Аманда Хемингуэй - Нефритовый Грааль
В выходные Анни обо всем рассказала сыну.
— Твой человек с пляжа еще не звонил, — сообщила она, — но, возможно, позвонит. Нужно просто ждать. Если он не захочет с тобой разговаривать, мы его не заставим: даже если бы и могли, это было бы нечестно.
* * *Заручившись разрешением Бартелми, Натан, Джордж и Хейзл всю субботу прочесывали Торнхилл в поисках пропавшего документа. Двое последних не то чтобы горели энтузиазмом, однако перспектива отведать стряпни хозяина дома перевесила нежелание трудиться. Ко второму завтраку Бартелми сам испек печенье с корицей и шоколадной стружкой, а на обед пожарил рыбу; за ней последовали его собственного приготовления земляничное мороженое и глазированные сдобные булочки к чаю. В промежутках между приемами пищи дети простучали панельную обшивку в надежде, что в ней найдутся полости, перерыли антресоли и некоторые из наиболее темных кладовок.
Бартелми не стал показывать им тайник в дымоходе, а Натан не стал о нем упоминать, сообразив, что сама информация о его существовании — не для всех; зато они нашли другой шкаф, спрятанный под лестницей, достаточно просторный даже для того, чтобы туда поместился человек. А на чердаке друзья раскопали неполный комплект ржавых доспехов, сундук старомодного тряпья, потемневшее столовое серебро и набор фарфоровых супниц, которые в свое время, должно быть, составляли часть гораздо более обширного сервиза. Хейзл пришла в неописуемый восторг от муфты из серого меха — шиншиллы, как определил Бартелми, — хотя прекрасно понимала, что носить меха аморально. («Такая разновидность крысы», — пояснил он, чем, с одной стороны, умерил ее муки совести, а с другой — привлекательность самой муфты.) Еще исследователи обнаружили предмет, называемый астролябией, — некое наподобие старинного телескопа, и модель планетной системы — по идее, Солнечной, однако Бартелми заметил, что либо она весьма неточна, либо изображает вообще другую систему. И повсюду были бумаги: в коробках — больших и маленьких, в комодах, в давно не открывавшихся ящиках письменных столов. Натан нашел пачку любовных писем столетней давности, перевязанных выцветшей лентой, коричневые фотокарточки жеманных викторианских девиц, открытки с обнаженной натурой времен какого-то из Эдуардов, меню, списки покупок и одежды, сданной в прачечную. И нигде ни намека на запрещающую бумагу!
— На прошлой неделе Ровена перерыла все внизу, — сообщил Бартелми. — Она наверняка просмотрела книги, так что в них можете не заглядывать.
— Если бумага не в Торнхилле, — нахмурился Натан, — у вас есть предположения, где еще она может храниться?
— Ровена тоже меня об этом спрашивала, — ответил Бартелми. — Я предложил ей навести справки о семейном адвокате, при котором в последний раз применялся запрет, — она сказала, что такое было в конце девятнадцатого века. Конечно, вам все это покажется ужасной тягомотиной. Быть может, есть какой-нибудь тайник в лесах, например, на месте прежнего дома.
— Но ведь никто не знает, где оно! — возмущенно воскликнула Хейзл.
— А кто сказал, что будет легко, — спокойно отозвался Бартелми.
Поиски в лесу они решили оставить на завтра и разошлись по домам. Хейзл несла подаренную Бартелми муфту.
— Ничего страшного, если ты будешь носить старые меха, — успокаивал подругу Натан. — Вот покупать новые — неправильно.
По возвращении в книжную лавку Натана ждала дурная весть.
— Звонила Джиллиан Сквайерс, — сообщила Анни. — К сожалению, человек с пляжа не пожелал с тобой общаться. Он не захотел ничего слушать о внеклассных заданиях. Жаль, мой милый. Понимаешь, думаю, не следует на него давить. У того человека и так нет ни дома, ни денег, он в отчаянии: жизнь у него и без нас не сахар. Так что давай не будем ему ее усложнять.
