Джон Толкин - Властелин Колец
— Что-то это странновато, чтоб не сказать страшновато, — пробормотал Фродо, направляясь к своим спутникам.
Пин и Сэм лежали в траве пластом и ничего не видели; он рассказал им про непонятного всадника.
— Не знаю уж почему, но я был уверен, что он меня ищет или вынюхивает. И как-то мне очень не хотелось ему попасться. Странно все это: в Хоббитании никогда таких не бывало.
— Но что от нас понадобилось кому-то из большого народа? — спросил Пин. — И что он вообще забыл в этих краях?
— Люди вокруг имеются, — ответил Фродо. — Поговаривают, что в Южном уделе от них беспокойно. Но ни о чём подобном я никогда не слышал. Интересно, откуда он?
— Прошу прощения, — вмешался вдруг Сэм. — Я знаю, откуда он. Из Хоббитона этот чёрный всадник, ежели он только здесь один-единственный. И знаю даже, куда он путь держит.
— То есть как? — сурово спросил Фродо, метнув на Сэма изумлённый взгляд. — Знаешь, и не сказал?
— Да я только сейчас вспомнил, сэр, прошу вашего прощения. Оно ведь как было: я давеча к моему старику с ключами, а он мне и говорит: "Вот те раз, — говорит, — а я-то, дурак, думал, что ты уехал с мистером Фродо нынче поутру. Тут, понимаешь, приставал один: куда, говорит, делся мистер Торбинс из Торбы-на-Круче? А куда ему деться, уехал и всё тут. Я и послал его в Кроличью Балку, но он мне, понимаешь ли, здорово не понравился. Уехал, говорю, уехал мистер Торбинс и обратно не будет, так он на меня, представляешь, зашипел, ровно змей". "А он из каких был-то?" — это я у отца спрашиваю. "Да кто его знает, — говорит, — только уж точно не хоббит. Высокий такой и чёрный, наклонился надо мной и сопит. Небось дальний, из Большого народа. Выговор такой шепелявый". Особо-то мне было некогда отца расспрашивать, вы же меня ждали; ну, а потом позабыл вам сказать. Да и старик мой подслеповат, а этот когда подъехал, уже стемнело. Надеюсь, отец никакого вреда не наделал, да и я тоже.
— Да старик-то, что с него взять? — отозвался Фродо. — Я и сам слышал, как он говорил с чужаком, который про меня расспрашивал; даже собрался было пойти узнать у него, в чём дело. Жаль, не пошёл, и досадно, что ты мне раньше не сказал. Нам бы надо поосторожнее.
— А может, это вовсе и не тот всадник, — вмешался Пин. — Вышли мы тайком, шли без шума, не мог он нас выследить.
— А сопел да вынюхивал, как и тот, — сказал Сэм. — И тоже весь чёрный.
— Зря мы Гэндальфа не дождались, — пробормотал Фродо. — А может и не зря, трудно сказать.
— Так ты про всадника-то про этого что-нибудь знаешь? Или просто догадки строишь? — спросил у Фродо Пин, расслышавший его бормотание.
— Ничего я толком не знаю, а гадать боюсь, — задумчиво ответил Фродо.
— Ну, твоё дело, милый родственничек! Пожалуйста, держи про себя свои секреты, только дальше-то как будем? Я бы непрочь передохнуть-поужинать, но лучше возьмём-ка ноги в руки. А то мне что-то не по себе от ваших россказней про нюхающих всадников.
— Да, нам лучше не задерживаться, — сказал Фродо. — И давайте не по дороге, а то вдруг этот всадник вернётся, или другой объявится. Прибавим шагу: до Забрендии ещё идти и идти.
По траве тянулись длинные тонкие тени деревьев. Хоббиты придерживались каменистой россыпи слева от дороги, чтобы двигаться как можно незаметнее. Это было нелегко, потому что трава была плотной и кочковатой, почва неровной, а деревья стояли всё плотнее да плотнее.
Позади них багровое солнце клонилось к холмам, и вечерние сумерки начались прежде, чем путники миновали наконец длинный прямой отрезок дороги. С этого места основной путь уводил влево, к Йольским низинам и Стоку, но вправо отходила дорожка, которая, петляя, вела через древнюю дубовую рощу к Лесному Пределу. "Вот сюда мы и свернём", — сказал Фродо.
Недалеко от развилки хоббиты набрели на громадный рухнувший ствол. Дерево всё ещё жило, хотя его поломанная крона широко раскинулась по земле: на некоторых сучьях ещё сохранилась листва. Ствол был дуплистый, из-за чего, очевидно, и свалился когда-то с громким треском. Хоббиты забрались внутрь и устроились на подстилке из старой листвы и трухи. Они отдохнули, слегка перекусили, тихонько переговариваясь и время от времени прислушиваясь.
Когда они снова вернулись на дорогу, наступили сумерки. В сучьях пел западный ветер. Листва шелестела. Вскоре дорога начала постепенно, но неуклонно теряться во тьме. На тёмном востоке появились первые звёзды. Чтобы приободриться, хоббиты маршировали в ряд и в ногу. Постепенно, когда звёзды высыпали гуще и ярче, чувство тревоги оставило их, и они перестали напряжённо прислушиваться, не загремят ли копыта. Путники начали даже, как принято у хоббитов, когда они долго гуляют и особенно когда приближаются ночной порой к дому, тихонько напевать. В таких случаях обычно поются застольные песни или колыбельные, но сейчас друзья затянули песню странствий (конечно, не без упоминания об ужине и кроватях). Слова сочинил Бильбо Торбинс на старый, как горы, мотив и обучил этой песне Фродо ещё в те времена, когда они гуляли по тропинкам речной долины и говорили о его приключениях.
За каждым углом ждать могут пока
Огромное дерево или скала.
Пусть будет в камине огонь пылать,
Пускай под крышей готова кровать,
Но надо, но надо нам их повидать,
Пока не устали ноги шагать.
Цветы и деревья, листва и трава
Пусть мимо плывут, пусть мимо плывут!
Живые ручьи в зелёных холмах
Пусть рядом бегут, пусть рядом бегут!
За каждым углом ждать могут пока
Неведомый путь, потайные врата.
Сегодня, быть может, свернули мы вбок,
Но завтра, наверно, настанет наш срок
Пойти укромной тропой, что ведёт
От лунных краев до солнца ворот.
Боярышник, сливы, орехи и соты
Оставьте другим! Оставьте другим!
Песочек и скалы, ложбины и воды,
Махните вы им! Махните вы им!
Покиньте свой дом и взгляните кругом,
Любою тропинкой ступайте потом,
Пока не заблещут ночною порой
Лучистые звёздочки над головой.
Тогда повернитесь вы к дому лицом
И живо в постель отправляйтесь потом.
Туманы и сумрак, тучи и мгла
Не будут пугать! Не будут пугать!
Уютен свет лампы, и кухня тепла,
А там и в кровать! А там и в кровать!
Песня кончилась.
— Немедля в кровать! Немедля в кровать! — заорал Пин.
— Тише! — шикнул Фродо. — Как будто снова стук копыт.
Все трое замерли, вслушиваясь, словно тени. По дороге чётко разносился неторопливый цокот, пока ещё сзади, но все ближе — с подветренной стороны. Они тишком перебежали дорогу и юркнули поглубже в густую тень угрюмых дубов.
