по-прежнему выполняешь подобные задания для своего правительства? — небрежно спросил Эшарак.
— Они со мной и разговаривать не желают, — мрачно признался Силк. — Эмбар — торговец пряностями был им нужен, а вот Эмбар — бедный возчик… совсем другое дело.
— Конечно, — согласился мерг, но что то в его тоне явно показывало: он не верит сказанному. Потом мельком, безразлично взглянул на Гариона, мальчик ощутил странный толчок, будто увидел старого знакомого. Сам не понимая почему, он мгновенно понял: этот Эшарак из Рэк Госка знал его всю жизнь. Взгляд этот был знаком — множество раз за те годы, что рос Гарион, глаза их встречались — Гарион рос, а Эшарак, всегда в чёрном плаще на чёрной лошади, пристально наблюдал за мальчиком, а потом исчезал.
Гарион ответил бесстрастным взглядом, и едва заметная тень улыбки промелькнула на испещрённом шрамами лице мерга.
В комнату возвратился Минган.
— На ферме около Медалии хранится запас окороков, — объявил он. — Когда ты намереваешься быть в Меросе?
— Через пятнадцать-двадцать дней, — ответил Силк.
— Ну что ж, поручаю тебе переправить эти окорока в Мерос. Семь серебряных ноблей за фургон.
— Толнедрийских или сендарийских? — поспешно спросил Силк.
— Здесь Сендария, достойный Эмбар.
— Мы граждане мира, благородный торговец, — указал Силк, — и всегда расплачивались друг с другом толнедрийскими деньгами.
— Ты всегда был сообразителен, достойный Эмбар, — вздохнул Минган. — Хорошо. Толнедрийские нобли, только ради старой дружбы и потому, что я скорблю о твоих невзгодах.
— Может, ещё встретимся, Эмбар, — пообещал Эшарак.
— Может быть, — согласился Силк, подталкивая Гариона к выходу.
— Скряга, — пробормотал он, очутившись на улице, — такса десять ноблей, не семь.
— А что насчёт мерга? — спросил Гарион, снова, как и раньше, почему-то опасаясь говорить о странной, непонятной связи, существующей между ним и тёмной фигурой, у которой наконец-то появилось имя.
Силк пожал плечами.
— Понял, что я неспроста отправляюсь в Мерос, но ничего не знает и, насколько могу понять, сам задумал какую-то штуку. У меня таких встреч десятки были. Пока наши цели не совпадают, мы друг другу мешать не будем. И я, и Эшарак — оба профессионалы.
— Ты очень странный человек, Силк, — сказал Гарион. Силк весело подмигнул мальчику.
— Почему ты и Минган спорили о деньгах?
— Толнедрийское серебро немного чище, поэтому ценится больше, — пояснил Силк.
— Понятно, — протянул Гарион.
На следующее утро все вновь расселись по фургонам и доставили репу на склад драснийского торговца, а выгрузив мешки, отправились из Даримы на юг.
Дождь перестал, но утро было холодным и облачным. На вершине холма Силк повернулся к сидевшему рядом Гариону.
— Ну ладно, — сказал он, — давай начнём, — и задвигал пальцами у лица мальчика. — Это означает: «Доброе утро».
Глава 8
После первого дня путешествия ветер выдохся; появилось бледное осеннее солнце. Их путь лежал вдоль реки Дарины, бурного потока, сбегавшего с гор и впадающего в залив Чирека. Местность была холмистой и поросшей лесом, но лошади легко тащили пустые фургоны.
Гарион почти не обращал внимания на проплывающий мимо пейзаж, пока они проезжали долину Дарины. Внимание его было полностью поглощено пальцами Силка.
— Не кричи! — наставлял тот.
— Не кричи? — озадаченно повторил Гарион.
— Не делай размашистых жестов, не маши руками без толку. Главное, чтобы окружающие не обращали на тебя внимания.
— Но я только упражняюсь, — защищался Гарион.
— Лучше сразу учиться правильно, чем потом избавляться от вредной привычки. И не бормочи.
— Бормочи?
— Точно изображай всё, что хочешь сказать. Не торопись. Скорость приходит со временем.
На третий день их беседа уже состояла наполовину из слов и наполовину из жестов, и Гарион даже чуть-чуть возгордился.
Вечером путешественники свернули с дороги в рощицу высоких кедров и, как обычно, выстроили фургоны полукругом.
— Ну как идёт учение? — спросил Волк, спрыгивая на землю.
— Продвигается, — заверил Силк. — Думаю, дело пойдёт быстрее, когда мальчик поумнеет и не будет лепетать как младенец.
Гарион был уничтожен. Бэйрек, тоже спустившийся с фургона, засмеялся:
— Я часто думал о том, как полезно знать этот тайный язык, но руки, привыкшие работать мечом, загрубели и недостаточно ловки.
Вытянув вперёд огромную ручищу, он потряс головой.
Дерник понюхал воздух.
— Ночью холодно будет, — объявил он, — ещё до утра выпадет снег.
Бэйрек, последовавший его примеру, кивнул:
— Ты прав, Дерник. Нужно разложить большой костёр. Порывшись в фургоне, он вытащил топор.
— Смотрите, всадники! — воскликнула тётя Пол, всё ещё сидевшая наверху.
Остальные, мгновенно замолчав, прислушались к тихому цокоту копыт на дороге, с которой только что съехали.
— Не меньше чем трое, — мрачно проворчал Бэйрек, отдал топор Дернику и полез обратно за мечом.
— Четверо, — уточнил Силк, подходя к своему фургону и тоже вынимая меч.
— Мы достаточно далеко от дороги, — заметил Волк, — и если будем вести себя тихо, они проедут мимо.
— От гролимов не скроешься, — предупредила тётя Пол, — они видят не глазами.
И быстро сделала два жеста, которых Гарион не понял.
— Нет, — просигналил Волк, — давай лучше…
Последовал очередной странный жест.
Тётя Пол на мгновение всмотрелась в него и кивнула.
— Все сидите смирно, — приказал Волк и, нахмурясь, обернулся лицом к дороге.
Гарион затаил дыхание. Стук копыт всё приближался. И тут случилось нечто странное: хотя мальчик сознавал, что должен бояться приближающихся всадников и исходившей от них угрозы, что-то вроде приятного дремотного оцепенения нашло на него, будто душа погрузилась в глубокий сон, в то время как тело застыло, а глаза безразлично следили за всадниками в тёмных плащах, проезжающими мимо.