«Да уж, — думал Натан, — жизнь не сахар, еще бы. Начать с того, что он оказался в чужой вселенной».
— Не возражаешь, если я сам позвоню миссис Сквайерс? Обещаю, что не стану донимать ее. Я лишь хочу выяснить… как функционирует система.
— Полагаю, тут нет ничего дурного, — все еще несколько сомневаясь, сдалась Анни.
Вечером, когда стемнело, Натан выбрался к чердачному окошку, чтобы взглянуть на звезду — это стало почти ритуалом, исполняемым каждый раз, когда он приезжал домой. Мальчик позаимствовал у Джорджа бинокль, но в него не удавалось разглядеть ничего нового. Натан представил себе затемненную комнату с вращающимися сферами и шаром в самом центре, из множества сегментов которого вырывался и затухал свет. Потом — изображение на потолке: его лицо, и взгляд, устремленный на звезду, быть может, именно теперь, в этот самый миг, — и белая маска, изучающая его снизу. Все это было невероятно.
И все-таки Натан верил. Сон и явь переплелись слишком тесно, чтобы их отвергнуть. Он обязан поговорить с человеком на пляже, человеком из иного мира…
* * *С разрешения Анни на следующее утро Натан позвонил Джиллиан Сквайерс.
— Извините за беспокойство, — вежливо начал он. — Мама сказала, что человек с пляжа не захотел со мной общаться. А не могли бы вы передать ему от меня кое-что? Вам мои слова покажутся немного странными, однако они впрямь важны. Если он не захочет говорить со мной и тогда, больше вопросов не будет. Только передайте ему…
— Я не знаю, что еще могу сказать, — любезно, но без энтузиазма ответила миссис Сквайерс.
Натан убедился, что мать его не слышит, и продолжил:
— Не могли бы вы передать ему, что я — тот, кто вытащил его из моря? Пожалуйста! Только это.
— Передать ему?.. Удивительно! Твоя мама ничего подобного не упоминала…
— Она и не знает, — торопливо заговорил Натан. — Я хотел сказать, что ее там не было. Я… правда не могу все сейчас объяснить. Ну, пожалуйста, скажите ему то, о чем я прошу.
— Ты все выдумал? — В голосе женщины зазвенел металл.
— Если так, — резонно возразил Натан, — то выдумка не помогла бы мне, верно? Ведь тогда человек с пляжа знал бы, что все происходило иначе? Он не захочет звонить мне, если это неправда.
— Верно, — согласилась миссис Сквайерс. — Отлично, я передам ему твои слова. Хотя…
— Спасибо, — поблагодарил Натан. — Большое вам спасибо.
Он повесил трубку, и в тот же миг в комнату вошла Анни.
* * *Потянулась неделя школьных занятий и ожидания. Натану снилась чаша, змеящиеся узоры, что расползаются, отделяясь от кромки, и шипение — шипение над самым ухом. Он проснулся, дрожа в лихорадке, и ощутил чувство стыда от того, что так восприимчив к собственному сну. Чтобы успокоиться, мальчик попытался поразмыслить, где может быть спрятана запрещающая бумага, и согласится ли человек с пляжа с ним разговаривать, и что сказать ему, если согласится. Наконец он принялся думать о вечеринке, на которую Хейзл хотела с ним пойти, — о вечеринке с дискотекой и о том, какой ужасной она окажется. Вдруг ему придется танцевать: девчонки станут сбиваться в стайки и хихикать, а Джейсон Викс будет подпирать стенку с ухмылкой на лице. Неприятная картинка, нарисованная воображением, как ни странно, подействовала на Натана успокаивающе. В мысли о Джейсоне Виксе было что-то благоприятное для нервной системы. Он мог разобраться с Джейсоном Виксом. Викс, дискотеки и хихикающие девчонки — все они были частью этого мира. А вот другими мирами — мирами сна и тьмы — управлять было значительно труднее.
